– Это не проблема, тетушка, не переживай. Друзей у меня нет, а заниматься я буду самостоятельно, мы с моими школьными учителями основательно подготовились к обучению на дому.

– Что ж, ладно, поживем – увидим. – Она пожала плечами, но было видно, что ее отпустило. – И называй-то меня просто Олва, лады?

– Хорошо, Олва. – Герду действительно так было проще. – Только мне бы хотелось жить в отдельной комнате с дверью, – он заерзал на сидении, – мне необходимо личное пространство.

Олва-таки отвлеклась от дороги и посмотрела на племянника:

– Конеш, у меня достаточно места для нас обоих.

Герд кивнул, и больше они не разговаривали. Насладиться видами по пути у него не получилось, пришлось запрокинуть голову, плотно сжать губы и веки и старательно дышать, притворяясь спящим и пытаясь сохранить содержимое своего желудка при себе.

Но ему снова выпало удивиться, когда качка наконец закончилась, и он смог открыть глаза и увидеть перед собой небольшой одноэтажный деревянный коттедж, по виду новый и крепкий. Такую роскошь себе мог позволить, пожалуй, что только верхний эшелон.

Дом находился на самой кромке леса, самого настоящего леса, которого Герд никогда до этого вживую не видел, только в книгах и по визору. А перед домом лежало огромное поле, в котором стоял, кажется, трактор. Чуть позади коттеджа Герд увидел загон. Судя по блеянию, Олва держала овец или коз. Еще дальше – большой амбар для хранения зерна. Как только тетка заглушила мотор и вылезла из пикапа, ей навстречу бросилась собака. Эту породу по старинке продолжали называть овчарками, хотя у нее уже имелись некоторые отличия, например, на ржавых спине и боках полностью отсутствовал черный мех. Герд, успевший было приоткрыть дверцу машины, в ужасе захлопнул ее обратно. Животных он не любил.

– Не боись, вылезай, – Олва захохотала, – своих не тронет!

– Очень обнадеживает, – прошипел сквозь зубы Герд, но больше являть на свет трусость был не намерен, поэтому решительно распахнул дверцу и шагнул наружу. И увяз по самые щиколотки в какой-то жиже.

– Эт моя Матильда тебе подарочек оставила. – Олва довольно хмыкнула. – Кедам-то хана.

Герд резко задрал голову в небо и постарался придать лицу равнодушное выражение.

– Кто такая Матильда? – надтреснутый голос предательски его выдавал.

– Знамо кто, корова моя!

– Ясссно. – Герд позволил себе закатить глаза прежде, чем направиться к крыльцу и разуться.

Пока тетка отрывисто рассказывала ему о том, что поле с комбайном тоже ее, и управляется она со всем фермерским хозяйством одна, Герд украдкой за ней наблюдал. Олва была высокой, широкой в кости голубоглазой блондинкой. Носила высокие сапоги, джинсы и рубаху из грубой ткани с закатанными до локтей рукавами. Руки обветренные, красные. Длинные волосы собраны в конский хвост. Она так не походила на Геру – свою родную сестру, что только этим одним вызывала симпатию Герда. И пока он со ступенек крыльца уже босиком созерцал место своего нового обитания на ближайший год и размышлял о том, что, по сути, не знал о своей родственнице ничего, впрочем, как и она о нем, та легонько коснулась его плеча:

– Задумался, ага? Говорю, из развлечений-то в лесу есть озеро.

– Я не умею плавать. – Герд засунул руки в карманы.

– Во как. – Олва пожала плечами. – Ну, там красиво.

– Здесь везде красиво. – Герд неопределенно мотнул головой.

– Эт верно, – фермерша расплылась в улыбке. – Пойдем в дом-то, я тебе все покажу.

Гостиная с камином и круглым разноцветным лоскутным половиком посередине; кухня с самой настоящей печью и кладовой; спальня Олвы и маленькая комнатка, которая теперь принадлежала Герду. Мебели в доме было мало, но почти вся она была деревянной. Герд чувствовал себя странно, словно в музее, вот только музеев таких он не видел. Хотя, возможно, что раньше, еще до коллапса, таких домов и было больше. Он еще раз осмотрелся: все очень чисто и стоит на своих местах, сразу видно, его тетка – минималист и педант, даже на кухне ни пятнышка, а в кладовой банки с соленьями-вареньями расставлены на полках по линеечке, и бусы из лука, чеснока и сушеных грибов свисают с потолка симметрично.

Олва проводила Герда до его закутка, распахнула дверь и рукой пригласила войти. Герд шагнул внутрь, а Олва осталась стоять на пороге, признавая, что теперь это его вотчина, и никто сюда не сможет зайти без его на то дозволения. «Это хорошо, просто замечательно», – констатировал про себя Герд, расслабляясь.

Напротив входа, почти во всю стену – окно, что странно. Герд предположил было, что раньше здесь был чулан, но никто не делал чуланы светлыми и уютными. Перед окном – стол со стулом, принесены для его занятий, за окном – поле, а за полем – лес. Слева у стены – комод, а справа – узкая кровать. Все.

Герд простоял минуту, рассматривая убранство и откровенно наслаждаясь им, а потом обернулся к тетке.

– Здесь здорово, мне нравится, – он улыбнулся, – но я никогда не видел столько дерева сразу.

– Эт да, дороговатый вышел домик-то, – Олва развела руками, – но государству оказалось проще построить дом из подручных материалов, чем тащить бетон и технику по бездорожью за тридевять земель. Тебе-то, правда, нравится? А то, я-то сомневалась, насколько жилище старой отшельницы подходит для… мм… молодежи.

– Все прекрасно, ты зря переживала, – все так же улыбаясь, заверил ее Герд.

– Ну вот и славно. Располагайся, я пока что чаем займусь. – Она поставила пожитки Герда на пол у входа и вышла в кухню, притворив за собой дверь.

Герд повалился на кровать и сладко зажмурился. Наконец, он мог позволить себе расслабиться по-настоящему. Идея переехать к тетке, чтобы больше никому не мешать, принадлежала ему, но, высказав ее от безысходности вслух во время очередной сцены, которую устроила Гера с легкой руки Хама, он тут же пожалел. Герд встречался с Олвой всего пару раз в детстве, последний из которых был перед похоронами отца шесть лет назад, и никогда у нее не гостил. Они могли так же не сойтись характерами, как Герд не сходился со всеми, это была чистой воды лотерея с его стороны. Но Герд рискнул и, кажется, выиграл. Олва вполне ему подходила в качестве соседа.

Остаток дня прошел тихо, Олва улетучилась по каким-то делам, а Герд слонялся по дому и блаженствовал. Он впервые с тех пор, как осознал самое себя, чувствовал, что над ним никто не довлеет, за ним никто не наблюдает. Неужели свободен? Герд громко расхохотался, чего с ним не случалось никогда. Ответило ему только эхо пустого дома. Сво-бо-ден.

Спал он из рук вон плохо: ему мешали звуки. В городе-то какие могут быть звуки? Стены толстые, окна всегда плотно закрыты, извне ничего не доносится. А внутри все привычно и понятно: вот Гера, ее шагов никогда не слышно, только шелест платьев и легкое придыхание, она не ходит, порхает над землей; а это Хам, его можно узнать по одышке и тяжелой поступи, к своим сорока годам он уже имеет порядочное брюхо; а если заслышишь недовольное бормотание и противное шарканье, значит, экономка делает обход своих владений. Шум визора, звон посуды и смех вообще не считаются. Раздражала всегда только ругань, только визгливые истерики Геры, на них Герд всегда реагировал, как животное на ультразвук, паникой и желанием отрезать себе уши. А теперь из-за гормонов истерики с ней приключались ежедневно.

Здесь же, за городом, все было совсем иначе. Пока окно оставалось приоткрытым – Герд помнил, как полезен свежий воздух, – складывалось ощущение, что он спит не в доме, а прямо посередь леса на траве. Местная фауна понятия не имела, что ночью всему сущему приличествует спать. Жизнь продолжала кипеть: она шуршала, свистела, стрекотала, чавкала, вздыхала, сопела, храпела, пищала, ухала, перелетала с ветки на ветку, ползала, переминалась с ноги на ногу и невесть что еще делала, сводя Герда с ума. И все это только вокруг дома. Самым неприятным стало заключение, что вся эта какофония не могла принадлежать только скотине в загоне. Лес кишел живностью разного рода и размера, о которой Герд мало что знал, особенно его беспокоил вопрос размера этой самой живности. И ее шансы проникнуть в дом. И крепость дома. И большое окно больше Герду не нравилось. И как, вообще, Олве удалось прожить столько лет в диких условиях и ни разу не стать чьим-нибудь обедом? Или ужином. Кстати, кем в этих краях можно быть съеденным?