Разумеется, литературные произведения могут содержать элементы прогноза – и те будут составлять их некую дополнительную ценность, но произведения, лишённые таких элементов, могут – картинами событий, невозможных в любой реальности, – передавать нам определённый контент, который в значительной степени принадлежит нашей культуре и направлению её развития. Если бы это было не так, то интерес, который по сей день вызывают произведения, устаревшие с прогностической точки зрения – например, Жюля Верна, – не мог бы быть объяснён иначе, чем странным заблуждением читателей, каждый из которых руководство по конструированию современных подводных лодок должен был бы предпочесть роману «Двадцать тысяч лье под водой», поскольку «Наутилус» Верна является техническим анахронизмом наравне с необыкновенными приключениями его команды: никто, однако, в здравом уме такой аргумент в ход не пускает. Ибо предсказание будущего не является главной обязанностью художника; ситуация меняется только тогда, когда, переставая быть художником, он высказывает суждения, подобные тем, которые содержатся в «России во мгле», такие, которые нас удивляют и даже смешат.

Всякий раз, когда писатель, ценимый нами, совершает такие ошибки, мы испытываем одновременно изумление и беспокойство. Как же ошибался мудрый Томас Манн, когда в конце последней войны писал, что весь цивилизованный мир не простит и не забудет Германии тысячу лет её военных преступлений: сегодня, как мы видим, это была ложная, хотя и благородная, мечта. Мы хотели бы, чтобы творческие личности, такие как Манн, как Уэллс, были совершёнными не только в своей профессии художника, но и в любой области вообще. Но этого почти никогда не бывает. Кем оказался Уэллс – по сравнению с Лениным? Добропорядочным англичанином, по сути, верным традициям своей страны, трезвым до скептицизма, поскольку в своей книге смог назвать Ленина «кремлёвским мечтателем». Полвека, пролетевшие над Европой и миром, изменили диаметральные акценты: ушедшее время сегодня показывает, кто из этих двух людей, беседовавших тогда в Кремле, описывал утопическое будущее, а кто видел его реальные очертания.

Первоисточник: Lem S., Wells, Lenin i przyszłość świata. – Gazeta Krakowska (Kraków), 1967, nr 264.

1. Комментарий переводчика.

Октябрь 1967 года. СССР готовится 7 ноября с размахом отметить 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. (Помню то время. Мне 10 лет, я пионер: «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов! – Всегда готов!», впереди – прекрасные перспективы, ведь в 1961 году провозглашено было с высокой трибуны и закреплено в Программе Коммунистической партии, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», а к 1980 году будет построена материально-техническая база этого самого коммунизма.) Газеты и журналы готовят соответствующие материалы для публикации в праздничных номерах.

Редакция московской газеты «Известия» обратилась к Станиславу Лему с просьбой написать соответствующую событию статью и даже задала тему: о беседе Ленина и Уэллса, состоявшейся в 1920 году в Кремле. Такую статью Лем написал, и она была опубликована в краковской газете – органе воеводского комитета Польской объединённой рабочей партии (по сути коммунистической партии) – в «праздничном» субботне-воскресном номере за 4–5 ноября вместе с докладом Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева «50 лет великих побед социализма».

А «Известия» статью не опубликовали… Почему? Предполагаю, что здесь поработала цензура. Несмотря на то, что в своей статье Лем в некоторой мере одобрительно отзывается о марксизме, Ленине и революции, но критикуя Уэллса, он здесь же приводит основные моменты критики Уэллсом марксизма, причины его неприятия, данную писателем оценку Ленину и революции. К тому времени в СССР было уже много поклонников творчества Лема, но поклонников творчества Уэллса было, наверное, не меньше. И потому, возможно, у цензоров существовало опасение, что читатели скорее могут прислушаться к мнению Уэллса, чем к рассуждениям Лема…

Кроме того, совсем незадолго до описываемых событий – в марте 1966 года – Лем оказался одним из «героев» Записки Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС «О недостатках в издании научно-фантастической литературы». В Записке о Леме говорилось: «Основоположником “философской” фантастики является современный польский писатель Станислав Лем. В его многочисленных романах и повестях (…) будущее коммунистическое общество представляется абсолютно бесперспективным и вырождающимся. (…) Усвоив эту “философию”, полную пессимизма и неверия в силу разума, представители отечественной “философской” фантастики вступили в противоборство с идеями материалистической философии, с идеями научного коммунизма». Эта Записка заканчивалась рекомендуемыми к исполнению мероприятиями, на что была получена резолюция «Согласиться» ответственных секретарей ЦК КПСС. Возможно, записка возымела действие, и поэтому цензоры – от греха подальше – не дали разрешение на публикацию статьи Лема. При этом следует отметить, что эту статью Лем писал, конечно же, так, чтобы она могла пройти цензуру. Но, как видим, не всё учёл.

2. Комментарий философа.

Доктор философских наук Павел Околовский, Варшавский университет:

Представленная статья Станислава Лема, опубликованная по соседству с материалами под заголовками «Полувековой юбилей Великого Октября», «50 лет великих побед социализма» и «Страна великой науки» (читай: СССР), сегодняшнему читателю, возможно, будет очень непонятной. В ней может удивить фигура Ленина. Может возникнуть вопрос: зачем вообще автор её написал? И что же в ней было еретического, если русские, получив этот текст, не опубликовали его?..

Автор начинает с констатации лавинообразного научно-технического прогресса в современном мире. К чему он приведёт – может ответить только футурология. Это имеет первостепенное значение, потому что мир завтрашнего дня зависит от нашего понимания ситуации на Земле сегодня и от того, что мы будем делать или не будем делать в существующих условиях. Основа футурологии как «научной» (лучше сказать: рациональной) дисциплины – говорит Лем – исторический материализм Маркса. Зародившийся во второй половине XIX века как общая теория общественного развития, к настоящему времени он не имеет конкурентов. И это подтверждается повседневным наблюдением, тем, что человек постоянно приспосабливается к меняющимся условиям жизни, к различным «экологическим нишам». Маркс говорит немного больше о сообществах: что новое в их образе мышления (в рамках верований, например) всегда является результатом трансформации образа жизни, начиная с технологических инноваций. Кратко: N = f(B) – надстройка является функцией базиса. (Не указывается, какая конкретно функция, следовательно, это не является научным законом.) «Истмат» – это ограниченная теория, как и любая другая, и касается изменений и их последствий в «инструментальных средствах человека» (средствах производства). Однако он не объясняет развитие этих средств, не прогнозирует направление развития технологий. Исторический материализм обычно рассматривает механизм трансформации человеческих обществ и из этого выводит направление путей их развития; устанавливает рамки знаний только такие, в которые укладываются конкретные прогнозы футурологии. Иными словами: эта теория предоставляет данные о социальных потребностях, вытекающих из человеческой природы. Без учёта этих детерминизмов все социальные прогнозы висят в пустоте. Другое дело, что Лем дополняет эту социальную антропологию многочисленными немарксистскими тезисами – особенно что касается отдельных аспектов человеческой природы, прежде всего её греховности. Из философии Маркса Лем признавал только «истмат», плюс разделял убеждённость в постоянно зловещей, а точнее – амбивалентной, роли капитала в истории. Беспощадность в погоне за прибылью отражается в его словах: «Большой капитал выжмет золото и из камня, и из крови»…