Это была единственная мысль, причиняющая Оно почти физическую боль — мысль о том, что где — то есть Охотник, просто играющий с ним, как кошка с мышью.

Но помимо этих раздражающих размышлений, древнее Оно не могло не признать, что Его великое терпение и Его первый детёныш привели всё к идеальному равновесию.

Лангольеры больше не пытались вырваться из своих временных рамок. Занятый своим сумасшедшим банкиром Туми, Главный Лангольер Ник, не помышлял более о жизни в будущем, да и не особо стремился туда. Ведь Крейг Туми и был тем самым будущим, и у Ника хватило ума понять, что Оно было к нему более, чем милостиво.

Земля послушно развивалась по заданному Оно направлению.

Еда множилась, уничтожала сама себя, деградировала с достойной сожаления скоростью.

Древнее Оно это не волновало, всё равно Пищей служили детёныши Еды, а не она сама. А детёныши Оно никогда не разочаровывали — в любом времени и в любых ситуациях это были сгустки пока ещё чистейшей жизненной силы, питательной, вкусной и восхитительной в своей нечеловеческой составляющей, этой детской непосредственности и особом видении мира.

Даже ненавистные Денбро больше не раздражали Оно.

Эта жалкая Еда, которую юный Пеннивайз называл «Старший», всё меньше и меньше походила на Еду, изменяясь. Древнее Оно понимало, к чему всё идёт, и это знание безмерно Его веселило.

Человечек, посмевший общаться со Смертью на равных — может ли быть что — либо забавнее пищи, считающей себя нечто большим, чем Еда?

Но древнему Оно нравились аномалии, и нравились дерзкие Охотники — пусть даже Охотник был существом ничтожной расы Еды.

Да и Джорджи, игрушка Младшего, которую древнее Оно ненавидело едва ли не сильнее Черепахи — даже этот человечек смог удивить Его, став полезным для Его детёныша, и не повторив не только жизненный путь своего менее умного брата, но и не повторив обычный жизненный путь любой смертной Еды. Взросление, зрелость, увядание — для Джорджа не существовало ничего, кроме Оно.

Самым интересным было то, что оба брата даже и не подозревали о происходящем.

Древнее Оно с удовольствием расправило конечности и рассмеялось, множа эхо в туннелях Логова.

Смерть и Еда, равные друг другу, долгожданный Контакт, которым бредит человечество?

Жалкие игрушки Его детёныша, игрушки полезные… и вкусные.

Игрушки Смерти.

***

Джордж Денбро посмотрел, как древнее Оно отправляет в полёт принесённые детские останки, и улыбнулся солнечной улыбкой, которая даже в Логове Смерти не теряла своей магии — чудовищный Старший, этот сгусток мёртвой Тьмы, улыбнулся ему в ответ.

«Улыбка» была ужасной — но Джордж, давно научившийся видеть суть Оно за кошмарным внешним видом, улыбнулся в ответ ещё солнечнее, потому что в этот крошечный миг времени победил он, а не всесильное Оно.

Джордж знал, что древний Старший ненавидит и Билла, и его самого. Тем слаще была его победа — раз за разом побеждать ненависть создателя Младшего, единственного существа, за которое Джордж не раздумывая отдал бы все свои жизни.

Проигрывать Оно умело. Ничем не выдав своей досады, древнее Оно милостиво растянуло рот так, что Его глаза превратились в узкие, горящие Мёртвыми Огнями щёлки, и погладило мальчика по голове — если можно было так назвать эти болезненные, царапающие до крови прикосновения многосуставчатых пальцев.

— Хочешь к маме и папе, Джордж?

Солнечная улыбка погасла.

Сердце мучительно сжалось, и мальчик тяжело вздохнул — древнее Оно умело причинять боль красиво, маскируя пытку кажущимся сочувствием.

Кажется, он поспешил радоваться своей победе.

Древнее Оно ещё раз погладило мальчика по голове, жадно наблюдая, как гаснет радостный блеск в его глазах.

Маленькая мерзкая тварь, возомнившая себя равной Его детёнышу.

— Я очень хочу к маме и папе, мистер Грей. — спокойно сказал Джордж, и посмотрел древнему Оно прямо в Мёртвое сияние. — Когда — нибудь я буду с ними.

Он вежливо поклонился, небрежно смахнул каплю крови, выступившую из ранки, оставленной когтем Оно и повернулся, чтобы уйти.

— Вернуть их, Еда?

Сердце Джорджа пропустило удар. Отец и мать, живые, любящие, счастливые. ЖИВЫЕ.

— Нет, мистер Грей. — Джордж даже глаза прикрыл от ужаса, услышав собственные слова. Что он творит?! Они могут ожить, они… — Они давно мертвы. Пусть покоятся в мире.

Оно понравилось мужество Еды, но больше всего ему понравился червячок сомнения, проникший в сердце этого странного мальчика.

Выдержит отродье Денбро этот удар или нет, древнее Оно уже не интересовало. Игра шла по Его правилам, и любой результат был лишь подтверждением Его великой мудрости.

Еда хочет Контакт?

Ну так пусть станет достойной его, либо очистит Землю от существования своего жалкого вида.

***

Пеннивайз не слушал то, что с таким жаром объяснял ему Билл. Было нечто обидное в том, что ему ставили в вину неумение идеально прятать изгрызенные детские конечности (как - будто вещи братьев не валялись где попало), но даже желание зарычать и укусить Билла исчезло после того, как Денбро снова завыл.

Этот вой показался юному Оно знакомым. Билл уже не выл мелодии, считающиеся интересными у людей, он выл что — то свое, и вот эти звуки и заинтриговали Пеннивайза настолько, что он даже подавил раздражение.

Билл пытался Петь?!

То, что люди Поют только буквами на бумаге, Пеннивайз давно знал. Но Билл пытался Петь как Оно, и это шокировало.

Замученный Билл, в резиновых перчатках, грязной одежде и мусором в волосах показался Пеннивайзу таким интересным и прекрасным, что юное Оно не долго думая, сцапало его, прижало всем телом и сунуло ему пальцы в рот, пытаясь понять, как это устроено — откуда берутся звуки, и как Билл вообще их производит.

Полузадушенный Денбро еле вырвался из хватки Пеннивайза, мучительно кашляя кровью — ещё немного, и Оно разорвало бы его горло.

— Ты Поёшь, Билл, — утвердительно сказал Пеннивайз, и улыбка на его морде стала ликующей, — Как ты это делаешь?!

Денбро прикрыл рукой горло, пытаясь не захлебнуться кровью. Не то, что говорить, он даже дышал через раз, и боялся, что каждый раз окажется последним. Пеннивайз в очередной раз удивился хрупкости Еды, взял Билла за горло и остановил внутреннее кровотечение — только для того, чтобы услышать ответ.

— Сделаешь так ещё раз, жопа, и я сдохну. — Билл отодвинул от горла когтистые пальцы Пеннивайза и вытер окровавленные губы. — Я пел, что в голову придёт.

— Пой!

Билл потрогал саднившее горло, проглотил остатки кровавой слюны и покачал головой.

— Я не могу петь, Младший. Т-ты мне горло повредил. Если я запою, захлебнусь кровью.

— Я тоже буду Петь, — неожиданно сказал Пеннивайз, и Билл даже рот приоткрыл от изумления.

Они будут ПЕТЬ вместе?!

Даже если он не сможет больше произнести ни звука, даже если порвёт связки и навсегда онемеет — Билл не мог отказаться от такого предложения. Петь с Оно, с существом, способным творить миры?!

Билл закрыл глаза и издал какой - то жалкий звук. Горло немедленно сжалось и закровоточило, но это странным образом успокоило нервы и Билл, вздохнув, запел.

Оно творили звуками - и Билл интуитивно понял, что ждал от него Пеннивайз. Петь невидимое. Творить жизнь.

Билл забыл о том, кто он. Не существовало больше настоящего - он был Биллом Денбро, обыкновенным американским мальчиком, но одновременно был и человеком, который мог приказать Земле остановиться. Он даже не понял, что Оно тоже поёт - делает его звуки живыми.

Билл чувствовал себя всесильным - и, поверив в себя, отчаянно позвал Одру. Вызвал из небытия её колени и розовые ноготки, зацелованные им, её бесконечно любимое лицо и гибкое тело, каждый миллиметр которого знали его пальцы и губы, её сияющие глаза и нежный смех.

Он почти увидел её живой и воплощённой - и в последнюю секунду, с последним звуком, завершающим её возвращение, Билл вдруг увидел Одру очень юной. Девочка, отсвет Беверли, юная и прекрасная Одра бежала к нему сквозь солнечные блики, смеясь и нетерпеливо отбрасывая со лба огненные кудряшки.