Сам номер придумали вместе Игоряша и Витямба. Причем каждый из них утверждает и до сих пор, что главным хореографом был как раз не он. Витямба перед сном всей нашей группе очень эмоционально рассказывал, как все это происходило. Прежде всего, Игоряша решил, что придумать основные концептуальные построения и важнейшие движения, сидя у нас в девяносто шестом, где все вечно носятся и орут, практически невозможно. Поэтому историк повел Витямбу в какой-то крутой стейкхаус. У меня есть подозрение, что Игоряша, зная про беззаветную любовь нашего Витьки к мясу, решил один раз порадовать его настоящим здоровым куском мраморной говядины прожарки медиум-рэир. Эти впервые слышимые нами термины Витямба узнал как раз после (как он сказал) «самого лучшего ужина в его жизни!!!». Но это заведение Игоряша выбрал не только чтобы порадовать своего ученика, но еще и потому, что там вообще не звучала музыка, даже фоном. Игоряша подсоединил наушники к своему плееру, и они с Витькой в сотый раз прослушали пьесу Наймана. Что было потом, Витямба рассказывал так эмоционально, что мне вся эта картина представляется настолько живой и четкой, что, кажется, я и сам присутствовал там в этом стейке-хаосе.
– Сначала мы слушали вместе, параллельно, но потом Игоряша как бы чуток отделился, что ли, от меня. Щас, говорит мне, я немного один послушаю. Закрыл глаза, руками голову обхватил и замер на пять минут в этой позе. Я сижу, даже стейк не жру. Думаю, че он делает-то? Через пять минут он открыл глаза, посмотрел на меня и говорит:
– Ну, все. Я все понял.
– А что поняли, Игорь Дмитриевич? – спрашиваю его.
А он отвечает:
– Ну понимаешь, Виктор, я в общих чертах уже весь номер видел только что. Даже многие детали в подробностях. Вот даже как и что ты будешь делать и какое лицо у тебя при этом будет. И других ребят тоже. Кого-то ярче, кого-то несколько блекло, но в общем я уже знаю, как это будет.
Ну я, естественно, Игоряшу спрашиваю:
– И как вы все это видите?
А он мне отвечает:
– Ну, понимаешь, вроде как из зала сцену наблюдаю. Из темноты вижу освещенную сцену. И там все вы, уже в костюмах и париках, и ты солируешь. И всякие перестроения и даже многие конкретные движения под музыку. И как остальные четверо наших ребят выстраивают типа лесенки, и по ней забираются высоко, а потом тебя подбрасывают, и ты делаешь сальто в воздухе и падаешь прямо на руки четырех девочек. Это случится на третьей минуте. И потом девочки как бы выскользнут из своих кринолинов и все движения станут уже современными. Что-то вроде модерна. А потом на сцене появится десятый участник – кто-то из девочек, кто сможет исполнить лирическую роль. Надо потом нам троим вместе с Оксаной Юрьевной подумать, кто это будет, – и вы с ней как бы застыли в немой мизансцене, а в это время на сцене четыре пары пляшут все быстрее и темпераментнее. Девчонки даже визжат иногда. Все кончится внезапно. Все замирают в разных позах. Я увидел, что Руслан замрет, стоя на голове, а Карпова сядет на шпагат. Да не важно, что она не умеет делать шпагат. Сумеет скоро.
– Я все это слушаю и понимаю, что он сейчас реально все это видел, типа как в кино. Я вам так скажу… Я теперь понимаю, что Игоряша, наверное, гений. А иначе как это объяснить? Как это возможно – слушать музыку и представлять у себя в голове все, что происходит под нее, в мельчайших подробностях?!
Витямба был в состоянии полного шока от всего случившегося. Он даже не мог сесть, а ходил кругами по нашему холлу, разводил руками и повторял: «Это непостижимо! Просто фантастика! Но я это видел! Это прямо при мне произошло!»
Я промолчал, хотя и знал точно, что видеть музыку вполне возможно. И это даже не очень сложно… я ее часто именно вижу. Но почему-то никому про это никогда не рассказывал. Может быть, я думаю, что это очевидно и просто. Что в этом нет ничего особенно выдающегося.
Затем начались репетиции. Они продолжались больше месяца каждый день по нескольку часов, без всяких выходных. Когда Оксана Юрьевна не могла репетировать, ее место занимал Витямба, которого все, кроме него самого, считали соавтором номера. Изменения в сценарий вносились каждый день, так как Игоряша все глубже и детальнее прорабатывал свой сценарий. К концу третьей недели все наши участники даже похудели от беспрерывных тренировок и волнений. Даже учителя прониклись и договорились поменьше спрашивать со всех десятерых наших участников. Впрочем, репетировали не 10, а 12 человек, так как было ясно, что нужны запасные на случай болезни или травмы. Отрабатывали каждое движение, каждый жест, взгляд. Важно было добиться, чтобы все работали как часы, как единый механизм. К концу месяца были готовы костюмы, парики, записан световой сценарий. Начались изматывающие тренировки в костюмах. Витька позвал меня посмотреть незамыленным глазом – как смотрится весь номер. Я, конечно, пошел. И пришел в восторг. Если от моего друга Витямбы я мог ожидать всего, что угодно, зная его физические возможности, то все остальные меня просто поразили. Все: и немного дубовый Руслан, и Карпова из десятого, даже примитивненькая Кристина – все были на офигенном уровне. Я потом сказал Витьке, что не ожидал такого от их танцевальной студии, что мне все очень понравилось и я бы еще хотел к ним на репетиции походить. Витька так обрадовался моим словам, что даже обнял меня, чего с ним никогда еще не происходило. «Мы победим, мы обязательно победим! Вот и Игоряша в нас верит!».
Вообще, за время постановки этого номера Витямба очень сблизился с историком. Они постоянно прослушивали вместе какие-то куски, что-то там горячо обсуждали, показывая друг другу разные движения и позы, даже спорили иногда. Было очевидно, что их обоих это очень увлекало и захватывало. После бурных обсуждений весь захваченный свежими идеями Витямба мчался к Оксане Юрьевне, чтобы сообщить ей свои (совместные с Игоряшей) предложения. Конкурс должен был проходить в здании самого большого в Новокузнецке крытого стадиона. Начались репетиции на реальной сцене. И естественно, что сохранить в полной тайне номер от нашего детского дома было практически невозможно. На первой же репетиции (еще без платьев и париков, а только в проволочных кринолинах) присутствовала съемочная группа предстоящей передачи: молодой парень – ведущий с телевидения и руководство городского телеканала. Наши показали свой номер, хоть и с некоторыми недочетами, но все же очень достойно. Сашка Лапушкин (он как раз и был запасным) вместе с Женькой потом рассказывали, как сидящие неподалеку от них в зале какие-то важные редакторы с телевидения говорили между собой, что номер девяносто шестого – один из основных фаворитов, а уж в финальной тройке он по-любому. Все у нас в детском доме ждали от выступления наших только триумфальной победы. За день записи программы проходил финальный прогон; все участники в костюмах, гриме – в общем, все, как должно быть в окончательном варианте. Когда наши, переодетые в огромные гиперболические платья и парики появились на сцене – все, кажется, рты пооткрывали. Я дико хотел попасть на репетиции, и Витямба меня, как лучшего друга с пятого класса, устроил вроде как помогать девкам кринолины зашнуровывать. И тут я снова убедился, как прав был Игоряша, предложивший совершенно неожиданный номер под очень нетривиальную музыку. Прямо скажем, наш номер очень выделялся на фоне модных, но заезженных фонограмм остальных, их усредненных танцевальных движений и типовых постановок. Я видел, как прочие команды смотрели из зала наш прогон, и понимал, что и они, и их хореографы обескуражены нашим как хореографическим, так и постановочным уровнем. Короче говоря, никто не предполагал, что детдомовские будут фаворитами.
…И мы, как и обещал Игоряша, победили. Наши реально в клочья порвали и зал, и жюри. Витямба частенько просит меня рассказать, как все происходило, с точки зрения наблюдающего из зала. Я его понимаю и всегда рассказываю. Вновь и вновь. И он снова радуется случившемуся еще год назад. Снова переживает свое счастье. Снова наслаждается своим триумфом. Ведь у нас так мало их в жизни бывает. Так почему бы не вспоминать почаще об этом? В ночь перед самым выступлением Витя почти не спал, не мог. От волнения. Понимал, как много завтра будет зависеть именно от него. Его роль – важнейшая. Он боялся, что сорвет свой прыжок с сальто, хотя отработал его уже сто раз, боялся, что перепутает движения, не сможет поднять Карпову в лирическом эпизоде, что облажается в чем-нибудь, в чем уже и сам не представлял. Я как мог пытался его успокоить. Убеждал поспать и говорил, что даже если он и ошибется где-нибудь, это простительно, и все, конечно, понимают, какая на нем лежит груда ответственности. Но Витька все равно страшно нервничал и даже иногда стонал, представляя сцены своего провала. Кстати, потом (по информации Машки) Оксана Юрьевна рассказывала в учительской нашим преподам, что тоже перед выступлением всю ночь не спала. И что за двадцать лет своей работы в хореографии ни разу так не волновалась. Даже когда сама еще молодой девчонкой выступала. И очень всех ребят хвалила за самоотверженность и работоспособность. Ну и Витю Бушилова, конечно, больше всех.
