Но, вопреки всему, Демид умел любить нежно, глубоко, самозабвенно, не крича об этом, каждым поступком доказывая, насколько я для него дорога. Мой отец, познакомившись с ним, проникся к нему небывалым доверием, которое не раз могло быть нарушено. Потому что, оставаясь с ним наедине, я таяла от его исступленных ласк. Его зелёные глаза темнели, приобретая оттенок виридана. Он пьянел до безрассудства, целуя меня от макушки до кончиков пальцев. Но откровенно признавшись ему однажды, что ни с кем не была близка, я удивила, обрадовала и заставила его благоговеть передо мной.

Мы оба бережно хранили мою невинность долгие двенадцать месяцев, целый год. Триста шестьдесят пять дней сжигали себя незавершённостью ласк и на четвёртом курсе, наконец, поженились. День нашей свадьбы состоялся с наступлением счастливого праздника – Нового года – первого января.

Та долгожданная, настоящая ночь стала для нас обоих дверью в рай. До сих пор от воспоминаний о ней по моему телу прокатывается тёплая волна, а щёки мягко заливает румянец. Демид. Мой Демид. Всегда уверенный в себе, он волновался, впервые до наготы раздевая меня. Боялся просто не успеть подарить то наслаждение, которое обещал. Его губы и подрагивающие от сдерживаемых чувств руки довели моё желание до такой степени, что я буквально умоляла его начать. Выгибаясь дугой, царапая широкую спину острыми ноготками, просила, чтобы он освободил тело от палящих стрел, прожигающих сладким огнём губы, грудь, живот.

Мы будем ссориться. Я знала, что чаще во всех конфликтах была виновата сама. Я отчаянно и рьяно спорила, до хрипоты в голосе отстаивала своё мнение, но тёмная тихая ночь всё равно мирила нас. И чем серьёзней закатывалась ссора, тем ярче и слаще происходило наше примирение.

Моя бабушка уступчиво переехала к родителям, освободив нам свою квартиру. Демид стал понемногу подрабатывать, выполняя архитектурные чертежи и проекты, хотя на подготовку к защите дипломов у нас уходило уйму времени.

Счастье одним глотком – так можно определить мою жизнь.

Дипломы защищены на «отлично», и Демида принимают на работу архитектором в известную строительную компанию, где буквально в первый месяц испытательного срока он получает заказ на проект небольшого дома для молодожёнов.

Я разрабатываю на свой вкус интерьер помещения, и совет директоров компании утверждает наши разработки.

Первые деньги, с таким счастьем полученные нами. Приятный вечер в уютном ресторанчике. Безумная ночь любви.

Демид не разбудил меня утром, решив поехать на встречу с заказчиком один. Он оставил записку со словами, которые теперь навечно выгравированы в моей памяти: «Мариш, цветочек. Я скоро буду, не скучай. На кухне твоё любимое пирожное. Приеду – зацелую. Люблю тебя».

А потом раздался звонок от сотрудника ГИБДД, который сначала осторожно уточнил марку нашей машины и её государственные номера, а потом… потом сухо и сдержанно сообщил об аварии на шоссе перед мостом.

Я никак не могла проглотить ком в горле, чтобы спросить, что случилось с Демидом. Ровный сочувствующий голос в трубке велел подъехать для опознания тела моего мужа.

Больше я ничего не помню. И не хотела помнить.

Пять лет корю себя за то, что не проснулась в это солнечное и ясное, но такое злополучное утро. Корю за то, что не поехала с ним. Если бы можно было всё переиграть… Я верю, что спасла бы его или бы лучше ушла вместе с ним… Потому что таких мужчин, как Демид, больше нет.

В этот тёплый апрельский, по-настоящему весенний, день я и не думал ехать на кладбище. Но заблаговременно законченная работа и откровенное нежелание в очередной раз сидеть возле экрана телевизора с банкой пива всё-таки изменили мой маршрут.

Припарковав машину у до боли знакомых ворот, я неторопливо побрёл по скорбным аллеям к холмику с невысокой кованой оградой. Вездесущие одуванчики на свежей сочной зелени оживляли застывший в округе пейзаж. Подойдя к памятнику, вздрогнул от внезапно охватившего волнения – Алина с портрета, высеченного на гладком мраморе, на который я смотрел сотни раз, улыбалась. Улыбалась так, как будто хотела сказать мне что-то хорошее. «Наверное, свет сегодня падает под каким-то другим углом», – мысленно решил отгородить себя от настигающего безумия. Но память всё равно вновь представила перед глазами полупрозрачные картинки, по которым невольно вспомнилось то, так улыбалась моя жена, когда готовила мне сюрприз. Строила глазки, тихонько хихикала, словно умирала от желания рассказать о нём. Но потом, прикусив губу, сдерживалась, чтобы вдруг звонко рассмеяться, если я не выдержу и начну расспрашивать её. Такой же загадочной была улыбка, когда она узнала, что снова беременна.

И мои мысли вновь приняли бы привычное грустное направление, если бы я не услышал ласковый голос за соседним, через несколько рядов, памятником:

«Знаешь, милый, Антон такой замечательный отец. Дёмушке второй год, а он носится с ним как с писаной торбой. Демид сделал это, Демид сказал то… Он зовёт меня Анами. Почему так?.. Не знаю, но мне, если честно, нравится. А Кристина совсем большая, осенью пойдёт в школу. А ещё к нам в бюро вчера приходил парень, он сделал заказ на оформление интерьера дома для своего босса. Наверное, опять что-нибудь в стиле ампир. Я пока не видела ни дома, ни хозяина, но парень так насмешил всех наших девчат… И ещё… он назначил мне свидание сегодня. Но я не пойду, потому и пришла к тебе».

Сделав несколько шагов в сторону доносящегося приятного тенора, я, осмыслив поспешное действие, всё же остановился, не желая прерывать доверительный разговор. Но как же мне хотелось выяснить, кто так спокойно и трепетно беседует среди холодящих душу каменных домовин. Сидевшая на краешке гранитной плиты в пол-оборота девушка подняла руки и скрутила в жгут мешающие ей волосы. Я узнал её, хотя видел всего один раз и совсем в другой одежде. Это была незнакомка, с которой пару месяцев назад ужинал в ресторане. Сегодня она выглядела совсем юной в своих потёртых джинсах и свитере, рукава которого сейчас натянула до кончиков пальцев.

Стараясь не шуметь, я вернулся в Алине. Её лукавая улыбка смущала, внося сумбурность в душу. Тогда я присел на скамейку, ожидая, что она не выдержит и, как бывало раньше, расскажет мне свой секрет. Но Алина по-прежнему молчала. Поднявшись с деревянной лавки, потянулся к вазе с цветами. Они уже высохли, приобретя безжизненный вид. Я выбросил их и поставил в небольшой стеклянный сосуд новые, свежие стебли. Убрал налетевшие откуда-то сухие веточки и ещё раз посмотрел на портрет. Но улыбка не исчезала.

Я на прощание поцеловал Алину и последовал к воротам, за которыми стояла моя машина. А девушка в это время всё продолжала тихо разговаривать.

Обернувшись и посмотрев напоследок на место вечного упокоения, нажал на кнопку брелока, и автомобиль мгновенно отозвался, открыв центральный замок. Я сел за руль, завёл мотор. Вдавив педаль газа, развернулся по направлению к шоссе и остановился…

Я не спеша вышла за высокие ворота пустынного и тихого кладбища, единственными живыми обитателями которого были птицы, вовсю щебечущие на едва позеленевших кронах деревьев. На удивление, весна пришла рано, и погода уже в середине сезона стояла замечательная. Оттого мне ни капли не хотелось возвращаться в уже порядком надоевшие, душные комнаты своей квартиры, где жилищно-коммунальное хозяйство округа ещё не отключило отопление.

Замечтавшись о возможности провести этот прекрасный день на свежем воздухе, я чуть не упустила главное. Наконец увидев, что подошедший к остановке рейсовый автобус заполняется людьми, мне всё-таки пришлось прибавить шагу, попутно раздумывая, чем занять себя этим вечером. Не найдя подходящего для себя варианта, пустилась в воспоминания о прошедшей неделе. Но крутящийся калейдоскоп памяти вдруг остановился, красиво сложив свои яркие частички. Улыбнувшись, я поняла, что они представили передо мной романтичный образ недавнего знакомого, решительно пригласившего меня на свидание. Однако уж слишком смазлив и холён был этот молодой человек, чтобы верить его ослепительной улыбке и ярко-голубым, с характерной хитринкой глазам.