Возможно, из-за наличия в Дирвуде хоть какой-то выпивки помимо опостылевшего ему вирсонега. Возможно, что, стоило бы только ему сделать шаг за Белый Переход, его тут же бы разорвали в клочья. А, возможно, и правда из-за проповедей о милосердии. В конце концов, такие проповеди были именно тем, в чем сейчас Дирвуд и его эотасианцы нуждались больше всего. Этьен, впрочем, действительно пару раз пробовал зачитать кому-нибудь нравоучение о грешной природе жестокости, но каждый раз это оканчивалось практически так же, как и недавно в таверне. Как и ожидалось, народ Дирвуда был непробиваемо туп.

Впрочем, об идущем рядом с ним Рено Этьен однозначно сказать такого не мог. Даже несмотря на весь свой скептицизм в отношении эотасианцев, в своем новом знакомом он чувствовал нечто с собой схожее. Этьен и сам пока еще не мог понять, что испытывает по поводу этого открытия. Если он выглядел со стороны так же жалко, то единственным разумным выходом здесь виделся лишь суицид. Но Этьен пока что не спешил пускаться на поиски ближайшей отвесной скалы. Ведь, очевидно, было здесь и что-то еще. И, возможно, из-за этого “еще” Этьен и оставался здесь до сих пор.

День выдался жарким, а признаков нового дождя в округе заметно не было. Вокруг них теперь простирались лишь гладкие равнины, поросшие высокой травой, и дорога среди этих буйных зарослей прослеживалась лишь частично. Но Рено с Этьеном шли дальше, сделав за это время лишь одну передышку для перекуса еще в полдень. Когда ноги их начинали ныть от усталости, им оставалось лишь упасть на некоторое время в траву.

Во время одной из таких передышек Рено и решил заговорить с Этьеном вновь. В тот миг они лежали у самой дороги, слушая стрекотание сверчков, и блаженно глядели на безоблачное небо.

— А ты ведь и правда не жрец? — со вздохом спросил Рено, и вопрос его прозвучал больше как риторический.

— Наконец-то до тебя дошло.

— Прости меня, если мои шутки по этому поводу тебя утомили. Я по собственной дурости считал их забавными.

— Они и правда вышли несколько забавными, — выдохнул Этьен, приподнявшись на локтях. — Эдакие очаровательно забавные деревенские глупости.

Рено, продолжая лежать, подложив руки под голову, взглянул на него и на краткий миг улыбнулся.

— Знаешь, — заговорил он спустя минуту изменившимся тоном, — а ведь у каждого человека есть своя причина верить в Эотаса. Особенно в такое время. Какой она вышла у тебя?

— Вопрос твой некорректен. Я даже не знаю, действительно ли в него верю.

— Вот как. — Рено сощурился. — Значит, война пошатнула твою веру?

— Дело не в этом. Дело в том, что я даже не уверен, была ли у меня когда-то эта вера и вовсе.

— Понимаю. Но сейчас ведь ты продолжаешь находиться в ее поисках?

Этьен вздохнул.

— Вроде того.

— О, это замечательно, — улыбнулся Рено. — Пусть ты и, как оказалось, не священник, но я все равно рад, что нас свела вместе дорога. Возможно, мы сумеем друг другу помочь.

— Интересно, как, — прыснул Этьен.

— Время нам покажет.

========== II. Пламя ==========

До рощи, как и предсказывал Рено, добрались они ровно к тому моменту, когда солнце начало клониться к холмам. Устраивать привал они не спешили, пусть и были измучены долгой дорогой, потому как которую уже минуту не могли оторвать глаз от неба.

Наступивший закат был красивее, чем они того заслуживали. Чем заслуживал кто-либо из тех дирвудцев, что сейчас могли его видеть. Медленно плывущее книзу солнце походило на огонек светильника, что неторопливо уводил из равнин весь оставшийся свет; мягкие его лучи рдели на травах отблесками последнего присутствия дня, и с каждой секундой, казалось, становилось его все меньше. Надрывный ветер завывал с ясно ощутимой скорбью по убегающему вдаль свету, и под его порывами холмы словно бы танцевали, отливая сотнями оттенков алого. Все вокруг утопало в золоте и кармине, звучало голосами птиц и пахло так ярко, что едва не кружилась голова.

— Это Гхаун провожает уходящий день, — завороженно прошептал Рено, провожая взглядом уходящее солнце. Этьен неопределенно хмыкнул, но глаз от неба все равно не отвел.

— Это солнце садится, дурень, — выдохнул он спустя пару мгновений, толкнув Рено плечом. — Пошли. Если мы сейчас не пожрем, Гхауну придется провожать Туда не только закончившийся день.

Костер сумели разжечь лишь к тому моменту, когда солнце село окончательно. Окружающую их россыпь редких деревьев и рощей-то назвать можно было с натяжкой: так, пара хлипких березок на выстланном листьями пригорке да с десяток пней.

Еды при себе у Рено оставалось не шибко много: пара черствых буханок да несчастный кусок сыра, лежавший скульдр знает где явно не первую неделю. Но за скудный провиант Этьен Рено не винил. В конце концов, из деревни они выбирались в совсем не располагающих к неторопливому сбору условиях. Однако, в итоге Рено оказался чуть более предусмотрительным, чем Этьен думал сначала, потому что в сумке у него спустя некоторое время нашлась и бутылочка блаксона.

— О, картина маслом, прям вижу: в дверь тебе ломится с десяток злобных селян, а ты впопыхах тащишь из погребка не что-нибудь, а долбаную выпивку! — усмехнулся Этьен, пытаясь извлечь из горлышка пробку. — Диву с тебя даюсь, вот чесслово.

Рено сдержанно улыбнулся, глядя в сторону лилового от последних закатных лучей горизонта.

— Не мог ведь я ее там оставить, — сказал он, не отводя глаз. — Отец эту бутылочку до лучших времен берег. Только вот лучшие времена в его жизни все как-то наступать и не торопились.

Пробка наконец-таки поддалась. Этьен, победоносно ухмыльнувшись, торопливо поднес бутылку к губам.

— Правда, — добавил Рено, — никогда бы не подумал, что распивать ее в итоге буду с редсерасским эотасианцем. Каноны, вроде как, предписывают тебе воздерживаться от спиртного.

Этьен на миг оторвался от блаксона, взглянул на Рено с укором. Но комментировать не стал.

Они долго пили в молчании, поочередно передавая бутылку друг другу и не отрывая глаз от беснующегося под порывами ветра костерка. Огонь, казалось, погаснуть мог в любую минуту. Вот только Рено с Этьеном это не сильно волновало.

В колосьях где-то поодаль беспокойно стрекотали сверчки; редко кричали пролетающие в вышине птицы. Из-за рваной вуали облаков выползла на небо, окруженная свитой многочисленных звезд, светлоликая Белафа, озарив собой и равнины, и крохотный привал Рено и Этьена. Наступившая ночь была теплой и ясной настолько, что, казалось, в костре сейчас не было никакой нужды.

— Я вот спросить хотел, — начал вдруг Рено, не отводя глаз от луны. — Почему ты оружия с собой не носишь?

Этьен, передав ему бутылку, гордо улыбнулся, выпрямился и закинул ногу на ногу.

— А ты еще не понял? — спросил он, прищурившись. — Я — сайфер!

Рено непонимающе поморщился.

— Кто?

— Деревенщина невежественная, — пробурчал Этьен себе под нос, скрестив руки на груди. — Сайфер же, говорю. В головы людям залезать умею, все в таком духе.

Рено, запрокинувший голову для очередного глотка, едва не поперхнулся.

— И ты что ж, — недоверчиво проговорил он, отставив в сторону бутылку, — даже мысли читать умеешь?

— Ну… Это долгая история.

Сочувственно улыбнувшись, Рено вскинул бровь.

— А какой же от тебя тогда толк?

— Дремучая ты все-таки деревенщина! — раздраженно фыркнул Этьен. — Между прочим я, если захочу, могу тебя заставить думать, будто бы я — Святой, мать его так, Вайдвен! А потом приказать ползать предо мной на коленях и сапоги мне вылизывать.

Рено коротко рассмеялся.

— Вряд ли кто-нибудь сейчас стал бы слушаться такого приказа. Но суть я уловил.

Этьен вздохнул. Небо над ними разгладилось, умолкли спустя время сверчки, утихомирился ветер. В гробовом молчании сверху на них глядела Белафа.

— Этьен?..

— Чего?

Рено медленно потянулся к своему медальону, но на полпути рука у него вдруг дрогнула и безвольно опустилась.