Он изо всех сил старался не обращать на них внимания, прекрасно понимая, что Сириус Блэк сидит рядом с ним за столом в качестве его надзирателя. Он чувствовал запах готовящейся пищи, густой запах дрожжей, который сопровождал свежий хлеб. У него уже текли слюнки, чтобы откусить кусочек, но у него было достаточно ума, чтобы понять, что употребление пищи в этот момент будет только раздражать его нежный желудок.

Он, вероятно, мог бы попробовать немного хлеба, потому что запах дразнил его.

— Нет! — крикнула Джинни из кухни. — Я отказываюсь! Я не собираюсь ужинать с этим чудовищем!

— Джинни Уизли! — ее мать, в свою очередь, закричала в ответ — Не называй его так!

— Держу пари, он хочет убить всех! — закричала Джинни, и от ее голоса задребезжали стаканы с водой, стоявшие на столе. — Держу пари, он хочет перебить всех магглов!

Том вздохнул и начертил знаки на столе. Он знал, что это ничего не даст, но было полезно держать свой ум острым для того, что ему нужно будет вырезать в конечном итоге.

— Я не хочу. Если это вообще имеет значение.

— Скорее всего, нет, — утешил Сириус с легким раздражением. — Ты действительно её травмировал. Или сделаешь это в будущем. Черт возьми, это сбивает с толку.

Том почувствовал небольшую волну раздражения, потому что это выводило его из себя. О, это было совсем незначительное неудобство для Тома — оказаться в мире, где у него и для него ничего не было.

Еда была накрыта на столе, и со всех сторон в Тома стреляли кинжалами взглядов. Он проигнорировал их, по крайней мере, такое он привык получать в приюте. Он был готов к тому, что из-под него вырвут ковер, что они будут издеваться и смеяться над тем, как “ты действительно думал, что будешь есть сегодня? Иди в свою комнату!”

Он прогибался вперед, слегка скрючившись над пустой тарелкой. Сириус наблюдал за ним, его глаза гнетуще и тяжело смотрели в спину Тома. Желудок Тома заурчал, мучительно сжавшись, хотя он знал, что не должен слушать его мучительные позывы.

— Ну … — миссис Уизли вздрогнула и улыбнулась, хотя улыбка была отчасти вымученной. Глаза Тома были прикованы к хлебу перед ним, сосредоточенные с целеустремленным намерением хищника. — Я так счастлива, что мы снова вместе!

Джинни фыркнула, она сидела довольно далеко. Ну, хотя бы вне досягаемости ножом для масла.

— Разве наш местный монстр не должен что-нибудь сказать?

Разве наш отмеченный дьяволом не должен что-нибудь сказать?

Глаза Тома не отрывались от стола, когда хорошо знакомое благословение пронизывало его мысли. Сейчас это было невозможно забыть, потому что он был вынужден говорить за всех вслух за каждым приемом пищи. То, как они избили бы его, если бы он отказывался говорить, даже когда он был ребёнком.

Том открыл рот и изрыгнул благословения с привкусом кислоты.

— Благословим Господа за щедрость, которую он дал, он в моем теле отталкивает прикосновение сатаны, что сгниет мою плоть и делает меня нечистым, благословим того, кто высечет свой знак на моей коже и избавит меня от зла самовосхваления, аминь.

«Аминь». Эхом отозвались дети в приюте.

Том рванулся вперед и вцепился в хлеб, как волк в тушу.

***

Он слышал новости о Дюнкерке* из газет, которые валялись по улицам.

*Дюнке́ркская эвакуация — операция в ходе Французской кампании Второй мировой войны по эвакуации морем английских, французских и бельгийских частей, блокированных у города Дюнкерк немецкими войсками после Дюнкеркской битвы.

Солдаты возвращались домой, их кормили чаем и печеньем, а Том тем временем выискивал кусочки сыра. Лондонские крысы, утопающие в сале и пыли.

Палочка, которую он держал в руке, была не самой лучшей, но она была совместима с его ядром в изрядной степени. Он рылся в комнате забытых вещей, проверяя различные палочки, чтобы определить, какая будет подходить лучше. Он знал, что под взглядом профессора Дамблдора, наблюдающего за ним, его, скорее всего, проверят на недавнее использование магии в его зарегистрированной в министерстве палочке. Гораздо безопаснее иметь вторую палочку, пусть и не идеальную.

Эта заставило его тело покрыться мурашками, зудя, как плющ и оспа на коже. Она не заставила его истекать кровью или взрываться, так что он посчитал это победой.

Войска возвращались, и он знал, что они будут рыскать по Лондону в поисках клочков фамильярности, которые они оставили. Они были дураками, вернувшимися сюда, чтобы добавить к гноящейся выгребной яме гнили и загрязнения, которой была Темза.

В зданиях валялись трупы, прошлой ночью вспыхнул пожар, и дым и пепел были такими густыми, что Том задыхался даже находясь за много километров. Он знал, что многие, должно быть, сгорели, изнемогая от боли.

Эта защита все еще действовала над Лондоном, и ответная реакция на любую магию, применяемую в городе, была отрицательной. Это было сдерживающим фактором для дальнейшего терроризма, но в этот момент Том едва сводил концы с концами. Его последняя рубашка загорелась от одного неожиданного взрыва, брюки уцелели только от быстрого перекатывания по штукатурке, покрывавшей улицы. Его сумка была чудесным образом в порядке, но он не продержится долго без какой-либо одежды ночью.

Он всегда мог попытаться ограбить магазин, но без оружия, он знал, что это не приведет к хорошему результату. Ему нужно было обыскать мертвых; если повезет, он мог найти на трупах талоны на еду или одежду.

Он вытащил позаимствованную палочку и положил ее рядом с медикаментами, которые уже были подготовлены. Держа палочку в правой руке, он глубоко вдохнул и попытался успокоить нервы.

Он произнес заклинание, чувствуя, как гул абсолютного удовольствия проходит по его нервам от использования темной выровненной магии. Это было сильно влияющее проклятие, ищущее свежих мертвецов для отбора инфери. Сейчас он не собирался оживлять тела, но проклятие мало заботило намерение, кроме того, на что оно было способно. Том выдохнул с восторженным хрипом, почти впадая в транс от блаженства, исходящего от этого. Он уже давно не мог расслабиться.

А потом защита обрушилась на него, словно сапог на маленького ребенка.

Том поперхнулся, палочка выпала из его руки. Его кости затрещали, позвоночник затрещал, и он согнулся, корчась на земле. Жалкий хрип, когда у него перехватило дыхание. Его глаза закрылись, и он поник, позволяя себе страдать, пока защита давила на него, разрывая кожу с явным неудовольствием.

Оно исчезло, и липкая теплая кровь потекла из ран на боку. Большие порезы, содранные участки кожи. Том не обращал внимания на ужасные следы архаичной магии, которую применяло министерство. Они все были напуганы, особенно после того, как Гриндевальд неистовствовал ранее. Том потянулся за марлей и бинтами и попытался собрать свою плоть воедино.

Краем глаза он заметил пурпурный оттенок, которым были пропитаны стены. Светящийся фиолетовый, который передавал его глазам лишь очертания мертвого тела. Он мог видеть около четырех в поле зрения, спрятанных в маленьких шкафах разбомбленных домов. Вероятно, они пытались найти убежище в свои последние минуты. Теперь они давали Тому шанс выжить.

Он с трудом поднялся на ноги, не обращая внимания на скулеж маленького зверька, который сорвался с его губ, когда его торс запульсировал от боли и снова закровоточил.

Может быть, если ему повезет, один из трупов окажется поблизости с бинтами. У него кончалась вода.

========== Mea culpa* ==========

Комментарий к Mea culpa*

*Mea culpa (с лат. — «моя вина»), mea maxima culpa («моя величайшая вина»)— формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века. Выражение происходит от первой фразы покаянной молитвы Confiteor, которая читается в Римско-католической церкви в начале мессы:

Исповедую … что я много согрешил мыслью, словом и делом: моя вина, моя вина, моя величайшая вина.

О главе:

Воспоминания о том, что мы сделали, преследуют нас во сне.

Примечания от автора: