— Что опять не так? — спросила расстроенно.
Она не знала с какой стороны ждать подвоха.
— Это вы мне? — Платон не терял связи, а самозабвенно продолжал участвовать в разговоре.
— Нет. Болящему, — Полина стала смелее, чувствуя негласную поддержку со стороны господина Посла. Если вдруг Вайолет надумает на нее бросаться, она пожалуется начальству. Какая-никакая, а защита. И на душе сразу же становилось спокойнее.
— Вы где? Я сейчас приеду, — он был настроен очень серьезно.
Беспокоится о подчиненном. Хороший начальник. Сердобольный.
— Нет. Не надо. Мы сами справимся. Ему уже легче. Даже скорую не надо вызывать, — Полина подумала, что Платон переживает о Вайолете. Ей даже в голову не приходило, что он волнуется о ней. Не привыкла девушка, что о ней, вообще, кто-то может думать.
— Дайте ему трубку, — тоном не терпящим возражений заявил Платон.
— А зачем? — шестым чувством Полина почувствовала, что если соберет двух мужчин вместе, то жди беды. А с бедою у нее и так сложные отношения.
Глава 39
От ответа на трудный вопрос меня спас все тот же телефон, который вдруг решил, что ему пора перезагрузиться. Иногда на него нападала такая блажь. Во всем виновата левая прошивка, установленная однокурсником для более быстрой работы. После ее инсталляции телефон действительно стал работать гораздо лучше, но при этом иной раз жил своей жизнью. Как будто в него подселили чью-то душу.
Не иначе готовился к восстанию машин, пробуя собственные силы.
Однако именно в этот раз я была благодарна и однокурснику с его ломаной прошивкой, и телефону внезапно надумавшему поиграть в мертвого.
— Ну, вот. Отключился, — произнесла постучав телефоном по ладошке. — Вечно он выкаблучивается.
Пожаловалась, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Кто? Платон? — оживился Вайолет.
Ему заметно стало лучше. Бледность ушла. В глазах появился блеск. Все это оценила за доли секунды.
— Если бы…, - пробормотала. — Телефон у меня барахлит.
— Так надо новый, — заявил мистер очевидность.
Можно подумать я сама не знала что нужно делать.
— Угу. С первой зарплаты и куплю, — пообещала сама себе. — Вам уже легче? — не всю же ночь мне торчать сиделкой в чужой квартире, пора и выдвигаться.
— Заметно.
— Вот и хорошо. Тогда я пошла дособираю вещи для Марии Сергеевны. Сегодня я точно к ней уже не попаду, — глянула на часы.
Время стремительно приближалось к полуночи.
О, Боже! Мне пора уже быть дома. А я до сих пор где-то брожу.
Проблема как оказаться в двух местах одновременно выступила на первый план, заслонив собою все остальные. Я совершенно забыла о непонятностях случившихся со мной совершенно недавно. Меня даже не волновало почему позвонил Платон.
Я чувствовала себя Золушкой, чье время истекало. Внутренний метроном сигнализировал об опасности.
Словно заведенный веник прошлась по квартире, собирая вещи. Для этого мне понадобилось всего лишь полтора десятка минут. Я даже успела отыскать корм для кота, налить воду в миску и пару раз провести по лобастой голове.
— Я готова, — отрапортовала, стоя по стойке смирно перед Вайолетом. Он уже не лежал на кушетке, а спокойно прохаживался по квартире.
Полегчало.
Не только мне, но, судя по всему, и Вайолету.
Мужчина лишь кивнул, соглашаясь и… чуть покачиваясь зашагал в сторону выхода из квартиры.
Я хмыкнула, неся в руках сумку с вещами и следя за Вайолетом.
Кое-кому не так уж хорошо, как пытается показывать.
С котиком, чьего имени так и не узнала, попрощалась до завтра, прежде чем закрыть дверь квартиры.
— На лифте я не поеду, — сходу заявила, стоило нам выйти на лестничную клетку.
Вайолет глубоко вздохнул, но возражать не стал. И мы медленно побрели по ступенькам вниз.
— Ой, что-то я выдохлась. Давайте постоим, — предложила, когда заметила, что Вайолета начало покачивать гораздо сильнее. Он упорно молчал, не признаваясь в плохом самочувствии.
Взгляд полный благодарности перехватила через отражение в окне.
Вайолет, конечно, не перестал быть индюком, но смерти я ему не желала.
Свежий воздух на улице напомнил о приближении холодов. Я заметно поежилась, чувствуя себя не вполне комфортно.
— Возьмите, — протянул Вайолет мне свою ветровку. И когда только успел снять? Я даже не заметила.
Что меня дернуло взять ее, неизвестно. По всей видимости, на плече сидел чертенок и он руководил моими действиям.
В машину загружались молча, ехали тоже без слов. Вайолет лишь спросил адрес куда меня подвезти. О том, чтобы вернуться в больницу речи не шло. Слишком поздно.
Во двор моего дома машина Вайолета въехала без пяти двенадцать.
Я то и дело поглядывала на наручные часы, моля всех святых, чтобы успеть вернуться домой именно сегодня. Совершенно не к месту вспомнила, что так и не купила творог. Маман мне еще припомнит за так и не приготовленные вареники. Вряд ли ее будет интересовать мои приключения. Скорее самым важным окажется, что я оставила всю семью голодными. Я уже представляла с какими эпитетами мама обрушится на мою несчастную голову.
Додумать я не успела.
Фонари автомобиля Вайолета выхватили из темноты знакомый автомобиль.
Что возле моего дома делает машина Платона? Дорогой авто бельмом выделялся на на привычном фоне.
Ответ на этот вопрос я получила почти сразу, стоило только выйти из автомобиля.
На детской площадке, освещенной со всех сторон фонарями, на лавочке в рядок сидели… мама… папа… Алина … и Платон. И выжидающе смотрели на вылезающих из автомобиля меня и Вайолета.
Глава 40
Первой не выдержала Алина.
— А вот и блудная дочь вернулась. А мы тут все глазоньки проплакали, пока ее выглядывали, думая, что с ней случилось страшное. А она улыбается.
Интересно, где она увидела улыбку на моем лице? Видимо, в своем воображении.
Я молча подходила к родственникам, замершим с осуждающими выражениями на лице.
— Ты где была? — подключилась мама. — Почему не отвечала на телефон? — она повысила голос. — Где творог?
— Так он не звонил, — произнесла растерянно. Не ответить матери я не могла. — А творог я не купила.
Уж лучше сразу признаться во всех грехах, чем растягивать это «удовольствие» надолго.
— Это как он не звонил? Я тебе сто раз набирала, — мама не сдерживалась. — Зачем тебе телефон, если ты им не пользуешься?
Я полезла в сумочку за телефоном, желая за действиями скрыть нервозность. Когда на меня внимательно смотрят пять пар глаз внутри возникает ощущение будто тело превратилось в студень. Такое же мягкое и колышущееся от любого громкого звука.
Телефон даже не пришлось долго искать. Он сам прыгнул в руку. Я нажала на кнопку включения.
Все выжидательно смотрели на мои манипуляции.
Предательский гаджет загрузился за доли секунды. И высветил… сорок восемь пропущенных вызовов от мамы, пять от папы, двадцать девять от Алины и семь от Платона.
— Ой, — от удивления чуть не выронила телефон из рук.
Такого количества пропущенных звонков я не видела даже в самом страшном сне.
— Ну, что? Убедилась? — ядовито произнесла сестричка. — Это как надо было быть занятой, чтобы не обращать внимание на разрывающийся телефон. Это ж чем же вы занимались до глубокой ночи, чтобы игнорировать беспокоящихся родственников, — продолжала Алина.
Мама кивала каждому слову сестры. Папа не сводил глаз, на его лице играли желваки. Платон встал с лавочки, пытливо смотря на Вайолета.
— Мы бабушку спасали, — пробормотала растерянно.
Я еще никак не могла отойти от осознания того, что за целый день у меня даже мысли не возникло позвонить кому-нибудь и предупредить о задержке. Я ни на миг не вспомнила ни об Алине, ни о маме, ни о папе. Про Платона и говорить нечего. С отношением к нему я определилась до этого.
Совесть, спавшая целый день, внезапно проснулась и во всеуслышание заявила о себе. Да так громко, что хоть уши зажимай от ее возмущений.