Горячая вода текла на них сверху, и под ней кожа Драко быстро становилась розовой; Гарри целовал её торопливо, трогал губами острые линии ключиц, яркие родинки на груди, а Драко, упрямый и заботливый, намыливал ему голову пахнущим травами волшебным шампунем и лишь раз проворчал, что не простит, если кто-нибудь зайдет сюда и увидит их.
Когда Гарри, задыхаясь, второй раз кончил ему в руку и бессильно уткнулся в горячее плечо, снаружи уже совсем стемнело. Они долго ещё стояли под водой, пытаясь отдышаться, а потом Гарри поцеловал Драко в мокрые губы и выключил воду, понимая, что действительно пора собираться.
Одевался он, забавляясь тем, как деликатно Драко отворачивается, чтобы дать им обоим личное пространство. Правда, всё впечатление от его безупречных манер развалилось, когда Драко неожиданно обнял Гарри сзади и сунул обе руки ему под футболку и толстовку, оправдавшись тем, что холодно. Врал — ладони у него после душа так и оставались горячими.
— Я получил от отца письмо, — сообщил Драко невпопад, пока они с Гарри шли по территории школы в сгущающихся сумерках. До этого речь шла об экзамене по ЗОТИ, поэтому до Гарри сразу дошло: Драко вынашивал эту фразу очень долго, но так и не смог выбрать правильный момент.
— В чём дело? — спросил он осторожно. Драко отвел глаза и спрятал руки под мантию.
— Ну, он прочитал эту… книгу, — в слове звучало столько презрения, что Гарри был готов поклясться: будь у Драко яд — он зашипел бы на языке. — Думаю, раньше у него не было возможности, сейчас он много времени проводит в Мунго… В общем, он недоволен.
А когда Люциус вообще был чем-то доволен, — подумал Гарри, но не стал говорить это вслух, решив, что будет слишком. Вместо этого он спросил:
— Чем?
Драко глубоко вздохнул. Они неделями делали вид, что никакой книги нет, и Гарри старался по возможности пропускать мимо ушей всё, что было с ней связано. Но сейчас Драко заговорил об этом сам, и его лицо, на первый взгляд спокойное, выражало куда больше тревоги, если приглядеться внимательнее.
— Оказывается, там целая глава посвящена мне, — нарочито насмешливо сообщил Драко. — Тому, что я убийца, садист и так далее. И ещё… — он замолчал, будто не знал, как объяснить. — Еще там написано о нас. Что мы, возможно, не всегда были врагами. То есть, что мы вообще не были врагами. Иначе, почему это ты сейчас проводишь со мной столько времени?
Гарри невольно открыл рот. Ему показалось, что в голове, в попытке составить из небрежных слов Драко целую картину, со скрипом задвигались шестерёнки.
— Она намекает, что мы…
— Что мы друзья. Но отец считает, что она готовит почву для других слухов.
Гарри остановился посреди лестницы и растерянно потёр затылок.
— Я даже не знаю, должно ли это меня волновать. Иногда мне кажется, что если я буду волноваться ещё больше, то взорвусь.
Драко, который тоже остановился рядом с ним, издал нервный смешок.
— Может, идея игнорировать всё, что говорят, не так уж плоха.
Но даже если это было и так, они всё равно разошлись у порога замка — как делали всегда, стоило им оказаться в потенциальной близости от других студентов. И в этот раз, делая вид, что не хочет снова догнать Драко и пойти с ним рядом — куда бы тот ни шел — Гарри почувствовал большее сожаление, чем обычно.
========== XIX. Личная весна ==========
Самым любимым местом для разговоров у Гарри и Драко очень быстро стала библиотека. Они приходили туда с самого утра в выходные и просиживали долгие часы, делая вид, будто готовятся к занятиям, но на самом деле обсуждая все на свете. Никогда прежде у Гарри не было столько желания снова оказаться в царстве знаний, даже Рон как-то буркнул, что от его слов «я в библиотеку» начинает отдавать помешательством.
Несколько раз Гарри замечал, что за ними наблюдают студенты, подглядывают через стеллажи, но, пользуясь своим положением будущего выпускника, он ставил заглушающие чары. Это было вполне законно — мадам Пинс делала послабления для тех, кому скоро сдавать экзамены, и разрешала колдовать над её драгоценными столами.
— Ладно, хм-м-м, сегодня твоя очередь, — сказал Гарри, обмакнув перо в чернила. За окном стояла прекрасная погода, которая так и манила прогуляться, большинство обитателей замка пользовались первыми весенними солнечными лучами — и это давало Гарри и Драко редкую возможность провести время совсем наедине. — Расскажи мне какую-нибудь глупую историю.
Эта традиция сложилась у них незаметно сама собой, родившись из не очень дружелюбного разговора о том, кто кого поставил в большее количество неловких ситуаций. Обычно они старались эту тему не затрагивать, но в тот раз Гарри рявкнул, что никто, кроме Драко, его так сильно не доводил — а потом вспомнил Дадли и вдруг начал смеяться. В ответ на вскинутые брови он пояснил, что вообще-то пальму первенства стоит отдать Дурслям, и рассказал про свою жизнь в чулане под лестницей. Драко выглядел так, словно его ударили по голове, и брякнул только что-то вроде: «Это ненормально. Ты ненормальный», — чем вызвал у Гарри ещё больше смеха.
На данный момент Гарри успел поведать о случае с отросшими за ночь волосами, попытаться объяснить Драко устройство компьютера, которое сам не очень хорошо понимал, и вспомнил несколько дурацких случаев со стихийным проявлением магии, которое спасало от приставаний Дадли и его друзей. Драко больше не называл его ненормальным, но, в основном, не до конца понимал, как реагировать: похоже, жизнь Гарри до Хогвартса казалась ему откровенно кошмарной, и он не находил её такой уж достойной смеха.
Детство Драко, напротив, выглядело почти райским. Он никогда ни в чем не нуждался, кроме отцовского внимания, которого ему, кажется, недоставало — Драко не говорил об этом прямо, но порой у Гарри складывалось именно такое впечатление. Его окружали учителя и няньки, десятки совершенно безумных магических артефактов и тысячи книг, у него была любящая ласковая мать и собственная метла к шести годам. Некоторые его истории примерно повторяли те, что он во всеуслышание рассказывал на первом курсе (Гарри как-то признался ему, что эти рассказы чуть не ввергли его в отчаяние перед первым уроком полетов, на что Драко только широко ухмыльнулся и сказал, что именно этого эффекта и пытался достичь).
— Давай только по-настоящему глупую, — уточнил Гарри, вспомнив об этом случае, и посмотрел на Драко из-под очков. Тот деловито перевернул страницу своей книги и сощурился, будто бы размышлял. Впрочем, Гарри был уверен, что он уже знает, о чем рассказывать, и нарочно держит какую-то интригу.
— Ладно, — наконец протянул Драко. — Когда я был ребёнком, в саду Малфой-Мэнор поселились павлины.
Он выдержал драматическую паузу, и Гарри поднял брови:
— Павлины.
— Именно. Белые павлины. Отец завез их откуда-то из-за границы, потому что в то время была мода держать всякую живность в своем саду, — Драко сделал пометку в своем пергаменте и продолжил, как ни в чем не бывало: — Их было двенадцать. Глупые птицы. Ты бы слышал, как мерзко они орут.
Гарри вздохнул. Драко любил затягивать истории, делая какие-то небольшие ремарки и очевидно считая, что таким образом он подогревает интерес. И что хуже всего — это работало, чёрт возьми.
— Это был конец мая, у меня вскоре должен был быть день рождения. И когда родители спросили у меня, что я хочу в подарок, я закатил истерику, что хочу павлина, — Драко тихо рассмеялся, глядя куда-то в свой свиток. — Тринадцатого. Отец пытался добиться от меня хоть какого-то объяснения, к чему мне тринадцатый павлин. Я мог взять себе любого из двенадцати, но хотел ещё одного.
— А, — протянул Гарри непонимающе, — зачем тебе нужен был тринадцатый?
— Не знаю, может, я хотел, чтобы отец ко мне прислушался, — пожал плечами Драко и поднял взгляд. — Его подарки всегда были сделаны с какой-то целью. Он говорил, что я должен играть в квиддич лучше всех, или варить зелья не хуже Северуса, и дарил мне мётлы и котлы.
