Неудачно — от напряжения у него даже вены на висках вздулись, но болванка ключа даже не думала проворачиваться в личинке замка. Я хотел было предложить свою помощь — все же у меня рука отличается от обычной человеческой. Но Войцех и сам под стимуляторами. Он сейчас даже прекратил нажим, потому что само тело замка начало с мягким хрустом двигаться вместе с болванкой отмычки, сминаясь и сминая тонкий металл железной двери.

«И здесь Китай!» — удивился внутренний голос.

Коротко глянув на меня, Войцех вдруг потянул ручку, которая легко опустилась вниз, и дверь чуть приоткрылась.

«Было открыто» — сказал мне его быстрый и немного недоуменный от простоты решения взгляд.

Войцех приоткрыл массивную дверь еще немного, просовывая туда гибкую трубку объектива. В дополненной реальности у меня отдельной картинкой отобразилась просторная, но пустая сейчас прихожая. И почти сразу мы услышали приглушенный прикрытыми межкомнатными дверьми и расстоянием большой квартиры крик человека — громкий, истошный. Так кричат, захлебываясь от отчаяния и боли, которую невозможно терпеть.

Войцех, отсекая звуки крика, прикрыл дверь и снова вопросительно посмотрел на меня.

«Погнали», — посмотрел я на Войцеха.

«Триста… тридцать… три!» — прошептал он, на счете «три» открывая дверь и бесшумно скользнув внутрь.

Я еще только мягко прикрыл за собой дверь, а Войцех уже стоял возле арки прохода, заглядывая в широкий холл. Держа оружие наготове, в несколько быстрых шагов я оказался рядом.

Безумный крик в это время прекратился, сменившись долгим, полным отчаяния стоном. Который определенно доносился из открытой двери кабинета. Что в нем происходит, видно не было — отсюда заметна лишь часть стеллажа с книгами.

Войцех жестом показал мне подождать. Его зрачки снова полностью закрыли радужку и выглядели почти полностью черными; поляк замер в полной неподвижности, задействовав системы сканирования собственных имплантов.

Я, также как и Войцех, замер и даже не дышал. Только глазами шевелил, осматривая просторный холл, где никого не было. Вернее, живых людей не было — так-то в центре помещения лицом лежала мертвая девушка. Обитательница улиц, причем довольно высокой иерархи — ее спину покрывала синяя вязь живой татуировки, переходящая на бедра. Девушка определенно мертва — под ее головой и грудью расплылась темная лужа густой крови, а вот спрятанный в татуировке свет еще жил, хотя его сияние понемногу угасало.

Притащили ее сюда, скорее всего, еще живую. По позе видно — тянули за ногу, оставляя на мраморном полу кровавый след. И тащили из спальни — в дальнем проеме двери видна смятая постель. На белом белье которой видны капли крови.

Подружка Барбосы? Наверняка. Долговременная, или случайная… хотя нет, судя по ранам и следам, убита она показательно демонстративно. Так, чтобы зритель мог смерть ее прочувствовать. Простую одноразовую подругу так вряд ли будут убивать, тем более для простой подруги положение в криминальном мире у нее, судя по татуировке, отнюдь не низкое.

От осмотра мертвой девушки меня отвлекло легкое касание Войцеха. Он повернулся ко мне и сделал несколько быстрых жестов, разъясняя обстановку.

Я кивнул, подтверждая, что понял жестикуляцию Войцеха. Которой он же меня (Олега) и учил давным-давно. И сейчас поляк показал, что в кабинете один пленный и два противника, первый неподалеку двери, второй в глубине комнаты. Оба предположительно упакованные аугментациями усилений, так что валим сразу и наглухо, мне работать вторым номером по ближнему на добивании.

«Наглухо» — еще раз, словно удостоверяясь что я понял, сделал жест Войцех.

«Окей, окей» — только отмахнулся я.

Достав банку флэшки — свето-шумовую гранату, Войцех не глядя передвинул метку времени срабатывания, так что на небольшом дисплее появилось «0.07» и втопил кнопку активации запала, удерживая. Гранату он забросил в кабинет, уже выходя из-за укрытия. Выскочил следом и я — заранее крепко зажмурившись. Затормозил, врезавшись плечом в стену рядом с дверью в кабинет одновременно со сверкнувшей там вспышкой.

Мгновеньем позже хлопнули, практически слившись в один звук, два выстрела — это Войцех уже был в кабинете. Практически сразу после его второго выстрела я сам уже был внутри и раз за разом нажимал на спуск. Пуля за пулей я всаживал в ближайшее тело в темной одежде — стрелял в основании шеи. Потом — когда человек в темной, стандартной для ЧВК форме, только без знаков различий, упал на одно колено, я начал спускаться выстрелами ниже, по позвоночнику. Войцех тоже стрелял не переставая, держа на прицеле второго противника.

Для человека, организм которого усилен аугментациями и имплантами, пуля в голову не причина умирать сразу. Системы могут поддерживать жизнедеятельность уже мертвого тела еще некоторое время, хотя бы в части выполнения задачи тактической сети, или с целью ответного удара «мертвой руки» — чтобы забрать с собой убийцу, если тот идентифицирован.

Кратковременное ослепление от вспышки гранаты уже прошло, и тот живой труп, в которого стрелял я, уже пытался направить в мою сторону оружие. Это он воспользовался паузой, во время которой я заменил магазин. Двигался дергано, ломаными конвульсивными движениями — но пытался. Недолго — тело его снова задергалось от попаданий тупоносых пуль. Я продолжал стрелять не переставая — раздробив ему еще и локтевые суставы, на всякий случай.

И только когда выпустил два магазина, стрельбу прекратил.

Помещение наполняли пороховые газы, даже в глазах чуть защипало; в ушах, словно набитых ватой звенело. А, нет, это гильзы по полу раскатываются.

«Мой» клиент все еще шевелился, но это были уже конвульсии сломанного механизма — я превратил в месиво и его голову, и спинной мозг, а также раздробил основные суставы, лишая подвижности. Да, колени на всякий случай тоже прострелил. Чтобы не прыгнул — и это не шутка. Я в свою бионическую руку, допустим, могу клинок вставить, и буду как Чумба со своими костяными мечами. А если еще и колени с позвоночником аугментациями и имплантами усилить, могу удивительные вещи выдавать.

Другое дело, что такими удивительными вещами я в первую очередь себя смогу изувечить — с подобными усилениями нужно уметь обращаться, контролируя движения тела. Это как мощный спортивный мотоцикл — который для неопытного пользователя может быть опасен.

Кроме того, появление подобных усилений нужно будет суметь объяснить полиции, а потом судье (причем без иллюзорных шансов на удачу, но зато с реальными шансами не просто на понижение гражданских прав, а на реальный срок).

Но если так, теоретически, могу усилить свой организм я, почему этого не может сделать кто-то другой? Добавив подобную возможность как одну из опций своего упакованного имплантами и аугментациями организма.

Впрочем, даже если у тела передо мной была подобная или иная возможность, окно использования уже давно закрылось, забитое тридцатью моими пулями, и одной самой первой — в затылок от Войцеха.

Впервые после начала стрельбы отпустив взглядом «своего» клиента, я осмотрелся в кабинете. Если бы не знание о том, что за закрытым окном грязный и спальный «желтый» район протектората, можно было бы подумать, что находимся мы особняке викторианского стиля. Все вокруг тяжелое, массивное, монументальное даже.

Кабинет, как и вся квартира, площади немаленькой — для стандартной высотки, конечно. Стеллажи с рядами книг, у зашторенного окна широкий рабочий стол — массивный, как и вся мебель в кабинете. Над столом приметная пейзажная картина. И я даже знаю ее название — «Вид Флоренции с Сан-Миниато» руки Томаса Коула. Мы по его серии картин «Путь Империи» с Валерой презентацию делали, а с остальными произведениями знакомились в обязательном порядке. Надо же, пусть лекции естественных искусств мне пока на практике не пригодились, но зато в живописи начал разбираться.

Отчаянные стоны, кстати, не прекращались — Барбоса перемену обстановки не воспринял и даже о ней пока не узнал. Он сейчас сидел за собственным столом; из одежды на нем только легкие светлые штаны — грязные, запятнанные кровью и мокрые между ног. Серьезных ран, за исключением нескольких кровоподтеков и ссадин, не заметно.