— Прелесть моя, никого кроме тебя, как женщина, для меня не существует, — начал он её успокаивать. — И ты это прекрасно знаешь. Тем более, с каких это пор ты меня записала в категорию «мужиков»? Обидеть норовишь? Я тебе хоть раз дал повод для такой вот неуместной ревности? Да хоть для любой ревности? Идём дальше: Катерина замужем, она своего мужа любит, у них ребёнок годовалый. Ко всему — она ещё и лучшая повариха, которую мне рекомендовали, а средств им не хватает на семью…

— Почему тогда не работает в другом месте?

— В ресторане ей администратор проходу не давал, и за отказ лечь с ним в постель, попросту выгнал повариху, невзирая на её высочайший профессионализм.

— А кто у неё с ребёнком сидит?

— Свекровь дома, инвалид войны, но по хозяйству и с дитём справляется. Да и сколько той работы будет для Катерины у нас? Часа два в день, изредка четыре?.. Разве что на свадьбу ей для намечаемого застолья поработать придётся…

Только само напоминание о свадьбе, приводило Анастасию в состояние радостного, томительного ожидания. Вот и сейчас её настроение резко улучшилось и она совсем иными, счастливыми глазами взглянула на мир. Да и пожалела красивую, но именно поэтому и несчастную Катерину. Так что прислуга, с многопрофильными умениями была принята и, после короткого, успокоительного разговора приступила к исполнению своих новых обязанностей.

И ей хорошо, отлично зарабатывала, не меньше чем в ресторане, и все остальные довольны. Разве что Анастасия продолжала время от времени пристально бдеть, присматриваться и принюхиваться. Делала это как можно незаметнее и крайне деликатно. Любимому она верила, но контроль над ситуацией упускать не собиралась.

К прибытию родителей Шульги на следующий день, Катерина расстаралась с ужином на славу. Да и как было не проявить своё высшее кулинарное искусство при наличии такого изумительного набора продуктов, овощей, фруктов и прочего изобилия на кухне? И пусть провозиться пришлось с готовкой больше чем полдня, застолье выглядело как минимум барским.

Не до конца посвящённая во все нюансы дела, и не понимая всей значимости родного сына во всех обстоятельствах, именно Наталья Петровна поразилась больше всего. Причём в её стремлении всё выяснить превалировало не столько женское любопытство, сколько серьёзные опасения за нравственность родной кровиночки. Потому что житейский опыт ей подсказывал: никто не сможет так великолепно устроиться в Москве, живя честно.

Вначале она не могла поверить в тот факт, что бедные студенты устроились в такой вот нереально удобной, комфортной и огромной квартире. Она-то предполагала, что детки снимают угол, в лучшем случае комнату, а тут этакие хоромы? Причём сразу было заметна именно хозяйская рука на всём обустройстве жилица, яркая индивидуальность молодых. То есть проживали здесь не временные квартиранты, охраняющие чьи-то вещи, а уверенные в себе владельцы всего этого добра.

— Неужели у вас теперь и прописка здесь постоянная? — сомневалась мать. Даже когда рассмотрела выданную в паспортном отделе справку, замотала в недоверии головой: — Как?! Как у вас такое получилось?

— Легкотня! — фыркнул сын. — Это нам из института помогли, как самым перспективным и желанным студентам. Ну и бывший владелец квартиры — удивительной доброты человек, ради нас пошёл на всё.

При этом он благоразумно не стал добавлять, что «дядя Ручка» не просто пошёл, а пошёл очень далеко и навсегда. Лишь пояснил с притворным сочувствием:

— Очень уж он болен. Так и проведёт остатки жизни на курортах…

Потом Наталья Петровна вернулась в гостиную и присмотрелась к столу, который Катерина заканчивала сервировать и обставлять холодными закусками. Несколько минут просто рассматривала содержимое блюд, а потом, когда служанка вышла на кухню, шёпотом призналась невестке:

— Да я половину этого — опознать не могу! — ещё и за руку Настеньку ухватила с каким-то испугом: — Откуда это всё?!.. При карточной-то системе?! Или Санька воровать начал?

Бельских хихикнула от таких вопросов свекрови, но отвечала вполне серьёзно:

— Зря вы так, Александр не такой! Но денег у нас хватает, это правда. А в коммерческих магазинах — есть всё! Но почти все поступления в наш бюджет прозрачны и вполне официальны. Во-первых: нам дали в сберегательном банке немалую ссуду. Во-вторых: нам выделили персональные, повышенные стипендии всесоюзного значения. В-третьих: бывший хозяин этой квартиры нам оставил немалую часть своих личных сбережений. Как я поняла, он искренне посочувствовал мне, узнав, что я сирота и частично бесприданница. Ох! До чего же душевный дядька!.. Ну и, в-четвёртых: Сашенька очень удачно нашёл небольшой клад, и мы им без зазрения совести воспользовались… Я уже не упоминаю о тех приличных денежных суммах которые нам дали вы, мой дядя Боря и пасечник, дед Елоха.

— Мм?!.. И здесь клад? — нахмурилась Наталья Петровна, задумчиво посматривая в сторону коридора, где сын хвастался отцу сложенными в кладовке инструментами. — И у нас лишние средства появились после находки какого-то клада… Вроде как Игнат, мой деверь тоже нашёл… Да и побратимы наши фронтовые… Ну, это дело такое, что болтать об этом даже дома нельзя! Федя запретил…

— Вот! Правильно! Мне Саша тоже говорит: никому! Ни полслова!

И обе уставились друг на друга, понимая, что всё равно проговорились. Хорошо хоть самым близким, если учитывать новые семейные обстоятельства. Покраснели, смутились…

Хорошо хоть прислуга в этот момент отвлекла болтушек:

— Анастасия, стол накрыт! Можете ужинать. Горячие блюда на плите. Как и договаривались. Я могу идти?

— Конечно, Катерина! — кивнула юная хозяйка. — А может, всё-таки посидите с нами?

— Нет, нет! Спасибо огромное, но я и так сегодня задержалась, как никогда. Лечу домой! До завтра!

Она ушла, а семейство Шульга, с пока ещё девицей Бельских, приступили к торжественной трапезе. Повод имелся достойный: сам факт переезда в Москву — того стоил. А уж про назначения на такие высокие должности и упоминать не стоило. Впору говорить о чуде, подноготную которого никак понять не могли. Разве что Фёдор Павлович о чём-то догадывался. И то, он больше в связи и знакомства своих побратимов верил, чем принимал всерьёз ментальное воздействие своего единственного сына.

Кстати, по поводу «единственного». Небольшое лечение матери, и запуск её системы репродуктивности, которые провёл Александр ещё в посёлке, принесли вполне ожидаемые плоды. Не прошло и полтора месяца, как Наталья Петровна поняла: она беременна. Тяжкие физические нагрузки и два ранения во время войны не позволяли и надеяться на подобное счастье. А ведь в её возрасте, ещё можно рожать и рожать. Тридцать четыре года — самый расцвет женственности и материнства.

Причём она сама прекрасно помнила, кто её подлечил, пусть и не могла понять, как именно. Ведь что такое простенький массаж и наложение рук? Банальное шарлатанство! Но ведь не может родной сын быть шарлатаном?

Поэтому она ему и призналась о своей беременности в конце вечера, пока невестка стелила родителям постель в гостевой комнате, а муж курил на балконе:

— Саша, мне страшно! — раскрыла она свои главные опасения. — Меня на такое ответственное место работы поставили, а я рожать стану. Меня же враз обратно в посёлок вышвырнут!

— Мамульчик, не говори глупостей! — внушал ей сын, не используя при этом практически ни капельки своих умений мемохарба. — Хоть каждый год рожай мне братиков или сестричек, никто не посмеет на тебя даже косо глянуть. Да и сколько там того декрета? Три месяца? Можно и это сократить. Сразу берёшь няню, которая занимается ребёнком, и тут же возвращаешься на рабочее место. А если месяц, два и посидишь дома, то тоже есть масса полезных дел. Займёшься написанием сценариев для новых фильмов. Есть несколько идей с шикарными сюжетами…

— Какие сценарии, сынок?! Понятия не имею, как их писать!