Шего буравил Рае взглядом – черные-черные зрачки синих-синих глаз в ободе густой пульсирующей радужки подрагивали бессильной яростью, словно мертвые звезды. Рельефная сияющая кожа сиденья вокруг колдуна начала пузыриться и плавиться, дым и омерзительный запах паленого поползли по салону.

– Э-э-э, люди! – Крола, всё это время украдкой поглядывавший на них в зеркало заднего вида, вдруг завертелся туда-сюда (белые пустые глаза провидца метались повсюду, как крошечные шарики), протянул назад свободную руку, бессильно обмахнув веером пальцев коптящее сиденье. – Вы чего, мать вашу, творите?

– Устанешь чистить, – пригрозил Рае, не обращая внимания на провидца, змей тоже не обращал внимания на провидца, он рычал от злости.

– Пить могут все, – сухо добавил колдун.

Крола полез опустить стекло, чтобы выгнать сгущающуюся вонь, но окно само собой резко захлопнулось, так что ни кнопки, ни ручки не смогли вновь открыть его – провидец ударил с досады ладонями в руль:

– Черт бы тебя побрал, Рае, ты испоганил мне всю машину, а теперь еще велишь задохнуться от этого смрада?

Колдун не ответил, оценив, на чьей стороне Крола, и сказал Шего:

– Некоторые только это и могут. Так выпало.

Но змей устал от предначертаний. Выпало. Смешно сказать: снег судьбы. Он зло усмехнулся себе под нос – язва на языке и в горле не рассасывалась, зато дым в салоне резко исчез сам собой.

– Что смешного?

– Тебе не понять.

Шего сжал кулаки и уставился перед собой – щетка волос на затылке провидца упиралась тому в складку на шее, и, глядя на нее, змей вспомнил о топоре палача.

– Вечно ты мне всё запрещаешь, – сказал он, распустив пальцы, и зло втер ладони в грубую ткань штанов. Колдун проводил усталым взглядом это скольжение, поднял с пола бутылку, бросил ее на пустое сиденье впереди и вернулся к своим бумагам.

– Я всегда позволял тебе больше, чем когда-либо было можно.

– В твоем мире. Не в моем.

Тьма подступала сверху и снизу, смыкая в пасти серую полосу горизонта. За окном изредка мелькали плоские черные шары деревьев и углы домов, что были ниже этих деревьев, тут же сменявшихся бесконечными угрюмыми лентами леса. Шего уперся локтем в стекло, поджав костью ладони кость подбородка. Дверь била в локоть, ладонь – в лицо.

Прошла целая вечность, прежде чем машина остановилась, сотни смазанных унылых картин пронеслись за окнами, пока мгла не стерла границ, выеденных деревьями. Дождь всё не прекращался, капли летели в свете фар, как отсветы хвоста кометы, высекая фальшивые искры (что странным образом успокаивало), но в конце концов машина остановилась, разрушая монотонную безучастность дороги, и вода плашмя повалилась на капот.

Кончилось волшебство.

Крола выдернул ключ зажигания, бубенцы брелоков зазвенели у него под ладонью, и Шего вдруг расхотел покидать ставшую привычной безопасность салона. Провидец потянулся к бардачку, доставая перетянутый зонт, больше похожий на сверток с чьей-то отрубленной рукой. Шего украдкой поглядывал на колдуна, баюкающего в ладонях трубку из свернутых бумаг. Змей боялся повернуть голову, чтобы только Рае его не заметил, и смотрел на него тайком, загоняя зрачки в самые уголки глаз (так близко к кости, что становилось больно), но ничего не видел, только темное пятно – след один. Колдун застегнул пуговицу на пиджаке и передал бумажный сверток провидцу – тот спрятал его в бардачок, замок которого сам собой провернулся. Змей тоже стал готовиться к выходу и достал из рюкзака заговоренные плащ и перчатки. Тихий Рае ему совсем не нравился, поэтому, когда колдун, игнорируя Шего, приказал Кроле: «Проводи его», – и вышел в ночь, змей совсем растерялся. Холодная сырость дохнула в салон – у Шего защипало лицо и руки, но еще сильнее защипало внутри, и ему страшно захотелось безропотно последовать за хозяином в мокрую темноту. Дверь за Рае захлопнулась слишком быстро, так что змей успел лишь скользнуть рукой по сиденью, попав ладонью в тепло на рельефной коже, где только что сидел этот ледяной человек.

– Ну как, ты готов? – спросил Крола.

Шего покачал головой, надел плащ и вылез под дождь.

Шего потянул на себя дверь не дома, а недоросля какого-то – та упрямо не поддавалась: расшатанные зубы косяков не давали ей встать в перекошенное окно проема, и маленькая створка осталась зиять, словно резаная рана, куда темно проглядывало сырое мясо отравленной ночи.

– Не мог бы ты сделать свое пламя безвредным? – попросил провидец, с опаской поглядывая на пылающую ладонь, которую змей выставил перед собой.

– Интересно как? – удивился Шего.

– Ну, не знаю, как в лампе. – Крола пожал плечами.

– Вообще-то, и от свечи дом может сгореть.

– Постарайся всё же нас не спалить, ладно?

– Да уж постараюсь, – рассердился змей и другой рукой провел по стене, пальцы соскользнули с плотно подогнанных друг к другу растрескавшихся бревен. – Черт, тут что, всё из дерева? – спросил он то ли у мрака, то ли у провидца и, сжав кулак, погасил огонь.

Во внезапности темноты, как будто наступившей ему на глаза, Шего больно стукнулся обо что-то и сразу разжег между пальцами спасительного огненного светлячка, не больше капли. Нога наткнулась на чемодан, оскал которого больше походил на вой, вываленные волчьи языки перекрученных друг с другом одежд вяло обвивали этот жалкий гроб.

Змей продирался сквозь разворошенный дом: повсюду его сопровождали тоскливые лики шкафов с изувеченными дверцами и поломанными замками, старые тряпки, сапоги, бутылки, бесформенные тюки подушек и матрасов, в которых мыши спасались от холода, газеты, газеты, газеты, – всё это так легко было сжечь. Змей прижал к себе светящуюся руку.

Низкая лестница с вывороченной нижней ступенью вывела его в крошечную каморку с дверью в каждой стене: одна из них была заперта на тяжелый амбарный замок, мертвым пауком болтавшийся посередине, другая – снесена с петель и оставлена лежать на пороге, как могильная плита, третья – вела в тесную комнату с нависшим над самой головой деревянным настилом.

– Что это за место? – тихо спросил Шего.

– Очень старое, – задумчиво произнес Крола, кисло оглядев комнату. – Поищу дров. А ты давай поаккуратнее тут.

– А ты – там. – Змей кивнул на черноту за дверью.

– Провидцу тьма не помеха, – сказал Крола и, подмигнув Шего, скрылся где-то в безглазой тьме.

Змей переступил через порог – низкий проем заставил его поклониться. Комната была бы значительно просторнее, если бы не огромная печь, сделавшая ее тесной, как какой-нибудь раздувшийся и мешавший всем остальным о́рган. Слева висел умывальник, раковины под ним не было, чтобы рассмотреть это, Шего пришлось поднести огонек опасно близко к конструкции. Вдруг где-то в оставшемся мраке разорвался гулкий мокрый шлепок, и тут же подле той капли взорвалась еще одна. Змей резко отдернул руку от умывальника (от неожиданности огонь у него в ладони подпрыгнул, как вспышка молнии), он стиснул пальцы, но сияние уже открыло взгляду кровать с прогнившим матрасом, на который сверху – сквозь дыру в потолке и крыше – плевала вода. Первое, что захотелось Шего: сжечь дом дотла и пепел развеять. Но правда заключалась в том, что между нескончаемой жижей снаружи и парой капель внутри выбора на самом деле не существовало.

Ты не должен бояться. Не должен бояться. Тебе просто нельзя бояться. Хватит бояться. Никогда больше не бойся.

Заклинание не действовало – страх не уходил, омерзение тоже, росла одна злость.

Шего отступил от кровати поближе к печи, заглянул в источавшую каменный холод дыру за заслонкой, подтянул рукав до предплечья и позволил огню охватить всю руку. Кирпичи откликались на позабытый зов пламени неохотно, как бы отталкивая его, словно не желали вспоминать. Крошки золы, сажи и глины на чугунной плите были похожи на землю Пустоши. Змей потер соринки горящими пальцами.