Натаниэль Готорн
Алая буква
© Издательство «Фабула», 2021
© Издательство «Ранок», 2021
Уважаемый читатель!
Спасибо, что приобрели эту книгу.
Напоминаем, что она является объектом Закона Украины «Об авторском и смежных правах», нарушение которого карается по статье 176 Уголовного кодекса Украины «Нарушение авторского права и смежных прав» штрафом от ста до четырехсот необлагаемых минимумов доходов граждан или исправительными работами на срок до двух лет, с конфискацией всех экземпляров произведений, материальных носителей компьютерных программ, баз данных, исполнений, фонограмм, программ вещания и оборудования и материалов, предназначенных для их изготовления и воспроизведения. Повторное нарушение карается штрафом от двухсот до восьмисот необлагаемых минимумов доходов граждан либо исправительными работами на срок до двух лет, либо лишением свободы на тот же срок, с конфискацией всех экземпляров, материальных носителей компьютерных программ, баз данных, исполнений, фонограмм, программ вещания, аудио- и видеокассет, дискет, других носителей информации, оборудования и материалов, предназначенных для их изготовления и воспроизведения. Уголовное преследование также происходит согласно соответствующим законам стран, где зафиксировано незаконное воспроизведение (распространение) произведения.
Книга содержит криптографическую защиту, что позволяет определить, кто является источником незаконного распространения (воспроизведение) произведения.
Искренне надеемся, что Вы с уважением отнесетесь к интеллектуальному труду других и еще раз Вам благодарны!
Знак греха
Натаниэль Готорн (1804–1864) – один из первых мастеров американской прозы, получивших мировое признание. Родившийся в пуританском городке Сайлем, известном жутким процессом над «ведьмами», он с ранних лет испытывал угрызения совести из-за деяний одного из своих предков, который вынес обвинительный приговор этим несчастным женщинам. Именно поэтому в его творчестве так важна тема вины за старые грехи, в том числе за грехи предков. Известность молодому писателю принесли уже первые его новеллы на исторические и мистические темы, а в 1850 году на свет появилась «Алая буква» – первый американский роман, ставший бестселлером в Европе. Эту книгу высоко оценили писатели-современники, а Герман Мелвилл даже посвятил Готорну свой эпический роман «Моби Дик». Сегодня «Алая буква» считается одним из краеугольных камней американской литературы: в совершенном по форме романе Готорн зримо воскресил духовный облик своих предков-пуритан, живших в середине 17 века, развенчав их суровую и мрачную нетерпимость, бесчеловечность, извращенные представления о грехе, справедливости и благодати. История обычной супружеской измены превратилась в мощную драму, из которой героиня, пережившая тяжелейшие испытания, выходит преображенной и не раскаявшейся, ибо ее согревает мысль о том, что ее поступок совершен во имя подлинной любви. Иным было мнение тех, кто считал себя «столпами общества». Первый тираж «Алой буквы» был распродан за несколько дней, и хотя люди искусства восхищались мастерством и проницательностью автора, на Готорна обрушились многочисленные в США религиозные издания и ортодоксальные священники. Книгу называли «грязной историей, уместной только в библиотеке борделя», упрекали в том, что ее героиня не испытывает ни угрызений совести, ни вины за свое «преступление», а обозреватель журнала «Черч Ревю» Артур Кокс заявил, что столь «омерзительная амурная история» не может быть темой литературного произведения, и призвал запретить «Алую букву»: «Пропаганда похоти и незаконных отношений должна быть уничтожена в зародыше». Жители Сайлема, родного города Готорна, пришли в такую ярость от романа, что писателю пришлось увезти оттуда свою семью.
Волна этого «целомудренного террора» докатилась и до Российской империи: в 1852 году «Алая буква» была лично запрещена к публикации царем Николаем I, и лишь с восшествием на престол его наследника Александра II русский перевод стал доступен читателям.
Но и спустя сто лет, когда роман Готорна стал признанной классикой, его злоключения не окончились. Между 1961 и 1977 годами в США были предприняты различными организациями не менее семи попыток запретить чтение «Алой буквы» несовершеннолетними на основании того, что роман «порнографический и непристойный», в нем идет речь «о прелюбодеянии и незаконнорожденном ребенке», а также из-за того, что книга «слишком откровенна и обличительна», ибо повествует о священнике, «вовлеченном в прелюбодеяние».
Все это не только не повлияло на популярность романа – наоборот, обеспечило ему миллионные тиражи и переводы на все основные языки мира. На сюжет «Алой буквы» было создано несколько опер и театральных инсценировок, первая киноверсия книги появилась еще в 1908 году, а в 1926 году, еще в эпоху немого кино, был создан полнометражный фильм с участием великой Лилиан Гиш. В дальнейшем последовали новые киноверсии, последняя из которых, созданная режиссером Роланом Жоффе в 1995 году, собрала целую плеяду голливудских суперзвезд, в том числе Деми Мур, Гэри Олдмена и Роберта Дюваля.
Глава 1. Тюремная дверь
Перед бревенчатым строением, массивные дубовые двери которого были усеяны шляпками кованых гвоздей, собралась толпа: бородатые мужчины в темных одеяниях и серых островерхих шляпах вперемежку с женщинами в чепцах.
Каких бы взглядов на человеческое счастье и добродетель ни придерживались основатели колоний в Новом Свете, они неизменно сталкивались с необходимостью отвести один участок девственной почвы под кладбище, а другой – под тюрьму. Зная это правило, можно не сомневаться, что отцы города Бостона возвели первую тюрьму не позже, чем разбили первое кладбище на участке Айзека Джонсона[1]. Его могила послужила центром, вокруг которого впоследствии начали размещаться могилы всех прихожан старой Королевской церкви[2].
Так или иначе, но спустя пятнадцать-двадцать лет после основания города деревянное тюремное здание, исхлестанное непогодой, уже потемнело, состарилось, а фасад его стал еще более угрюмым и мрачным. На тяжелой оковке дубовых дверей образовался такой слой ржавчины, что, казалось, во всем Новом Свете нет ничего древнее этой темницы. Словно она так и явилась на свет – старой, как само преступление.
Перед этим уродливым зданием, между ним и проезжей частью улицы, была расположена лужайка, сплошь покрытая репейником, лебедой и прочей отталкивающего вида растительностью, которая, должно быть, нашла нечто родственное себе в месте, где угнездился угрюмый цветок цивилизации – тюрьма. Но сбоку от дверей, почти у самого порога, раскинулся куст дикой розы, усыпанный – дело было в июне – нежными цветами. Цветы эти словно предлагали и арестованному, впервые переступающему порог тюрьмы, и выходящему навстречу судьбе осужденному, свою хрупкую прелесть и тонкий аромат – в знак того, что всеобъемлющее сердце природы исполнено милосердия и сожалеет о его участи.
Этот куст рос тут с незапамятных времен. Мы не в состоянии установить, просто ли он уцелел с той поры, когда его окружал дремучий лес, и как-то пережил гибель склонявшихся над ним могучих дубов и сосен, или же – как утверждают достоверные источники – расцвел прямо под ногами праведницы Энн Хатчинсон[3], когда она входила в двери этой тюрьмы. Но поскольку этот куст находится на самом пороге этого повествования, которое берет начало у зловещего тюремного входа, нам остается лишь сорвать один из цветков и предложить его читателю. Пусть он послужит символом иного – прекрасного и одухотворенного – цветка, выросшего в здешних краях, и, быть может, ему удастся смягчить мрачное окончание этого рассказа о человеческой слабости и скорби.