– Кейтин в моей команде, Циана. Но это совсем не та команда, что в последний раз. Больше никакой секретности.
– Я так и поняла. – Отняла руку; Кейтин посмотрел, как та падает на белую парчу.
Она сказала – и Кейтин с Лорком оба подняли головы, едва она это сказала:
– Утром, когда я пришла в музей, прибыло сообщение тебе от Князя.
Они достигли конца галереи.
Она кратко полуобернулась к Лорку:
– Ловлю тебя на слове насчет секретности. – Ее брови – яркий металлический штрих.
Брови Лорка – металл с ржавчиной; штрих прерван шрамом. Однако же, подумал Кейтин, это у них явно семейное и наследственное.
– Он на Ворписе?
– Понятия не имею. – (Растянулась дверь, они шагнули в проем.) – Но он знает, что ты здесь. Разве не это важно?
– Я сел на космодроме полтора часа назад. Улечу вечером.
– Сообщение пришло час двадцать пять минут назад. Источник очень кстати искажен, операторы могут его отследить, но не без множества трудностей. Эти трудности сейчас преодолеваются…
– Не заморачивайся. – А Кейтину Лорк сказал: – Что он поведает на сей раз?
– Мы все вот-вот увидим, – сказала Циана. – Без секретности, говоришь. Я бы все равно предпочла говорить в своем кабинете.
В этой галерее царил кавардак: хранилище – ну или еще не разобранный материал для выставки.
Кейтин собрался было, но Лорк спросил первым:
– Циана, что у вас тут за рухлядь?
– Если не ошибаюсь… – Она сверилась с датой золотой декалькомании на древнем деревянном футляре. – «Тысяча девятьсот двадцать третий: Эолийская Корпорация»[5]. Да, коллекция музыкальных инструментов двадцатого века. Вот волны Мартено, изобретение этого самого французского композитора, тысяча девятьсот сорок второго года[6]. А вот здесь у нас… – нагнулась, прочла табличку, – механическое пианино «Дуо-Артс»[7], изготовлено в тысяча девятьсот тридцать первом. А эта штука… «виолано виртуозо» Миллза[8], сработано в тысяча девятьсот шестнадцатом.
Кейтин всматривался в стеклянную дверь перед виолано.
Струны и молоточки, регистры, фобы и медиаторы повисли в тени.
– Что оно делало?
– Стояло в барах и луна-парках. Люди бросали в щель монетку, и оно автоматически играло на скрипке, которая у него на полке внутри, под аккомпанемент механического пианино, запрограммированного перфорацией на бумажном рулоне. – Она провела серебряным ногтем по списку названий. – «Бал дарктаунских задавак»…[9] – (Они продвигались сквозь хлам: терменвоксы, анкор-банджо[10] и шарманки.) – Некоторым новым профессорам не нравится, что институт настолько захвачен двадцатым веком. Ему посвящена практически четверть наших галерей. – Она сложила руки на парче. – Может, им обидно, что он в фокусе исследований восемьсот лет; они закрывают глаза на очевидное. В начале этого изумительного века человечество было множеством сообществ на одной планете; в его конце стало, по сути, тем, что мы есть сегодня: информационно цельное общество, живущее на нескольких мирах. С тех пор количество миров возросло; наша инфообщность несколько раз меняла свою природу, страдала иногда от катастрофических бедствий, но по существу сохранилась. Пока человечество не станет чем-то совсем-совсем иным, та эпоха обязана быть в центре академического внимания: это век, когда мы стали собой.
– Прошлое меня не трогает, – объявил Лорк. – У меня нет на него времени.
– Меня оно интригует, – вступил Кейтин. – Я хочу написать книгу; возможно, об этом.
Циана посмотрела на него:
– Книгу? Какого рода?
– Роман, я думаю.
– Роман? – Они прошли под очередным экраном для объявлений: серым-серо. – Вы намерены сочинить роман. Как очаровательно. Годы назад мой друг-антиквар пытался написать роман. Его хватило на первую главу. Но он утверждал, что благодаря ужасно просветляющему опыту проник в самую суть того, как это делается.
– Вообще-то, я работаю над книгой довольно давно, – поделился Кейтин.
– Чудесно. Может, когда закончите, позволите институту сделать психозапись вашего творческого опыта под гипнозом. Может, мы напечатаем пару миллионов экземпляров и разошлем, сопроводив документальным психорамным исследованием, по библиотекам и другим образовательным учреждениям. Я уверена, что заинтересую этой идеей совет.
– Я даже не думал о том, чтобы ее напечатать…
– Через Алкан это ваш единственный шанс. Имейте в виду.
– Я… да.
– Когда вы уже наведете тут порядок, а, Циана?
– Дорогой племянник, у нас куда больше экспонатов, чем вмещают галереи. Где-то все это должно находиться. В музее тысяча двести публичных и семьсот частных галерей. И еще три с половиной тысячи фондохранилищ. Я неплохо знакома с содержимым большинства из них. Но не всех.
Они шествовали под высокими ребрами. Позвонки арками вздымались к кровле. Холодные потолочные огни бросали тени зубов и глазниц на латунную тумбу черепа размером со слоновью ляжку.
– Выглядит как сравнительная выставка остеологии рептилий Земли и… – Кейтин заглянул в костяные пещеры. – Я даже не знаю, откуда родом это.
Клинок лопатки, тазовое седло, ключичный лук…
– Далеко твой кабинет, Циана?
– В восьмистах ярдах – если путь прямой, как полет аролата. Поедем на следующем лифте.
Миновав сводчатый проход, они вышли на площадку с лифтами.
Спиральный подъемник вознес их не на одну дюжину этажей.
Плюшево-латунный коридор.
Другой коридор, со стеклянной стеной…
У Кейтина сперло дыхание: под ними узорчато разлегся весь Феникс, от срединных башен до пристани с перехлестами тумана. Пусть Алкан давно не был высочайшим зданием галактики, в Фениксе он оставался высочайшим.
Горбатый пандус уводил в сердце здания. Вдоль мраморной стены висели семнадцать полотен Дехэй «Под Сириусом».
– Неужели это?..
– Подделки, молекулярные репродукции Найлза Фолвина, сделаны в две тысячи восьмисотых в Веге. Долгое время были знаменитее оригиналов – те выставлены внизу, в Южном Зеленом Покое. А с подделками связано столько событий, что Банни решила повесить их здесь.
И дверь.
– Мы пришли.
Отворилась во тьму.
– Итак, племянник мой… – они шагнули внутрь, и три световых столба упали откуда-то сверху, окружив на черном ковре каждого, – будь добр, объясни, зачем ты вернулся? И что у тебя за дела с Князем? – Она обернулась, смотрела на Лорка.
– Циана, мне нужна еще одна нова.
– Что?!
– Сама знаешь, первую экспедицию пришлось распустить. Я буду пытаться опять. Корабль нужен самый обычный. В прошлый раз мы это поняли. У меня новая команда; и новая тактика. – (Прожекторы следовали за ними по ковру.)
– Но Лорк…
– Раньше планирование было тщательным, мы двигались плавно, сцепленно, нас тянула вперед уверенность в нашей точности. Теперь мы – отчаянное сборище портовых крыс, в их числе Мыш; и единственное, что нас направляет, – моя ярость. Но бежать от нее, Циана, слишком жутко.
– Лорк, ты не можешь взять и повторить…
– Циана, капитан тоже другой. Раньше «Птица Рух» летала под получеловеком, знавшим одни победы. Теперь я стал целым. Я познал и поражение.
– Но чего ты от меня…
– Алкан изучал еще одну звезду, почти перешедшую в нову. Мне нужно название и когда она может взорваться.
– И ты полетишь к ней – вот так просто? А что с Князем? Он знает, зачем ты рвешься к нове?
– Мне плевать. Назови мою звезду, Циана.
Нерешительность поколебала ее худобу. Она тронула что-то на серебряном браслете.
Новый свет:
Из пола восстал инструмент-блок. Она села на выросшую рядом скамейку, вгляделась в огоньки индикаторов.