Повернув за угол, я столкнулся с фигуристом, двигавшимся мне навстречу: кажется, это был Ларский. Увидев меня вблизи, он отшатнулся, в его глазах плескался неприкрытый ужас. Я прошел мимо, не обращая внимания. Правильно, пускай боятся. Сегодня у них нет ни единого шанса.
Стадион встретил меня переполненными трибунами и ярким светом софитов. У выхода на лед стоял Яков с высокой темноволосой худощавой женщиной в желтом пуховике и оживленно жестикулировал. При моем появлении он замер c открытым ртом, затем двинулся было ко мне, но я качнул головой, приложил палец к губам и отвернулся. Отошел к краю и оперся на бортик. Мой предшественник докатывал свою программу: я видел все его огрехи и неточности как в замедленной съемке. Наверное, надо было сосредоточиться, настроиться на прокат, еще раз переслушать свою композицию: но в моих наушниках продолжала играть все та же песня, и ее бит звучал со мной в унисон.
химическая революция
мы умрем за тебя на новых Аврорах
химическая революция
сгорая бойцы нюхают порох
Однако, когда настала моя очередь и я выехал на середину катка, все изменилось. Зал замер в тишине, предчувствуя нечто нестандартное. Максимальная сосредоточенность и контроль — я чувствовал, что могу управлять каждой клеточкой своего тела. Опустившись на одно колено, склонил голову и расставил руки в стороны. Я не слышал голосов комментаторов, но с легкостью представлял себе, о чем они говорят.
— Сейчас на арене Юрий Плисецкий, ранее занявший шестое место в коротком прокате. Фигурист принял решение сменить произвольную программу месяц назад после конфликта со своим тренером Яковом Фельцманом, что явилось для всех большой неожиданностью. Посмотрим, какой сюрприз подготовил нам Юрий. Хореография — он сам, музыка — саундтрек к кинофильму «Реквием по мечте». Впечатляет!
— Обратите внимание на костюм: это черные обтягивающие леггинсы и свободная черная туника с одним открытым плечом. Необычно скромно после всех нашивок, перьев и страз, что мы видели здесь до этого, правда? А какой интересный грим! Очень хрупкий и болезненный образ. По заявлению самого фигуриста, он собирается представить зрителям историю своей непростой жизни.
— Похоже, нас ожидает целая драма на льду. Самое главное — Юрий заявил в программе шесть четверных прыжков! Уму непостижимо.
— Да, до этого шесть четверных уже пытались реализовать, но пока эта высота покорялась лишь дважды, и только лучшим из лучших. Очень громкое заявление от фигуриста, который на протяжении последних трех сезонов не получал ни одной медали. Что ж, проверим, не превратится ли драма на льду в трагедию! В любом случае, нас ждет захватывающее зрелище…
А теперь — следите внимательно.
Тихо, но тревожно запели скрипки, наполняя пространство напряженным ожиданием. Медленно поднявшись, заскользил вперед, все так же не отрывая взгляд от пола, затем выпрямился, описав широкую дугу. Музыка проходила сквозь меня, вибрируя, сливаясь со мной воедино; прогнувшись в спине, я широко раскинул руки, запрокинув голову далеко назад. Ряды лиц, яркий, холодный свет прожекторов, огромные буквы рекламных надписей качнулись из стороны в сторону. Вот он я, перед вами, обнажающий натянутые нервы, раскрывающий душу: израненную, исковерканную душу одиночки. Смотритесь же в нее, как в зеркало, и любуйтесь на плоды своего труда: так создали вы одновременно самое прекрасное и чудовищное творение, не знающее пределов своих возможностей. Отвергая меня, вы давали мне силу; не признавая меня, вы взрастили во мне гения. Вы забыли обо мне, а я выжил — и пришел, чтобы отомстить.
История жизни Юрия Плисецкого: короткая и неправильная жизнь, сгоревшая яркой свечой во имя искусства. Ослепленный лучами славы мотылек, выбравший путь к кажущейся недостижимой звезде. Но не было бы смысла в этом мотыльке, лети он от цветка к цветку, как миллионы ему подобных: он был бы всего лишь цифрой в холодных расчетах, элементом статистической погрешности. И без таких мотыльков, раз за разом отчаянно кидающихся в огонь, мир никогда бы не научился на своих ошибках.
Это было больше, чем катание — это был акт самосожжения. Скорость обострила все мои чувства: в моих жилах горела термоядерная смесь, сравнимая по мощи с тысячей нейтронных бомб. Постепенно высвобождая ее, я словно видел, как за моей спиной распускаются огромные крылья. Наращивая темп, сделал первый прыжок, четверной тулуп — успех! Смотрите все: вот так надо завоевывать золото! Каримов, Яков, Витя — утритесь! Рукоплескания зрителей сливались с музыкой в моих ушах. Коньки разрезали лед с идеальной точностью; охваченный восторгом, я упивался собственным выступлением, наслаждаясь вниманием публики. Еще, еще! Стоило ли оно того? Да, тысячу раз да! Тысячу раз я бы продал душу дьяволу за порох, только ради того, чтобы испытать этот момент!
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
Вращение, разгон, толчок, полет, аплодисменты — и снова прыжок! Удачно! Я уже многих должен опережать по баллам, а ведь это еще даже не началась вторая половина! Но что это? Почему свет так бьет в глаза? Он был настолько резким, что я почти ничего не видел, сраженный мгновенной слепотой. Моргнул несколько раз подряд, но стало только хуже: похоже, началась светобоязнь из-за слишком расширившихся зрачков. Боль отдавалась в висках в такт зловеще нагнетающей мелодии, как отбойный молоток. Все, что ли, приехали? Уже побочки, так скоро? На миг екнуло в животе от страха, что же будет дальше, но я пересилил себя и только крепче сжал зубы. Не время впадать в отчаяние, хуй с ними, с глазами, главное, чтобы ноги не подвели. Примерно помню, где находятся стенки, не врежусь.
Я двигался вслепую, выполняя фигуры по памяти. Ебучие слезы катились по полыхающему лицу, мешаясь с потом и застилая зрение — я не видел ни зрителей, ни льда, только сплошные перемежающиеся цветные блики. Стало не до восторгов. В ушах гудел непонятный, постоянно усиливающийся шум: спустя несколько секунд до меня дошло, что это пульсируют мои собственные вены. Все внутри меня колотилось, билось, дрожало; с левой стороны груди надрывно ныла какая-то жилка. Композиция сбавила в темпе — это означало, что вторая половина уже совсем скоро, после тихого проигрыша. Дорожка шагов, внезапно горло перехватило, и я понял, что больше не могу дышать.
Боль.
Свет.
Черное.
Белое.
Терпи. Еще две минуты десять секунд. Две минуты восемь секунд. То, ради чего ты здесь. Вспомни. Ты сможешь, Юрий. Ты должен. Дедушка гордился бы тобой…
Схватив воздух ртом — с такой силой, что внутренности будто порвались — ринулся вперед, сопровождаемый громом оркестра. Словно тысячи кинжалов вонзились в грудь, раскраивая ее надвое. Мокрая туника липла к спине, как половая тряпка. В горле булькало что-то густое и горячее, вызывая приступы тошноты. Я выиграю… я выиграю…
— Кажется, что быстрее уже невозможно, но Юрий продолжает увеличивать скорость!
— Четверной лутц, четверной сальхов! Безумие! И сразу же спираль! Весь стадион в неистовстве!
— Подождите… Что это только что было?! Неужели… четверной аксель?!
— И он чисто его приземлил. Юрий Плисецкий только что установил мировой рекорд, первым в истории прыгнув четверной аксель! И кажется, вторым его рекордом будет максимально возможное количество баллов за произвольную программу!
— Я не могу подобрать слов, чтобы это прокомментировать. Эмоции зашкаливают.
— Это уже не уровень человека. Это уровень Бога…
Молитесь же мне, бойтесь и преклоняйтесь: вот я, священный Агнец, принесший себя в жертву ради великой победы! Все, что у меня было, возложил я на алтарь фигурного катания: стремления, мечты, надежды, все свое честолюбие и жажду жизни, тело свое и душу! Пусть плавится лед под сверкающими лезвиями — ими я высеку имя свое, во веки веков!
Прогремел, резко оборвавшись, последний аккорд, и я упал на четвереньки, коснувшись лбом холодной мокрой поверхности. Звон в ушах не умолкал, он пищал и пищал тоненькой ниточкой на фоне равномерного шума, который накатывал и отступал, как приливная волна. В глазах, сквозь темноту, мелькали яркие вспышки.