– Нормально всё. – Он мазнул пальцами обожженное место, растирая пятно золы, потом извернулся, вытаскивая из кармана коробок, показал скулу длинному узкому зеркалу над лобовым стеклом (игнорируя белый слепой взгляд провидца и внимательный черный взгляд колдуна), спичка вспыхнула в когтях, и Шего поднес огонь прямо к поврежденной щеке – золотое сияние пламени облепило края ранки, и, нагорая, стянуло ее.

Рае пристально следил за его поспешным самолечением, но Шего делал вид, что не замечает этого, пряча спички обратно.

– Ты не должен бояться.

Голос колдуна, участливый и непреклонный, лег на плечо как ладонь, и змей, пропустив ремень безопасности сквозь кольцо сложенных пальцев, пробурчал куда-то себе в колени:

– Я не боюсь.

Рае вытянул руку и хлопнул провидца в плечо: «Дай воды», – тот нагнулся к бардачку и вытащил оттуда бутылку, купленную на заправке часа два назад. Колдун открутил крышку, наполнив салон гремучим шипением растревоженной жидкости, змей посмотрел на эту бутылку, как на бомбу, и, нервно подвинулся, сжав ноги. Пузыри, выступившие под пальцами Рае, пугали и притягивали Шего. Наконец этот невозможный стрекот стих, и человек сделал глоток отравы, а потом еще один. Змей отвернулся к окну, так что колдуна кольнула точка родинки у него за ухом.

– Почему у меня не растут волосы, а у тебя растут? – спросил Шего когда-то, еще совсем тогда маленький, больно и нежно дергая Рае за короткие темные прядки.

– Потому что ты не человек.

– Как это?

– Просто.

– Кто же я?

Колдун приложил палец к родинке Шего, как бы включая его.

– Змей.

– Но ведь у меня одна голова, а не три. – Змей передернул плечами так, что будь у него три головы – две слетели бы на пол, как кожаные мячи. Рука Рае слетела. – И у меня нет ни чешуи, ни хвоста, только когти одни, но ведь пальцы почти как твои, – он сжал запястье колдуна, предъявляя тому в доказательство их же руки, – а один так совсем человеческий.

– Это старые сказки, где ты их слышал?

– Рэда рассказывала.

Рае подхватил змея (тот тяжело повис у него на руках, так что заболело под мышками) и усадил к себе на колени.

– А кто ей разрешил? – строго спросил он Шего, прижавшего руки к бокам, как упрямая птица – крылья.

– Я просил ее.

– Когда?

– Когда тебя не было.

Вечером колдун отчитывал ведьму: «Ты что, совсем дура?», – запрещая пугать Шего монстрами из старых сказок, а она ему: «Да он же сам просил. Вас тогда долго не было, и он перестал спать, подходить к огню, слонялся по дому, всё больше у входной двери, что мне было делать?». Нужно ли было просто спросить ее: «Скучал ли он без меня?». Или никогда не знать? Никогда не знать наверняка. Он ведь сам не скажет.

– И часто она тебе басни рассказывает?

– Нет. Почему ты сердишься?

– Я не сержусь.

– Но ты не отвечаешь мне, а только злишься из-за ерунды.

– Это ерунда для тебя?

– Что? Сказка о трехголовом чудище, которым ты меня крестишь?

– Ты не чудище.

– Не трехголовое. – Змей стукнулся лбом в грудь хозяина, и слова его провернулись в колесе пустоты между ними.

Они снова говорили об этом, когда Шего вернулся домой и его трясло мелкой дрожью. «Что случилось?», – спросила Рэда, но змей не ответил. Ведьма потянулась было к нему – он отпрянул и бросился наверх, перескакивая через ступени. Закрывшись в комнате, он упал на кровать, и, когда Рае вошел к нему, отвернулся к стене. Колдун сел рядом. Они оба молчали.

Шего заговорил первым:

– Мы ведь никто. Просто батарейки, которые можно легко выбросить, если перестанем работать.

– Нет, всё совсем не так, мы обручены, это кровный союз.

– Это только красивые слова, а по сути – простая сделка, чтобы отнять силу.

Рае смотрел на Шего, который повзрослел еще сильнее за один этот долгий день, ему было жаль того времени, когда он чаще смеялся и больше верил ему.

– Ты вечно повторяешь, что я не должен бояться, но как можно не бояться? У меня есть сила, но у нее же – равная слабость. Я видел, что такое вода и что мы перед ней.

– Мичера жалок и слаб, он не смог совладать ни с чужим огнем, ни со своим гневом.

– Не смог совладать с гневом? – Шего резко сел на постели и отполз в самый угол, подальше от Рае, откуда начал шипеть на него, как настоящий змееныш. – Он же изуродовал Киру! А вы ему это позволили. Позволили безумцу нарушить закон и держать свою бракованную игрушку в клетке. А Киру живой, ты понимаешь это? Он живой, как любой из нас, почему же вы не защищаете его? Да что вы вообще о себе думаете? Ищете зверя вместо того, чтобы судить хозяина!

Рае слушал его, поворачивая на безымянном пальце серебряный наперсток, прячущий змеиный коготь под ним.

– В этом мире всегда прав господин. Хоть, помяни мое слово, Киру сам за себя еще отомстит.

– Как? Что он может сделать против колдуна, пришитый к нему силой изначального договора? И вообще, спросил кто-нибудь первого змея: хотел он появиться на свет? И последнего – кто спросит?

– Что за мысли у тебя? – нахмурился Рае.

– Почему мы не можем уйти?

– Куда?

– К людям.

– И что мы будем там делать? – Рае поднялся и подошел к двери, теперь и он начинал злиться. – Морочить им головы, чтобы тебя в пруд не бросили, а меня на костре не сожгли?

– Я хочу быть человеком! – выпалил Шего и тоже вскочил с кровати.

– Ты не знаешь людей!

– Рэда – человек. Зэй – человек. Ты – человек.

– И что? Ты разве перечислил святых? И при этом воображаешь, что где-то там отыщется кто-то еще лучше? Ты когда в Ад спускался – глаза закрывал, что ли?

– Тебе легко говорить, ты-то не чудище.

Колдун обхватил лицо змея и сжал свои пальцы на его щеках, чувствуя чужие зубы под кожей.

– Да неужели? – прошипел он с такой злостью, что напугал Шего. – Я забираю жизни и у детей. И кто же я таков, если не чудище? А?

Зверь вцепился в руку человека, заставив ее разжаться.

– Я не стану палачом, вы не заставите меня! – убежденно заявил он.

По щеке его побежала тонкая ниточка черной крови, выпущенная острым наперстком колдуна, и эта ниточка вовсе не была так уверена, как обладатель лица, по которому она стекала.

– У тебя нет выбора. Его просто нет. Как у волка, который никогда не сможет есть сено.

– Только потому, что во мне огонь? – Змей перехватил руку хозяина в молящем жесте, ища у него защиты и утешения, но не получил ни того, ни другого.

– Огонь – это и есть ты. – Рае сжал маленькую ладонь, но она уже слишком хотела выскользнуть.

– Кто же я без него?

– Этого тебе никогда не узнать.

Память вскрылась, как сколупнутая болячка. Рае посмотрел на Шего, ослабив пальцы на пластике, – раздался зычный хлопок. От этого звука змей вздрогнул, устыдившись откровенности своего страха, и стиснул веки, прикусив их как губы, колдун же, закрутив крышку, положил бутылку на сиденье между ними, и та, откатившись, стукнула Шего в бедро. Он брезгливо повел плечом – шея и скула отозвались волной на это движение, но проклятую бутылку, которая холодила и жгла ему ногу, не скинул, как ему ни не терпелось, всё же сдержался, только попросил устало:

– Я знаю, что заслужил, чтобы ты на голову мне ее вылил. Но, прошу тебя, убери это.

– Ты не должен бояться.

Змей резким нервным движением скинул Чертову бутылку на пол, к ногам хозяина.

– Должен, еще как должен! А ты бы не боялся? – Он посмотрел в глаза Рае, требуя ответа. Колдун молчал, и лицо его было такое закрытое, такое непроницаемое, такое холодное. – Зачем мы здесь? Сколько уже времени этот кошмарный дождь не прекращается? Чего ради ты усадил меня в это корыто? («Корыто? – сквозь зубы прошипел провидец и любовно погладил руль, приговаривая: Не слушай его, милая, не слушай, хорошая»). Я могу попасть куда захочу, – настаивал змей, – не замочив рукава, только спусти меня снова с цепи! Зачем ждать, когда эта сырость мне кожу разъест? Вода сильнее. Страшнее. И ты – сильнее. Пьешь ее передо мной, всё бахвалишься, что ты человек, пока я, чудище, дрожу тут как осиновый лист. Чем это лучше Острога? Отдал бы меня стерхам, и делу конец.