Я посмотрела на него в упор, повернула голову и только сейчас заметила, что мы стоим на парковке перед рестораном.

Интересно, как быстро можно провалиться под землю? А существуют шапки-невидимки, чтобы хоп, и тебя не видно? Вот дурааааааа! Какая же я дура! Он всего лишь привез меня позавтракать, а я ему про «переспать».

Я вышла из машины и, не поднимая на него глаз, ибо от стыда они судорожно пытались похоронить сами себя в асфальтовом покрытии, двинулась в сторону входа.

— Жень, — окликнул меня.

Повернулась, мазнула взглядом по его лицу и вновь отвела глаза.

— Жень, посмотри на меня, — взял за руку, заставляя сфокусироваться на его лице. — Ничего страшного не произошло. Брось. Не загоняйся. В конце концов, ты не далеко ушла от истины.

Я кивнула и даже улыбка смогла скользнуть по моему лицу.

— Пойдем?

Не выпуская моей руки, Богдан двинулся ко входу. А я шла за ним и легонько улыбалась. И пускай это все не взаправду, но пока он не видит, ведь можно же чуть-чуть, совсем немного, совсем ненадолго представить, что он мой парень и это наше утро?

Я такие заведения только в кино видела. Это не значит, что я в ресторанах не бывала. Бывала. Просто теперь мне кажется, что слишком гордое звание «ресторан» для тех кафешек.

«Ривер вью» — ресторан с открытой террасой располагается прямо на набережной, такой себе спокойный безмятежный уголок посреди суетливого, спешащего города. Очень атмосферное заведение, выполненное в стиле гранж, вперемешку с дизайнерскими решениями. Такое себе сочетание простоты и солидности — нет напускной показной роскоши.

Вот тебе и "безмятежный уголок"… уголок, который далеко не всем по карману, — сделала я неутешительный вывод, разглядывая меню в черном кожанном переплете с красиво-выведенными золотыми буквами на титульном листе — Ривер вью. Переходя глазами от строчки к строчке, я пытаюсь найти хоть одно знакомое название среди иероглифов. А именно так для меня выглядит список блюд, предлагаемый этим заведением. Спустя пять минут моих судорожных метаний по меню, Богдан не выдерживает и предлагает свою помощь. Он не глумится над моей неосведомленностью, а спокойно помогает определиться.

— Вот, что у этих поваров в головах? Или, кто тут дает названия блюдам? Почему просто не написать «Сырники»? Нет ведь — «Альетц», — возмущалась я, вызвав смех у парня напротив. — Слово-то какое откопали! А ты, что заказал?

— "Ламель", — усмехаясь ответил Дан, с любопытством ожидая следующий коммент Женьки.

— А, здорово! Я тоже люблю "Ламель".

— Правда? — удивленно смотрит на меня.

— Конечно, — с очень серьезным видом киваю головой. — Вот с утра просыпаюсь в общаге и первая мысль — срочно сделать "Ламель", — не выдерживая, смеюсь. — Дан, ну какой "Ламель"? Для меня это название монопенисуально крему для лица.

Парень смеется в ответ и качает головой.

Богдану приносят его заказ, меня же просят подождать пару минут.

— Так это, что…омлет? — рассматривая содержимое тарелки Дана, выдаю я.

— Ну да, — пожимает плечами, чуть улыбнувшись.

— Ну, вот скажи мне, ну почему "Ламель"? Почему просто не написать "Омлет из двух яиц с…" а, с чем, кстати, он у тебя?

Проживав кусок, Дан ответил:

— "Ламель" в переводе с французского — маленькая пластина. Отсюда и название. А омлет с сыром, грибами и фаршем из индейки.

— Ну да, совсем маленькая пластина, — покачала головой, — я бы даже сказала крошка, — помолчала чуть, рассматривая содержимое огромной тарелки Дана, а там было на что посмотреть: огромный круг омлета толщенной в два пальца — не меньше, щедро присыпанный сыром и травами, а с краю весьма нескромная горка салата из рукколы, помидоров и еще бог знает какой зелени. В целом, весьма огромная такая порция. Помимо этого ему принесли теплую французскую булку, горшочек с маслом, кофе и воду. — Это не порция, а мечта анорексички, — бурчу я. — Ты что, все это съешь? — вопросительно уставилась на него.

— Ну я вроде мальчик не маленький, да и расход энергии у меня большой. А на некоторые вещи нужно много, очень много энергии, — и многозначительно смотрит мне в глаза.

— Ваш заказ, — прерывает наши гляделки официант и выставляет на стол шедевр. Правда-правда! Это шедевр. А по-другому не назовешь это произведение искусства, выложенное на тарелке, щедро припорошенное сахарной пудрой и декорированное ягодами и шоколадным кремом.

А, когда я откусила кусочек, не смогла сдержать довольного урчания. И да, я на один шаг только что приблизилась к аристократии. Ко мне внезапно пришло понимание, почему люди выкидывают астрономические суммы на еду.

— Нравится? — поинтересовался Богдан.

— Клянусь, это божественно, — и зажмурила глаза.

Да, да и да! Эти сырники заслуживают каждую за них оплаченную копеечку. Не мне, конечно, судить об этом, но я почему-то уверена. А повару нужно памятник поставить нерукотворный.

Итак, я потягиваю потрясающий кофе, ем самые воздушные сырники во вселенной и смотрю на то, как по реке туда — сюда снуют кораблики, катера и баржи. Как солнечные лучи пляшут на водной глади, отбрасывая блики. Как чайка с нервным криком летит куда-то по своим делам. И я с пледом на коленях сижу в удобном кресле, за красиво-сервированным столом, посреди всего этого великолепия. А напротив расположился идеал в лице Макарова Богдана, который практически не сводит взгляд с меня, изредка отвлекаясь на свою тарелку. Я точно не сплю?

— Ты часто здесь бываешь? — поинтересовалась, делая глоток божественного кофе.

— Да, бывает. Захаживаю. Мне нравится, как тут готовят.

— Как я тебя понимаю, — улыбнулась, цепляя ягоду на вилку. — И где тебе выпечка больше нравится: у дяди Васи или здесь?

— Ага, — засмеялся он. — Так я тебе и сказал. Чтобы потом увидеть на дверях в «Дубах»: "Вход с собаками, на роликах и Макарову запрещен"? Ну уж нет.

— А что? Это, по-моему, неплохая идея. Тебе не кажется, что это достойная расплата за тот инцидент у входа в клуб?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Так-так-так. Да тут я смотрю злопамятством пахнуло?

— Скорее справедливостью, — хмыкнула в ответ.

— Да? — отложил вилку с ножом и откинулся на спинку кресла. Насмешливо поднял брови, выдерживая паузу.

Я какой-то пятой пяткой почувствовала, что он сейчас выдаст что-то, что навряд ли придется мне по душе. И он «не разочаровал».

— Тогда скажи-ка мне, что же я должен предпринять в связи с тем, что, оказывается, ты целуешься с другими? А?

Я молчала. Что?! Что он сейчас спросил?! У меня слуховые галлюцинации?

Все, на что я была способна в данную минуту — это просто моргать, да открывать и закрывать рот, изображая карпа.

— Чего ж ты замолчала? Ты же борец за справедливость, — насмешка ушла из его глаз, отчего последняя фраза приобрела весьма мрачный окрас.

— Подслушивать нехорошо, — брякнула первое, что пришло на ум.

— Мне надо было перед тем, как идти в раздевалку, бируши в уши вставить? Там и напрягаться не надо было, чтобы услышать.

Не дождавшись от меня ответа, он неожиданно встал и пересел на соседнее кресло.

— Что ты?… — воскликнула я, когда он неожиданно дернул мое кресло на себя, с мерзким лязгом подвигая ближе к своему.

— Ты не ответила мне на вопрос, Женя, — тихо сказал, рассматривая мое лицо.

Какой вопрос? Какой еще может быть вопрос, если все на что я сейчас способна, так это следить за его изучающим взглядом и ощущать на коже легкое, едва-ощутимое покалывание. А когда он на моих губах сосредотачивает свое внимание, я неосознано провожу языком по ним, задерживая дыхание. А он не отрывая взгляда, голосом, в котором еле-еле угадывается хрипотца произносит:

— По твоей логике, Женя, я должен тебя наказать, — чуть помолчал, приближая свое лицо к моему и уже совсем тихо добавил. — Я должен.