В её номер он не пойдет, она может быть не одна.
Память телефона хранит гигабайты текстовой переписки, скинутой друг другу музыки. Ему впору составить из этих песен отдельный плейлист.
Хорошо, он сдается, он отправит ей это сообщение. Иначе просто свихнется. Он чувствует – никакие наушники его не спасут. Спасет только ее ответ.
«Только не дави.
Что-то относительно нейтральное написать»
00:30 Кому: Ксения: На тебя весь день было больно смотреть. Ты там как? В порядке?
«Нет!!!»
00:40 Кому: Юра: Да, все прекрасно. Спасибо, что составил вчера компанию.
«Прекрасно?
Пока я тут с ума схожу, у тебя, значит, всё прекрасно!?
Не за что!
Это всё?»
00:51 Кому: Ксения: И тебе спасибо. Прости меня, я видел, тебе сегодня несладко пришлось.
«Видел? Ты видел и решил просто молча стоять и смотреть? Молодец!
Простить? Это все, что ты хочешь сказать?»
00:55 Кому: Юра: Я в порядке. Плохо спала прошлой ночью.
«Не спала...
Съест себя за это теперь живьем!»
00:56 Кому: Ксения: Да перестань изводить себя! Никому ты не изменяла! Это был просто поцелуй.
«Просто!? Просто поцелуй???»
00:57: Кому: Юра: Спокойной ночи.
Похоже, понадобится комментарий автора: Да. Она ему врет. Ей больно. Она считает, что он жалеет, что он поддался моменту, что алкоголь на него повлиял. Иначе не может объяснить себе это поведение. Она закрывается и врет. Ей бессознательно или осознано хочется быть в его и своих глазах сильнее, чем она есть. Хочется спрятать от него свою боль, сохранить лицо... Хочется забыть.
В чужую голову не залезешь.
А вы бы, будь на ее месте, правду бы сказали? С учетом того, что вам ясно ранее указали на френдзону? Или предпочли бы сделать вид, что сердце целым осталось?
В тексте: Земфира “Небо Лондона”, “Маечки”
====== Глава 19 // «Бедный мальчик» ======
Конверт. Открывать его она не хочет: интуиция подсказывает ей, что там внутри нечто страшное, нечто, чего она не желает знать. Девушка вертит его в руках уже не знает сколько времени. Плотный. Там картон. Карточка какая-то. Нечто прямоугольное. Завгородняя еще думает какое-то время, а затем откладывает послание на столик. Садится на кровать и смотрит на него, не может отвести глаза. Комната залита ярким солнцем, и оттого золотистая бумага буквально светится, притягивая взгляд. Ксения не может ничего с собой поделать. От этого конверта буквально пахнет болью. Она его боится.
Рома пришел. Обнял, поцеловал в макушку…
— О, что это тут у нас? — схватил письмо прежде, чем она успела опомниться. Нетерпеливо вскрыл, бегло пробежался глазами…
— Ну, что там? — голос у Завгородней хриплый, чужой. Она сама его не узнает.
Зам прочистил горло, набрал воздуха в легкие и зачитал с выражением:
«Дорогие Ксения и Роман! Спешим поделиться с вами нашей радостью – мы создаём Семью! Будем счастливы увидеть вас на нашей свадьбе, которая пройдет здесь, в ставшем уже родным для нас всех отеле, 29 декабря….».
Нет!
Три часа ночи. Ксюша сидит в кровати и смотрит в темноту. Сердце не бьется, оно, кажется, только что остановилось во сне. Сон...
Сидит и не двигается. Сколько можно?
«Просто поцелуй». Просто. Ей хочется вскочить, босиком вылететь в коридор и молотить ладонями в его дверь, пока не отобьёт их, пока он не откроет. А потом, когда откроет, заглянуть в глаза и влепить пощечину. Просто. На добрую о себе память.
Она не может тут оставаться. Не может, не желает, ей хочется бежать. Ей есть, куда, есть! Она врет себе, врет Юре. Врет Роме – человеку, впустившему ее в свою жизнь. Смотреть ему в глаза – самая изощренная пытка, которую для нее могли придумать. Она держит при себе заложника в его лице! Она не любит его, никогда не любила и не сможет полюбить. Она скажет, сегодня же. Будет больно сейчас, но она спасёт его время. Избавит его и себя от ещё больших мучений, ведь чем дальше это заходит, тем хуже. Все уже зашло непростительно далеко, куда она смотрела, чем думала? Надо разрывать, пока он там не нафантазировал себе Бог весть знает что, пока не запланировал счастливую совместную старость со стаканом воды... Судя по всему, он уже где-то на полпути. Сможет ли она работать с ним плечом к плечу после? Да. Хочет ли? Нет. Нет! Нет!!!
Просто поцелуй. Нет, она передумала! Она не желает его видеть, знать, пересекаться с ним в кабинете, в лобби, в коридорах, на тропинках. Слышать этот голос, видеть глаза, чувствовать запах. Хранить на пальцах память о прохладной коже, хранить внутри обжигающие ощущения от касания губ шеи в месте, где можно почувствовать, как предательски рвётся сердце. Вспоминать, чёрт возьми! Позволять ему себя терзать! Позволять считывать свою боль. Позволять ему себя жалеть. Ей не нужно его сочувствие! «Больно смотреть»!? Не смотри! Она его от этого удовольствия избавит.
С глаз долой – из сердца вон.
«Все ждала, когда кончишься?
Дождалась».
Заблокировать.
04:33 Кому: Юля: Как Калининград?
04:35 Кому: Папа: Папа, мне нужно тебя увидеть!
06:50 Кому: Рома: Проведи сегодня, пожалуйста, планерку без меня. Срочные дела в Москве.
— Юрец! Срочно ко мне! — крик Льва Глебовича в телефонную трубку в 7 утра не будит его, нет. Он уже два часа как не спит, проснулся от дурного сна и сердце не на месте. Он то и дело смотрит на часы, прикидывая, в какое время вообще уместно к ней пойти. Нужно поговорить. Он не это имел ввиду! Он уже готов ко всему: и к тому, что ему дверь Чижов откроет, и к тому, что не откроют вовсе. Еще один такой день он не вынесет. И часа не вынесет.
06:50: Кому: Ксения: Как насчет кофе перед планеркой?
06:51
06:53
06:53
06:55
06:56
06:57
06:57
Не доставлено.
07:05. Не доставлено. Она же вообще не выключает телефон… Может, она у Льва? Что там могло случиться в 7 утра? Крик вполне здорового человека. Очень бодрый для этого времени суток.
— Лев Глебович!? — Юра ворвался в номер и тут же столкнулся с гневным взглядом Федотова, опершегося на спинку дивана и сверлящего глазами дверь, в которую врач влетел. На секунду показалось, что владелец сейчас его просто испепелит на месте. Он был один.
— Значит так! Что хочешь делай, но что бы ВОТ ЭТО, — Лев швырнул в него белый лист бумаги, — она забрала! — «Что это?»— Где хочешь ищи, мне плевать! Чтобы не позже, чем через неделю стояла здесь, на этом самом месте, со своим грёбаным планшетом! И слушала мои указания! Ясно!?!? — «Ясно» он рявкнул так, что казалось, стоящая на журнальном столике ваза из тонкого прозрачного стекла сейчас разлетится вдребезги.
Юра не слышал. Звук выключили в момент, когда он увидел в полёте этот лист. Он летел, летел и опускался, словно в замедленной съемке. И теперь валялся на полу, прямо под его ногами. Чтобы прочитать, что там написано, поднимать не надо. «Прошу уволить по собственному желанию с 24 декабря 2019 года, без отработки, по состоянию здоровья. 24.12.2019, Завгородняя К.Б.» Подпись.
«Уволить!?»
— Дай что-нибудь от нервов, — внезапно тихо произнес Лев, плюхнулся в кресло и поправил халат. — И сам давай тоже. Я тебе когда сказал отбивать, я не такой исход имел ввиду! Юрец, ты что натворил!?
Врач что-то невнятное ответил. Что-то достал. Что-то накапал ему. Заявление так и валялось на полу, он не мог оторвать от него взгляд. Здесь, в этой комнате, сейчас был он и это белое пятно на паркете. И какой-то шум на фоне.
— … прием! — Федотов выразительно смотрел на врача. — Говорю, разбудила в 6 утра. Убить был готов! Она мне это заявление сует, я даже не сразу сообразил. Начала сначала что-то про здоровье лепетать, уверять, что Чижов прекрасно ее, значит, заменит, потом как давай реветь. Юрец, ты меня слушаешь вообще? — Лев помолчал, дожидаясь проблеска осознания в его ошалевшем взгляде. — Короче, полчаса потратил, а мог бы спать! Сказал, чтобы валила с глаз моих долой в срочный отпуск и через неделю возвращалась. Пообещал, что подпишу, если не передумает. Я ж не зверь какой… Юрец!? Я это не подпишу, ты понял? Каких дров вы там наломали, я не знаю и знать не хочу. Ну? Что молчишь? Устроили мне тут «Доброе утро»!
