Акира поднялся со своего места и неспешно направился к панорамному окну. Звук его шагов цоканьем метронома разрезал тишину на равные промежутки. В нарастающем напряжении он подошел к стеклу почти вплотную, остановился и, демонстрируя мне свою спину, поманил меня двумя белыми нейлоновыми пальцами:
– Подойди сюда, Тимур. Хочу тебе кое-что показать.
Подходить не хотелось. Почему-то вспомнился выпавший из окна Вадик. Конечно, я понимал, что выкидывать он меня не собирается. Во всяком случае не сейчас, средь бела дня в центре города. И все же… Не хотелось.
Но и страх демонстрировать было нельзя. Я сам заварил всю эту кашу. Теперь надо было расхлебывать. И потому я оторвал от дивана свою пятую точку и все же направился к стоящему в окне силуэту.
– Только небо, говоришь? – промурчала «кошка».
Японец, точно факир, несколько раз взмахнул рукой, вероятно приводя в действие какой-то инфракрасный датчик, и одна из оконных рам ожила. Пока я завороженно смотрел, как она отъезжает в сторону, Акира схватил меня одной рукой за узел галстука, вторую – просунул за ремень и пояс брюк, развернул спиной к открывшемуся проему и толкнул, отпуская галстук, но продолжая удерживать ремень.
Падая назад, я коротко вскрикнул и замахал руками. Сердце резко дернулось вверх и, ударившись о мой кадык, застучало где-то в ушах, заглушая окутавший меня городской шум. Я увидел здание снаружи. Пыльные зеленые стекла десятком этажей нависали надо мной и упирались в сизо-голубое январское небо.
Ледяной ветер, мгновенно забравшись под мой пиджак и раздувая его точно парус, прижал к спине влажную от пота рубашку, отчего показалось, что меня обернули мокрой простыней на морозе.
Отчаянно суча ногами, изо всех сил стараясь не потерять связь со скользим паркетом комнаты, я висел под углом сорок пять градусов спиной вниз на высоте восьмого этажа. Ремень, за который меня удерживал от падения японец, болезненно впился в бока и поясницу, и я мысленно молил всех богов, чтоб этот чёртов ремень не лопнул. От холода и страха зубы дробно отстукивали чечётку.
Акира же, заякорившись плечом за оконную раму и придерживаясь за нее же свободной рукой, держал меня за пояс брюк и спокойно наблюдал, как я истерично барахтаюсь.
Панический страх пульсировал в висках. Представлялось, что вот-вот ремень не выдержит или рука японца вдруг ослабеет и он разожмет пальцы, и тогда я устремлюсь вниз. Представил, как врезаюсь спиной в асфальт, ударяюсь о него затылком. Представил себя, лежащим с неестественно вывернутыми конечностями, костями наружу. Как Вадик. Я даже успел примерить фразу: «Помнишь, Тимура? Ну тот, которого Акира…».
Все что я смог сейчас, это уцепиться одной рукой за запястье японца, а второй – за рукав пиджака чуть выше его локтя. Но стоило мне попробовать подтянуться, Акира встряхивал меня, как тряпичную куклу, отчего захлебываясь морозным воздухом, я снова безвольно повисал на его руке.
– Не спеши, Тимур, – произнес он чуть громче, чем раньше. – Посмотри, какой вид, – в доказательство своего восторга он обвел взглядом горизонт и снова посмотрел на меня, – Вот сейчас, Тимур, выше тебя действительно только небо.
Я попытался сказать что-то вроде «Хватит!», но голос подвел, выдав лишь змеино-гортанное шипение. И я закашлялся.
– Не волнуйся, Тим. Я не собираюсь тебя отпускать, – похоже, чем дольше мы общались, тем сильнее разрасталось его эго и прямо пропорционально сокращалось мое имя. – Я просто хочу донести до тебя одну простую мысль. Ты заключаешь со мной сделку. А значит должен понимать, с кем имеешь дело. И речь сейчас даже не о деньгах. Хотя их я тоже терять не намерен. Речь идёт о моей репутации. Понимаешь, Тим?
К этому моменту шею и мышцы вдоль позвоночника от напряжения начала сводить судорога. Морщась от боли, я собрал всю волю в кулак и, борясь с паническим состоянием, заставил себя заговорить:
– Да, понял я, понял, – я сглотнул, чувствуя, как дернулся кадык на шее, – Может уже вернёмся за стол?
На что Акира растянул свои кровавые губы в улыбке и как-то неожиданно легко согласился:
– О’кей.
Он дернул меня за ремень, и я влетел назад в комнату. Едва я почувствовал себя в относительной безопасности, еще до того, как злополучная оконная рама окончательно вернулась на свое место, я, стиснув передние зубы и скорчив гримасу дикаря, рвущегося в бой, схватил отморозка за рубашку на груди и в бешенстве замахнулся дрожащим кулаком. Очень уж хотелось врезать этому ублюдку.
На мою выходку Акира лишь в очередной раз удивленно выгнул бровь, откинул полу́ пиджака и привычным движением сунул руку в карман брюк. После чего тоном человека, дающего добрый совет, произнёс:
– Не сто́ит.
Я и сам понимал, что не сто́ит. Максимум, что я успею – ударить его один-два раза. А потом за это короткое и весьма сомнительное удовольствие меня просто закопают. В прямом смысле. Без всяких метафор. И потому я лишь толкнул его ладонью в грудь и быстрым шагом направится к выходу. Дойдя до двери, я, не в силах унять тремор в руке, взялся за дверную ручку и что есть силы рванул на себя. Но дверь оказалась запертой.
– Я подумаю над твоим предложением, Тимур-сан, – услышал я спокойный голос японца. – О своем решении сообщу завтра.
Вместо ответа я покрутил дверную ручку и дернул еще раз. Дверь снова не поддалась.
– От себя, – без всякой издевки в голосе подсказал Акира.
Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и, толкнув дверь, наконец выбрался из зала.
Я не помню, как миновал все коридоры и турникеты. Не помню, как вошёл в лифт и нажал на хромированную кнопку. Весь этот путь я не мог ни на чем сфокусировать свой взгляд, словно перед глазами крутили диафильм с сумбурными, никак не связанными между собой картинками. И еще я отчетливо чувствовал свой собственный запах. Смесь GIVENCHY, пота и морозного городского воздуха. Мне казалось, что все его чувствуют. Я тащил за собой этот шлейф, как свидетельство своего поражения до самой автомобильной парковки.
И лишь оказавшись во чреве своей Ауди, я почувствовал себя более-менее защищенным. Но даже это не стало моим успокоительным. Меня колотило изнутри. Напряжение сковывало мои движения, будто кто-то вытягивал из меня все жилы одновременно.
– Решение он мне сообщит, – рычал я, пытаясь сосредоточиться на выезде с парковки, – Да, клал я на твое решение. Это мой город. Здесь я принимаю решения. Еще мне косорылые условия не диктовали. Мало мне кавказцев?! Кстати… Ауди, детка, – позвал я голосового помощника, встроенного в мою машину, в ответ в динамиках булькнуло, словно уронили монету в колодец, и я продолжил – Набери Самвела.
– Набираю, – откликнулся из динамиков мелодичный женский голос, вслед за которым зазвучали протяжные телефонные гудки.
Один, второй, третий… щелчок.
– Тимур, брат! Долгих лет! – как всегда с деланым дружелюбием «запел» мне армянин, – Только сейчас с Суреном о тебе говорили. Как твои дела, ахпер?
– Мир твоему дому, Самвел. Я решил вопрос с Акирой. Так что готовь документы. Я в пятницу с обеда к тебе заскачу. Все подпишем и обмоем. С меня коньяк.
– Как скажешь, брат. Буду рад тебя видеть. Только коньяк с меня. Что ты знаешь о коньяке, мальчишка? – Самвел чуть похрюкивая рассмеялся и тут же добавил, – Шучу, брат, не сердись.
– Ага, до встречи. Сурену привет.
Я ткнул в сенсор на приборной панели, сбрасывая вызов.
– Вот так! О своем решении я сообщу тебе позже, Акира!
Двадцать два
Добравшись до дому, я, разуваясь на ходу и скидывая пальто прямо на пол, первым делом направился к барной стойке и откупорил с характерным чпокающим звуком бутылку виски. Горлышко неприятно застучало о край стакана. Руки все еще тряслись. Злость кипела во мне и пенилась, заставляя махать кулаками после драки.
– Думаешь, напугал? – спросил я невидимого Акиру. – Да черта с два! Хрен тебе по всей твоей японской морде, – прорычал я и сделал глоток.