Вот и теперь девушка аккуратно сложила бумаги в ящик стола, закрыла его на ключ, влажной тряпкой протерла столешницу. Затем прошла в кабинет начальника, полила Васю, выгребла из горшка окурки, которые сбрасывал туда Яков Викторович вместо пепельницы, протерла круглый абажур настольной лампы. Робко сняла со стола рамку с фотографией и вгляделась в улыбчивое лицо Маргариты Николаевны. «Как несправедливо! – подумалось Асе. – Любимая, красивая. Жили б да жили! А все – война. Зачем она, эта война? Кому от нее хорошо? Почему людям нельзя ничего не делить, жить в мире друг с другом, воспитывать детей, возводить города, строить дороги, мосты?».
Когда девушка возвращала снимок на место, ее внимание привлек запечатанный пакет с пометкой: «Срочно! Лично в руки». Астеника кинула взгляд на часы – стрелки подбирались к полуночи. Не иначе, фельдъегерской службой принесли, когда Яков Викторович уже уехал. Казалось бы, что тут такого: лежит пакет, генерала Громова дожидается, но пометка «Срочно!» взывала к действиям. Ну, как промедление грозит обернуться потерей человеческих жизней?
Астеника подошла к телефонному аппарату, волнуясь, набрала домашний номер Якова Викторовича. Ответом ей было молчание. Прождала несколько минут, затем набрала вновь с точно таким же результатом. В Асины повседневные обязанности входило распечатывание таких вот пакетов, документы из которых она носила Громову. Если генерал считал необходимым, он поручал ей записывать их содержание. В благонадежности секретарши Яков Викторович не сомневался, шутил, что мог бы доверить ей даже свою жизнь. Так что вскрывать послание все равно предстояло Асе.
Кусая губы, девушка взяла письмо и какое-то время стояла, уже зная, что нужно сделать, но никак не решаясь. «Лично» и «Срочно» вступили в противоречие меж собой. Астеника еще раз набрала номер Якова Викторовича, затем все-таки взяла нож и разрезала пакет, аккуратно вытащила нитки, которыми для надежности было прошито вложенное письмо.
«Прочесть или нет? Вдруг что-то важное? Чья-то судьба решается? И из-за моей трусости, из-за неспособности принять ответственное решение пострадают люди? – Но ведь на пакете значится: лично… – Я не замышляю зла и, разумеется, никому, кроме Якова Викторовича не передам содержимое этого послания. Мне все равно придется открывать его завтра. Но вдруг завтра будет поздно?» – такой спор шел в душе у девушки.
Однако пакет уже был распечатан и равновесие стронулось. Астеника была не из тех, кто бросает начатое на полпути. Торопливо, боясь передумать, она развернула документ, пробежала его глазами. Глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, а затем отправилась на поиски дежурного офицера.
Того на месте не оказалось, зато Юрий был там, где ему и положено, в будке у входа. Завидя спешащую к нему секретаршу, постовой укоризненно покачал головой.
– Астеника Александровна, вы опять засиделись на работе. Муж не заругается? Или вам торопиться не к кому?
Юрий недавно разменял четвертый десяток. Был он среднего роста, коренастый, с шапкой густых, начавших седеть волос. Всякий раз постовой давал девушке понять, что она ему нравится – выходил проводить к тяжелым дверям, нараспев произносил ее имя, улыбался – и тогда становились видны две железные коронки. Очередную попытку заигрывания Астеника привычно проигнорировала.
– Юра, а вы случайно не знаете, где может быть Яков Викторович?
– Где-где, дома вестимо. И вам пора.
– Нет-нет, я звонила к нему домой, его там нет. А мне очень нужно с ним говорить … Ему пакет привезли срочный.
– Ну что вы так беспокоитесь, Астеника Александровна, генерал как придет – сразу прочитает, – постовой кинул взгляд на часы. – До утра осталось всего ничего, а Яков Викторович ранняя пташка.
– Но ведь на пакете написано: срочно!
– Да не переживайте, Астеника Александровна, все знают, что Железный генерал не железный, – этот любимый сотрудниками штаба каламбур Астеника выслушивала по сотне раз на дню. – Ему и спать, и есть надо, и послания срочные ему не в первый раз приходят. Вы просто недавно у нас работаете, а это вполне штатная ситуация. Никто не ждет, что генерал примчится среди ночи читать письма. Это пометка такая, чтоб он по возможности поторопился. Поезжайте домой, выспитесь, приведете себя в порядок, а завтра – с новыми силами за работу. Уверяю, у Якова Викторовича все под контролем.
– Но как же… но ведь там написано… ведь люди! А у меня и телефона в квартире нет. Все обещают поставить, да мне вроде как звонить некому, так я не тороплю.
– Ну хорошо, хорошо. Считайте, что вы мне доложили, я попозже наберу Якову Викторовичу, спрошу, какие будут распоряжения. Только не сомневаюсь, что он ответит до завтра.
– Но завтра может быть поздно!
– Ступайте, Астеника Александровна, мне инструкцией предписано освободить здание от посторонних.
На улице давно стемнело. Свет редких фонарей порошил деревья, дома, тротуары, ограды тонким налетом сепии. Легкие скользили по небу облака, тихо перешептывались деревья. Стук каблуков эхом отлетал от бетонных стен. Вдалеке взвыла сирена патрульной машины, ей вторили бродячие псы – их в последнее время стало много, из-за голода горожане выбрасывали четвероногих друзей, те сбивались стаями, дичали.
Из Асиной головы не шло самовольно распечатанное послание. Дозвонился ли постовой до Якова Викторовича? А если она и впрямь переполошилась напрасно, и Громов наутро устроит ей разнос? Хотя пусть лучше разнос, только бы знать, что никто не пострадает.
Погруженная в свои переживания, Астеника не сразу различила шаги за спиной. Еще один запоздалый прохожий? Давно он идет за ней? Тревожно сдавило грудь. Девушка обернулась. Позади никого не было видно, лишь в арке ближнего дома мелькнула быстрая тень. Поддавшись иррациональному страху, Астеника ускорила шаг, затем побежала. До дома оставались три сотни метров – немного для любующегося архитектурой прохожего, и огромное расстояние для преследуемого, желающего укрыться в безопасности стен. За спиной чудилось жаркое сопение и шепотки. Двести метров. Сопение сделалось громче, чужой взгляд обжигал затылок. Сто пятьдесят. Шепотки сложились в обрывистою арийскую речь: «Lauf schneller, sonst verpassen wir es! Furious dirne!»15
Ася тоже побежала быстрей, хотя ей казалось, что быстрей попросту невозможно. На бегу сбросила туфли – мешали каблуки. Сердце грозило разорвать грудную клетку, легкие жгло от недостатка кислорода. Так быстро она не бегала никогда. Были бы крылья – полетела б! Сто метров. Пятьдесят. Совсем рядом массивная дверь подъезда и фонарь над дверью – темный из-за необходимости экономить электричество. Только бы успеть! Пальцы уже сомкнулись на дверной ручке, и в тот же момент над ухом раздалось торжествующее: «Ja, hab ich!16». Огромные лапищи сгребли Астенику, под нос ткнулось что-то тошнотворно-сладкое. Девушка попыталась вырваться, отвернуться, не дышать, но инстинкт оказался сильнее рассудка – она все-таки сделала вдох и тотчас улетела куда-то в небытие.
Первый раз Астеника очнулась в темноте. Пахло бензином. Кружилась голова и мир отплясывал вместе с ней. После пробежки по асфальту саднило стопы. Во рту пересохло. Тошнота накатывалась волнами, укачивала, оплетала. Ася лежала на чем-то бесформенном, похожем на брезент. Едва она попыталась подняться, в ушах зашумело, тошнота подкатилась к горлу и девушку вырвало, после чего она вновь потеряла сознание.
Второе пробуждение было ненамного лучше первого. Вокруг ничего не изменилось – те же темень и качка, хотя тошнило поменьше. Зато усилилась жажда. Голова была тяжелой, мутной. Астеника облизнула губы – легче не стало, язык был сух, как осенний лист, разве что не шуршал. Сквозь темноту проступали бесформенные очертания предметов. Рокотал мотор. Потряхивало. Похоже, она была в кузове грузовика. Из-за темноты и беспамятства девушка потеряла счет времени. День ли теперь или ночь? Сколько она пробыла без сознания? Обеспокоился ли Яков Викторович, не застав ее на работе? Ищут ли ее или уже подобрали замену, ведь немыслимо, чтобы начальник Главобрштаба оставался без секретарши! Зачем ее похитили? Куда везут? Эти и множество других вопросов крутилось в Асиной голове, а приходившие на ум ответы отнюдь не обнадеживали.