Михаил медленно переставлял ноги, то и дело повисая на медсестре, оказавшейся на удивление крепкой.

– Поверить не могу! Я работаю здесь всего неделю, а уже такое! Фантастика!

Она продолжала восхищённо вскрикивать и когда они вошли в морг. Михаил отметил, что теперь это место не нагоняло жути. И дело было не в его спутнице. Просто чего ему бояться мертвецов, раз он сам – один из них?

Медсестра увлечённо повествовала о своих тайных пристрастиях к мистике и кладбищам.

– Там так тихо и красиво… – девушка мечтательно закатила глаза. – Особенно в глубине, где в зарослях прячутся неприметные старые могилы. Однажды мы даже пробовали провести ритуал…

– Да неужели… – без интереса вставил Михаил.

– Да-да! Представляете?! Глупость страшная. А ведь верили… – рассмеялась медсестра, но тут же заострила лицо серьёзностью. Не то, чтобы я сейчас не верю. Но разве можно всерьёз рассчитывать воскресить мертвеца текстами из книги, купленной в книжном? То-то и оно…

Михаил тяжело вздохнул. Навязчивость медсестры и её неутишимая болтовня раздражали.  Сам он думал только о том, как быть с работой. Его материалы наверняка передадут другому корреспонденту, а там ведь сюжет про «Вихрь»… И без того ледяное тело покрылось острыми мурашками. Отдадут наверняка Васькиной. Она ведь ничерта не смыслит в технике, и в интервью с конструктором много пробелов… Все особенности они обсуждали за кадром. Учитывая уровень и способности Васькиной, из сюжета в лучшем случае будет понятно, что эта штуковина может ездить и стрелять. Михаил схватился за голову. Его комната… Кристина  моментально устроит там мемориал, и станет пускать туда своего ужасного кота, и всё будет в шерсти… а его вещи? Она же будет рыться в его вещах, а там столько личного… Боже! Она же будет организовывать похороны! Наверняка соберётся кодла её родственников и обязательно припрутся эти трое дегенератов – её двоюродные братья. И родители улетели. Если не успеют вернуться, некому будет отогнать от могилы стенающих и молящихся подружек ударившейся в религию бабуси… И Кристина против кремации, а значит он будет медленно гнить в компании червей… И кладбище. Он приметил местечко под раскидистой берёзкой в Шатуре, рядом с дедовской могилой. Кристина наверняка захочет закопать его поближе, чтоб в любой момент можно было приехать и поголосить над его бренным телом. С другой стороны, лучше так, чем если она поставит урну дома… Роро обязательно её расшибёт и нагадит…

– Нет! – Михаил с криком спрыгнул с каталки. Медсестра попыталась удержать его за руку, но он вывернулся. – Нет! Нельзя! Ни в коем случае. Я не могу быть мёртвым. Это слишком… – он быстро шагал по моргу туда и обратно. – Нужно сперва утрясти… Похороны, и работа. Нужно завещание. Да! Завещание. Распишу всё в завещании. Принесите бумагу!

Медсестра осторожно, с ласковой улыбкой двинулась к нему, слишком заблаговременно растопырив руки то ли для объятий, то ли для захвата.

– Ну-ну, успокойтесь. Без вас разберутся. Идите, идите ко мне.

С материнской нежностью она обняла Михаила и погладила по спине. Её руки были успокаивающе тёплыми. Михаил послушно двинулся обратно к своему предпоследнему ложу.

Медсестра придвинула стул к изголовью и стала гладить усопшего по голове, как мать, укладывающая температурящего ребёнка. Тревожность немного отступила.

– Не переживайте… Ни о чем не нужно волноваться. Всё без вас сделают.

– Вы не понимаете, – уже совсем спокойной ответил Михаил. – Они всё сделают не так.

– Ну с чего вы взяли? – медсестра облокотилась на каталку. Её лицо оказалось так близко, что дыхание неприятно жгло щеку.

– Потому что именно так они обычно и делают! Как бог на душу положит!

– Думаю, вы преувеличиваете, – медсестра чмокнула его.

– Нисколько.

– Тогда зачем окружили себя такими людьми?

– О! – усмехнулся Михаил. – Это не я… Дело ведь не в конкретных людях, понимаете? В отсутствии централизованности. Какая-то всеобъемлющая бессистемность – в воспитании, образовании, вообще во всём. Раньше было строго, всегда были правила – гласные или негласные, этикет в конце концов. Сейчас – нет. Всё, что не нарушает закон – можно. А если никто не видит, то можно и нарушать; там чуть-чуть, здесь немного… В результате – всеобщая расхлябанность, заразившая даже старшее поколение… Хаос! А завещание – непреложный алгоритм; ни шагу в сторону!

Медсестра задумчиво жевала губу, ища, что ответить. Михаил наслаждался произнесённой речью и произведенным эффектом. Но радоваться пришлось недолго.

– Знаете, странный вы.

– Это ещё почему?

– Вот, жалуетесь, что всё вокруг не так, не по правилам, а ведь сами такой же.

Михаил от удивления приподнялся на каталке.

– Да, да. Сами посудите. Вот вы умерли. Но вместо того, чтобы как должно лежать себе тихоничко до погребения, вскочили, начали требовать, спорить… И ведь кроме вас никто себя так не ведёт. А я уверена, – глаза медсестры снова заволокло романтической пеленой, – что вы здесь такой не один. Но все лежат себе тихонечко, не пискнут…

Михаил раздосадовано откинулся на каталку и подтянул простыню к подбородку.

– А ведь вы правы… – он нахмурился и закрыл глаза.

Медсестра потрясла его за плечо. Труп не реагировал.

– А всё-таки, ответственный человек! – с восхищением она поцеловала тело в лоб, вернула стул на место и пошла к выходу.

Щёлкнул выключатель, и морг снова наполнило бело-голубое свечение из окна. Девушка немного ещё постояла в дверях, глядя на Михаила, вздохнула и заперла дверь морга на ключ.

Растение – посредник между небом и землёю.

Оно истинный Прометей, похитивший огонь с неба.

Похищенный им луч солнца горит и в мерцающей

лучине, и в ослепительной искре электричества.

Луч солнца приводит в движение и чудовищный

маховик гигантской паровой машины,

и кисть художника, и перо поэта.

К.А. Тимирязев

Задребезжал телефон. Никишин сполз с дивана и уткнулся лицом в пол. Ковролин, в пятнах, вонял ногами и всем когда-то упавшим и пролитым на него. Было бы здорово оставшись дежурным хоть раз проснуться от бьющего в окно солнечного света и нежелания спать дальше. Но это значило бы, что ничего не случилось, а это само по себе неплохая новость. Он представил себе этот сюжет: «Спешу сообщить, что ничего не случилось». И размеренное течение улицы за спиной. Было бы забавно выдать такое в эфир. Телефон продолжал звонить. В корреспондентской он был один и кроме него трубку было снять некому.  Все современные технологии не могли сделать этот трезвон приятным. Точнее, какую мелодию не поставь, на третий раз она начнет раздражать. Странно, что с мобильными всё иначе. Никишин покатался по полу, корчась, словно в припадке, резко растянулся и несколько раз ударил затылком о пол. Последнее, видимо, окончательно привело его в чувство, он поднялся и снял трубку.

– Спал? – без особого интереса осведомилась Катя и не дожидаясь ответа затараторила. – У тебя выезд. Группа уже ждёт.

– Кто?

– Володя и Миша.

Хоть здесь повезло. Миша был одним из немногих операторов, с которым можно было без лишней нервотрёпки и длинных подробных объяснений снять что угодно и именно так, как нужно.

– Куда едем?

– Лесозёрск. Там эпидемия какая-то! Может даже помер кто! Если подснимешь – вообще шик! Постарайся, – восторженно проговорила она. Никишина передёрнуло. Чем сочнее материал, тем лучше. Аналитика осталась в прошлом. Теперь они мотаются по городам и весям в поисках историй, которые выжмут из зрителя побольше эмоций. Стало противно.

– Какая-то мутная история. Туда приехали московские врачи, всех местных отправили по домам. В общем, сам там разберёшься. Тебя ждёт главврач тамошней больницы. Он всё расскажет. Эксклюзив – все дела. Так что дуйте пулей. Контакты в выездном.