Вильям выстроил их в ряд и чеканил слова, как будто перед ним взвод. Ро не слушала его, её внимание захватили дети. Она медленно шла мимо них и заглядывала в глаза. Касалась плеча каждого и наблюдала за их движениями.

Разные лица, разные реакции, но в глазах многих одно и то же – надежда и недоверие.

Ро подошла к старшей из девушек. Та сжимала передник, запачканный, всем возможным от крови до… Бывший ректор не стала гадать. На ногах обмотки, синяки на икрах и коленях. Тоненькая шея с полосами ссадин, а чуть выше нервная улыбка на разбитых губах.

Женщина чуть не скривилась от отвращения. Не к девушке, а к тому, что ей пришлось пережить.

–Как тебя зовут?

–Агна. – прошептала девушка, и у неё изо рта повеяло брагой и плохими зубами.

–Сколько тебе лет?

–Кровь уже идет. – вмешался старший из парней. Блондинчик с подбитым глазом и горбинкой на носу. Грязные руки, грязное лицо, и? судя по всему, грязные мысли. Был ли смысл брать такого под опеку?

Ро сжала зубы. Фестер бы ни от кого не отказался.

Обратилась к девушке.

–Сколько тебе лет?

–Сказал же…

–Юноша, – тут же перебила его женщина, – даже если вы прекрасно осведомлены, то не стоит прятать свой страх за бравадой. Вряд ли вы произведете на меня впечатление, какое ждете. Хотя, как мне кажется, вам плевать на мою реакцию, поэтому, подождите, пожалуйста. Если, вдруг, вы покажетесь мне интересным, я к вам обращусь. – затем повернулась к девочке, – сколько тебе лет, милая.

Девочка ковырялась в обгрызенных ногтях и переминалась с ноги на ногу.

–Не знаю.

Рохезия от удивления приподняла брови, и тут же вспомнила, что это не дети зажиточных торговцев и аристократов.

–Кровь. Когда пошла первый раз?

Агна сжалась и пропищала.

–Позапрошлой зимой.

«Тринадцать – четырнадцать.»

Ро взяла руки девочки в свои и улыбнулась.

–Хорошо. Здесь у тебя будет своя комната, много нарядов и, обещаю, ты будешь вкусно кушать.

–Что вы хотите взамен?

Женщина погладила пальцы девочки.

«Почувствовать, что он бы гордился мной.»

–Раньше тебе уже говорили «ничего» и обманули.

Сиротка кивнула.

–Поэтому есть несколько условий, – она повысила голос, – при которых вы будете все это получать. Первое: вам придется учиться. Будет тяжело, возможно, тяжелее, чем было до этого. Второе: отношение друг к другу. Я не требую от вас невозможного, но если кого-то будут гнобить, его мучителям придется…

«Условная доброта, как это прекрасно.» – вспыхнула мысль.

Ро сглотнула.

–Им придется объясниться. Здесь вы все под моей защитой. Умный или глупый, сильный или слабый, если вы хотите остаться, то прошу за мной.

Блондинчик скрестил руки на груди и сплюнул.

–А если мы не будем выполнять эти условия?

Рохезия задумалась, подождала несколько секунд.

–Я это переживу.

–Что вы думаете о них? – спросил Вильям и не дожидаясь продолжил. – Сброд, сбродом. Вы видели это молокососа, давайте я сразу ему напомню, как хрустят кости. Еще эти девки. Вы хотя бы смотрите, кого берёте, они уже шлю…

–Вильям, заткнитесь.

Ро раскидала несколько подписанных листов. Три Виктора, четыре Марии, еще несколько, кто имен своих не помнит или не знает. В этот миг пожалела, что с ней нет её секретаря из академии, она быстро бы все разобрала.

–Вообще, я считаю, надо с ними жестче. Они же кроме силы ничего не поймут, – продолжает Вильям, – не соблюдают распорядок – розгами, три раза повторилось, так за шкирку и пусть дальше побираются. Нам тупые здесь не нужны.

Женщина отодвинулась от стола, развернулась и закинула ногу на ногу.

–Исключительно интересная позиция. Скажите, стоит ли рассматривать подобное отношение к воспитателям?

Мужчина оживился.

–Конечно! Порядок должен быть во всём и везде! Вне зависимости от должности.

–Прекрасно, Вильям, если б не одно, но: Вы сейчас бездельничаете в моем кабинете и отвлекаете меня от работы. К тому же, я сказала вам заткнуться. – выждала немного и добавила. – раз.

Воспитатель сдвинул брови, не понимая к чему было последнее слово. Но тут же насупился и выпалил.

–Госпожа Рохезия, я бы вас попросил проявить уважение.

Ро указала пером на дверь.

–А я вас прошу выполнять свои задачи. Проследите, чтоб каждый получил порцию. И не оскорбляйте их, пожалуйста.

Мужчина откашлялся, набрал полную грудь воздуха так, что хозяйка дома приготовилась заткнуть уши, но бывший солдат вышел и забормотал.

–Я –ветеран и такое отношение…

Ро провела пальцев по опахалу пера, вздохнула.

–А я герой и все мы в жопе.

Дети сидели в новых, хоть и мешковатых одеждах. Рохезия отметила для себя, что надо снять мерки и заказать форму на каждого.

Ещё раз осмотрела зал, где когда-то была гостиная, а теперь стены прятались за шкафами с книгами и пустыми свитками. За спиной у Ро висели портреты известных бардов и мыслителей, хотя она была уверена, что ни одно из этих имен детям не известно. Под портретами доска с покрытием для мела и несколько плакатов с простыми буквами, цифрами, рунами. Всё так, как она себе представляла. Нарушали идиллию Вильям и три воспитательницы.

–Здравствуйте, друзья. Рада, что вы до сих пор с нами. Поднимите руки, кто умеет читать.

Дети заерзали, переглядываясь, кто-то барабанил по парте, а кто-то перешёптывался и нервно смеялся.

– Значит, начнем с самого начала. – продолжила Ро с улыбкой.

Когда на доске появился алфавит, кто-то произнес.

–И нахрена нам это?

Женщина оглянулась и увидела, как Вильям спешит к блондинчику. Последний схватил стул и отгородился ножками от ветерана.

–Вильям, будьте любезны, не вмешивайтесь в учебный процесс. А ты, кажется, Ингмар. Тебе удобно если я буду называть тебя так?

Парень задумался, опустил стул и усмехнулся.

–Называй меня Господином.

Ро тут же подняла ладонь, останавливая Вильяма.

–Господин, это одно из условий – учеба.

Инграм указал пальцем на доску.

– Это дерьмо.

–Почему же? объясните вашу позицию.

–Дерьмо и дерьмо, что тут объяснять. Кому это нахрен нужно? У нас в деревне только один умеет читать, а остальные и так живут. Им тоже неплохо. Мне еще дед говаривал, что это для соплежуев, а настоящие мужики в поле работают.

Ро вспомнила всех «соплежуев» на своем веку и улыбнулась.

–Как я понимаю, господин, буквы умаляют ваше достоинство.

–Поди разбери, что талдычишь, но я говорю всем, эти штуки не накормят в голодный год, а вот рожь да. Вот проторчим мы с тобой тут год или сколько, а толку? Потом не понравится что-то в нас, выгонишь и что нам делать? Палочкой эту дрянь рисовать? У нас один грамотный есть, зачем больше таких?

Ро коснулась языком уголка губ.

–Ага, а что скажешь об этом?

И тут же нарисовала несколько цифр, а затем ноты.

–Выглядит по-другому, но все равно каракули. Слушай, нам бы пожрать и одеться. За первое и второе спасибо, но вот это всё дрянь ссаная.

Учительница заморгала. Со студентами никогда такого не было. Некоторые могли сомневаться или думали о себе слишком многого, но никогда не оскорбляли основы.

– Это цифры и ноты. – проговорила Ро, – с их помощью считают и сочиняют музыку.

–У меня для этого пальцы есть. А для музыки ярмарки. Там эти бездельники дудят. Это мне, что, потом с протянутой рукой стоять и дудеть?

–Маль… Господин, это основы всего. Благодаря буквам и нотам, вы познакомитесь с разнообразием музыки, сможете оценить сложность поэм и насладиться ими.

–А пожрать я смогу достать?

Женщина отложила мел и оперлась на кафедру.

–Весь этот дом был построен благодаря музыке.

«Точнее, отремонтирован.»

–Ага, как же. Это ж кто будет за свистопляску столько платить? Я наслышан о таких, как ты. Разбойники. С простых людей забираете то, что они месяцами копят. А затем ходите напыщенные в этих ваших тряпках красивущих. Так бы каждый пел да плясал. На кой бес в поле горбатиться?