– По своей, наверное, те, кто любит науку, а кто-то, как мама, не совсем по своей.

– Это как?

– Они сильно ссорились с отцом. Он ее бил. Вот она и придумала решение – спрятаться тут. За стеной, с охраной, где нас кормят и есть где жить.

Я не успела ответить. Лев включил свет и принялся болтать о коробках, продуктах, и о том, что и куда положить. Пришлось подключаться, тем более что он старался подсунуть мне самые легкие и маленькие ящики. А мне бы хотелось доказать, что я хоть и с пятого этажа, но могу быть своей и первому.

Я хватала все, что под руку попадется. Если могла, носила две коробки или три. Да и мысли, которые разрывали череп с самого переезда, немного стихали.

Мы раскладывали продукты, протирали полки от пыли, мыли пол. В конце концов Лев ушел в какую-то подсобку попить чая, его мама разговаривала с покупателями, если их можно так назвать, а я копалась с упаковками печенья, которые не ложились так, как на картинке в брошюре с рекомендациями.

– Это что еще такое?

Тяжелый черный ботинок пнул пустой ящик так, что он врезался в бок.

– Осторожнее!

Надо мной нависал охранник с брезгливой гримасой на лице.

Я вскочила и попыталась поправить одежду, пока он осматривал меня.

– Это, по-твоему, нормально? Как ты выглядишь?

– Как?

– Тупая? Что с прической? Почему такая лохматая? Ты же девушка, как не стыдно!

– Я просто носила…

– Фу! Еще и футболка грязная. Ужас какой-то. Тебе самой не противно людям показываться?

Я пыталась не заплакать, но получалось плохо, казалось, вот-вот слезы польются. И я увидела маму. Она неспешно шла с корзинкой вдоль рядов и выбирала овощи.

– Мам! Мама!

Охранник открыл рот, чтобы поругать меня за прерванный разговор, но тут заметил на ней светло-бежевый халат с большой вышивкой кальмара, которую делали, видимо, только для работников лаборатории. Не знаю на каких этажах живут охранники, но точно ниже нас. Потому что он тихо прошипел мне, что будет за мной следить, и быстро ушел вглубь магазина.

Я так расстроилась и напугалась, что бросилась к маме, раскинув руки.

– Мам…

Она сделала пару шагов ко мне, тоже начала поднимать руки, но вдруг отшатнулась. Ее лицо за пару секунд побелело.

– Это что?

Она ткнула пальцем рядом с моей ключицей.

– Что? Где?

Я вспомнила.

– Это, мам, так получилось, что…

– Понятно. Чего-то такого я от тебя и ожидала.

На секунду мне показалось, что я перестала чувствовать свое сердце. Внутри все похолодело, и я даже не стала кричать или плакать, чтобы доказать, что она неправа. Просто смотрела, как она заканчивает покупки и направляется к выходу.

Она сейчас на работу, а мне уже можно идти домой. Буду сидеть там одна.

– Ладно, Лев, пока. Надеюсь, успею до ужина все постирать и причесаться.

– Сама? Ой, все время забываю, что ты тут недавно. В общем, одежду надо отнести в прачечную, а себя еще раз в парикмахерскую. Зачем делать самой то, что лучше тебя могут сделать другие люди?

Лев явно говорил с сарказмом, скорее всего, это тоже из брошюр по поведению. Это все, конечно, странно, но, в общем-то, кажется логичным. Может быть, мама права? И это со мной что-то не так? Я же действительно единственная так вляпалась и умудрилась попасть не на свое место. Или это мое место, и я просто урод в семье? Может быть, тут все всё понимают про генетику и только я нет? Тут же биологи, лаборатории…

Дома я залезла в душ, потом попила чай, нашла в брошюре где находится прачечная, которую не отметили огромной вывеской. Тут еще без вывесок, а только с табличками, есть медпункт, пекарня, спортзал с бассейном, какой-то бар для взрослых, библиотека и небольшой кинотеатр. Ни одного шанса придумать повод, чтобы выбраться.

Поменяв одну форму на другую такую же, я спустилась вниз. Прачечная нашлась не сразу, даже с картой. Улыбчивый мужчина сказал, что смогу ее забрать завтра после школы, и тоже не спросил денег.

Я уже расслабилась и фантазировала о том, что дадут на ужин, когда снова налетела на того самого охранника.

– Это что? Почему не по уставу?

Он дернул меня за волосы, но в этот раз я была готова ругаться, а не рыдать.

– Волосы. У меня нет устава, я невоеннообязанная.

– Тут нельзя так ходить.

– Вот я иду и стены не упали. Подождете пару минут, пока я до парикмахерской дойду.

– Ты рот бы прикрыла. Это сейчас ты с пятого этажа, а через пару лет, – он толкнул меня в плечо тыльной стороной ладони, – Будешь унитазы мыть. А я все еще буду с четвертого.

– Слушайте, не знаю что там у вас за фантазии в голове про унитазы, но как, по-вашему, я сделаю прическу, если не дойду до парикмахерской, а?

– Это твои проблемы.

Он фыркнул и ушел к светящемуся красным от заката кальмару в центре площади. Наверное, других детей пугать и самоутверждаться за их счет.

Я быстро юркнула в салон красоты и бросилась к Наде.

– Срочно верните мне прическу, как было, а то меня посадят в вашу местную тюрьму за плохой внешний вид.

– Милая, не нервничай. От этого появляются морщины и волосы секутся. Давай я тебе сначала сделаю маску. Ты пользуешься тем, что я тебе дала? Не ври! Кожа шелушится на лбу.

Надя мазала мое лицо толстым слоем какого-то геля или крема, выпрямляла мои волосы и собирала их в косы, успевая при этом болтать.

– Ты сама больше голову постарайся не мыть, чтобы не ходить через всю площадь растрепой. Захотела в душ, надела шапочку. Оп! И прическа сохранена, и ты помылась. А захотела волосы помыть – лучше ко мне иди, я и помою правильно, и уложу, как положено. Вот, посмотри какая красавица, хоть завтра замуж. Давай я тебя накрашу немного? Мама не поругает?

– Мама будет рада.

Столько раз она мне предлагала начать пользоваться косметикой, но это так скучно, да еще и ощущение, что лицо грязное, когда обмазано всеми этими жирными красителями.

Но сегодня стоило хоть как-то порадовать ее. Одно дело, когда она ругается, а совсем другое, когда она будто и не удивлена тому, что я облажалась. Вообще-то, когда я протестую, я хочу совсем другого отношения, как к нормальному взрослому человеку, который осознает, что он делает и зачем. Но тут у меня фантазии объяснить логику произошедшего не хватает. А признавать, что я дура – я не хочу.

Надя поводила кисточками по моим векам, ресницам и губам, прежде чем разрешила смотреть в зеркало.

– Мне нравится, – соврала я. По-моему, ничего не изменилось, все было бежево-коричневых цветов, почти незаметных, – Идешь в ресторан?

– Пожалуйста, обращайтесь.

– Ой, спасибо, да, извини.

– Я не обижаюсь, шучу. В ресторан пока не иду, мы ходим в последнюю очередь. Все хотят привести себя в порядок перед ужином.

Уже рядом с кафе я поняла, о чем говорила Надя. На улице стемнело, а внутри, за стеклом, официанты зажигали свечи на столах, поправляли свежие скатерти, расставляли живые цветы (где только нашли серые и бежевые?). Музыка медленная и приятная, от которой воздух становится плотным и тягучим. А внутри и на входе ухоженные женщины и мужчины, пахнущие дорогими духами, что-то обсуждающие и смеющиеся.

– Как это получилось? – начал отец, пока я еще садилась.

– Какая разница, Георгий. Что случилось, то случилось. Пусть лучше расскажет, как она собирается это исправлять.

– У тебя есть какой-то план?

– Вообще-то, я надеялась, что вы поговорите с кем-то, чтобы… Ведь у всех остальных дети учатся там, где родители… И тут, вроде, есть способы, но вы же можете…

– Нет. Нет, нет, нет.

Отец так удивленно смотрел на меня, будто я съела живую лягушку на его глазах.

– Ты должна научиться отвечать за свои поступки!

– Это вы меня сюда притащили! Я не хотела! И моя жизнь разрушится из-за вас, а вам плевать. Ведете себя так, как будто вы ни при чем.

Мама наклонилась ко мне и зашипела.

– Тут лучшие возможности. Лучшие. Ты просто кусаешь руку, которая тебя кормит. И говори тише, ты и так нас достаточно позоришь вот этим.