Во-вторых: Истомина и самого Иосифа Виссарионовича ни капельки не любила. Но и ненависти или отвращения к престарелому мужчине, у которого левая рука плохо работала, пока не испытывала. Просто бесстыже и цинично пользовалась женскими навыками охмурения, великолепно притворялась во время страстных оргазмов, и расчётливо плела свою паутину «ночной кукушки». А ведь она ещё и днём обслуживала вождя, подавая ему еду, питьё, следя за приёмом лекарств, и проявляя заботу во всём остальном.

В-третьих: вождь очень, ну очень боялся, что его отравят или ещё как-то уберут товарищи по партии. То есть он каким-то мистическим образом, ещё за пять лет до смерти, предвидел свой печальный конец. Потому что прекрасно понимал, какие змеиные гнёзда оппозиции были не только во властных структурах на местах, но и в самом ЦК. Там шла порой подковёрная борьба не на жизнь, а на смерть. И частенько, в порывах интимной откровенности, Сталин жаловался своей подруге на особо наглых оппозиционеров. Хотя на виду все они лебезили перед первым человеком государства, улыбались ему и активно пели панегирики на всех уровнях.

В-четвёртых: убить Сталина хотели ещё и те силы, которые находились за рубежом. Несговорчивость «дядюшки Джо», как его называли американцы, давно сидела в печёнках промышленных и политических кругах Запада. Ведь он нарушал договорённости о концессиях по добыче редких металлов, золота, прочих полезных ископаемых. Вставлял брёвна в колёса фармакологическим компаниям. Жёстко навязывал социалистический строй в освобождённых от нацизма странах Европы. Продолжал оказывать помощь братским коммунистическим партиям во всём мире. И так далее, и тому подобное…

В той же когорте потенциальных убийц, находились и непримиримые толпы белой эмиграции, военные преступники и прочие, прочие, прочие.

То есть паранойя вождя, которую приписывали ему историки, имела под собой все основания. Те же простейшие лекарства, которые ему назначались и давались врачами санитарного управления Кремля, Коба попросту спускал в унитаз. А пользовался, когда его одолевала какая-нибудь простуда, теми таблетками, что та же Истомина, скрываясь, покупала в простых аптеках.

Ох, и тяжка ты доля правителя!

Но зато Киллайд узнал за эти полчаса не в пример больше, чем за два плотных контакта с Берия. В разы больше! Что лишний раз подтверждало громадную разницу ментального контакта простого человека и аза. А уж если внушение, направленное в прекрасную женскую головку начнёт действовать на все сто, то лучшего и ожидать не приходится. Разве что самого Сталина удастся взять под ненавязчивый контроль. Но о такой удаче мемохарб пока даже не мечтал:

«За счастье, если просто пообщаться удастся с вождём и уговорить его на лечебный массаж. Хм… и после этого в живых остаться!» — настолько стала понятна мнительность возможного пациента и боязнь того отравиться или получить иную физическую порчу.

Но в любом случае, итоги контакта с Истоминой оказались необычайно ценными. По ним, уже во время обеда, соратники устроили небольшое совещание. Корректируя заодно свои дальнейшие планы:

— С завтрашнего дня я занимаюсь только учёбой в институте и работой в лаборатории, — решил Шульга. — Будем ждать итогов внушения. Надеюсь, что всё получилось и таки познакомлюсь с вождём. А вы постарайтесь пока не высовываться, обойтись без ликвидаций и крупных скандалов. Часть сил тратьте на увеличение зоны нашей бытовой безопасности. То есть обращайте в лояльных нам помощников всех, кто проживает рядом с нами или работает. В критический момент они должны трупами лечь, но не допустить к нам или к Анастасии какую-нибудь группу захвата или отвлечь от нас петлю массовой облавы.

— Опасаешься, что Берия догадается о твоём вмешательстве в его сознание? — поинтересовался дед Елоха, он же Пасечник, он же Олег Павлович.

— Есть маленько…

— Ты сказал только о части сил, — напомнил Дхарма. — А для чего остальные силы копить станем?

— Во вторник вечером, край — в среду, проведём ритуал единения аур, — решился мемохарб. — Только надо приготовиться правильно. В том числе и пункт сбора для этого выбрать не в нашем доме. Желательно в безлюдном месте.

— Есть противопоказания для окружающих? — ухмыльнулся Лётчик, которому понравилось новое прозвище Некромант. — Тогда давайте проведём ритуал на Лубянке. Хе-хе!

— О противопоказаниях ничего не помню, — признался Киллайд. — Но некоторые световые эффекты могут сопутствовать процессу. Галлюцинации — тоже. Может и эффект какого-то сияния в атмосфере зависнет.

— Не лучше ли тогда провести ритуал при ярком свете солнечного дня? — предложил Фреза-Лесовичок.

И все дружно повернулись в сторону окна. За ним провисало низкое хмурое небо, из которого нехотя сыпались редкие снежинки. Привычное для Москвы состояние погоды в это время. И если в этом дневном сумраке нечто ярко засветится, то привлечёт внимание тысяч бдительных граждан. Лучше уж в самом деле ночью собраться, во время сильного снегопада, на каком-то дальнем, глухом хуторе. А где сейчас такой найти? Да ещё в окрестностях столицы? И это учитывая, что шёл очередной всплеск шпиономании в стране, просто так проехаться в глухой лес и поставить там палатку, якобы для отдыха, вызовет обоснованные подозрения даже у белок и ёжиков. Если вообще подобное развлечение не покажется откровенным бредом для советских граждан.

Так что следовало подготовиться к ритуалу более чем основательно. Внушая и привлекая на свою сторону огромное количество людей. А хватит ли для этого сил, которые и так надо экономить для того же ритуала?

На следующий день, в понедельник, Шульга сам заскочил между парами к своему куратору и покровителю, профессору Ахутину. Тем более что секретарь генерал-лейтенанта и завкафедрой, всегда пропускала парня, будучи об этом предупреждена особо. Конечно, если у Ахутина в тот момент не проходило какое-нибудь совещание с коллегами. Или он сам не находился на выезде или на операции.

Естественно, что и Михаил Никифорович всегда был рад видеть своего персонального целителя:

— А-а, Санёк! Ну заходи, заходи! — приветливо встретил он паренька. — Садись, рассказывай, что нового?

— Да я лучше сразу массаж сделаю, и бегом на следующую пару, — не стал присаживаться Шульга, сразу проходя за спину профессора и начав поглаживать тому шею. — Да и рассказывать особо нечего… Точнее: есть! Я ведь в субботу самому Берии массаж делал. Так Лаврентий Павлович остался чрезвычайно доволен результатом.

— Мм?! — от удивления Ахутин даже развернулся, заглядывая в лицо студенту. — Как он только решился-то на такое?

— А что в этом страшного? — искренне удивлялся юный целитель. — Вы ведь не боитесь?

— Хе! Да я-то совсем другое дело! — но в голосе главного хирурга страны теперь чувствовалась немалая озабоченность. — И дело здесь совсем не в боязни… Там вся суть в ином… Раз уж сам Лаврентий на себе испытал, да на матери своей убедился, то может теперь и кому иному твои умения рекомендовать. А этот «иной»… хм, как бы чего не случилось.

— Вы о чём, Михаил Никифорович? Что за недомолвки? Нельзя ли конкретнее?

— Куда уж конкретнее?! — досадовал покровитель. — Неужели сам не догадываешься?..

— Да так, смутно…, - пробормотал в сомнении Александр. И тут же мастерски ахнул: — Неужели «самому» порекомендует?

— Скорей всего! — печально выдохнул Ахутин. И тут же приступил к обучению своего любимого студента, инструктируя на все случаи возможных неприятностей: — Ты себе не представляешь, что в этом санупре Кремля творится! Стыдно признаться, но там есть несколько врачей, которые только за право осмотреть товарища Сталина или прикоснуться к его телу, готовы своих коллег задушить голыми руками или зарезать без пинцета. И если они узнают, что какой-то мальчишка их оставляет без работы, они тебя заплюют насмерть из пипеток! Это — если у тебя что-то получится. А если не получится — сразу станешь врагом народа, со всеми вытекающими из этого последствиями. Поэтому слушай внимательно, и запоминай каждый мой совет…