Считать Никита перестал, остановившись на отметке 1520 шагов, встав перед машиной за метров пять. Направив ключ в её сторону, он нажал на кнопку, чтобы машина, дважды моргнув, проснулась и завелась с полоборота. Достал смартфон позвонить Айкерим, но через секунду раздумал: не стоит. Подошёл к машине ближе. И то, что он увидел, его обескуражило.

Дешёвый сотовый телефон завибрировал и пополз к краю письменного стола: Болот-Шоколод. И хотя номер зарегистрировали на какую-то Файю Пахрезинову (телефон доставили сегодня утром) и опасаться было нечего, Бекбайтасов старался говорить односложно и недолго: осторожность не помешает.

– Порядок, босс! Бумаги получил, еду к вам, буду через минут семь, – отрапортовал Болот.

– Добро.

Бекбайтасов брезгливо отложил телефон. Подошел к витрине с домброй. Стеклянная дверца отразила рябое лицо с едва заметным шрамом над правой бровью. Он по привычке коснулся его указательным пальцем. Ему крайне не нравилась возня, которую он затеял с этой мелочовкой, но что поделать: перепоручить дело своим «нукерам» – значит привлечь внимание этого чудовища, паука Божкина, опутавшего своей сетью всех и всё, сделавшего многих людей, – и не только его, Гали-Есимовых людей – своими осведомителями. Приходится вытаскивать на свет божий свои пыльные отношения с Болотом, с этим содомитом, – потому как все остальные людишки «засвечены».

«Болот-Шоколод вроде бы не мог попасть в поле зрения "паука", ведь я с тем уже давно – параллельно, никак не пересекался после Джамбула. Но ради неё, – Гали-Есим посмотрел на домбру. – Стоит повозиться».

С Болотом он познакомился ещё в Джамбуле. Давно это было. Бекбайтасова тогда назначили заместителем председателя горисполкома. Всё только начиналось. И всё ещё было впереди: и деньги, и посты, и награды, и молоденькие эскортницы фотомодельной наружности, и заводы-пароходы, и счета-оффшоры, и виллы-яхты, и почти всё, что пожелаешь. Эх, где ж мои сорок?

Оставлять такие человеческие «закладки» на будущее было в манере Гали-Есима: когда-нибудь, да и пригодится. «Возьмешь такое никчёмное человечишко, отмоешь, принарядишь, поможешь слегка, – благо связей хватает, пара звонков нужным людям, и никаких забот больше, – вылезет тот из грязи в князи и будет всю жизнь свою помнить, кому и чем обязан. А когда призову – встанет на задние лапки и будет "служить" пёсиком. Надо же, и впрямь ведь пригодился пидорок».

Бекбайтасов поднялся в гостевой кабинет. Прежде чем сесть за стол, провёл пальцем по краю столешницы – чисто. Как-то таким жестом он выказал свое неудовольствие экономке, миловидной девушке, командовавшей в резиденции целой бригадой прислуги, что-де плохо следят за чистотой в его отсутствие. Запомнила. Пикнул интерком. Гали-Есим включил громкую связь. Доложили о прибытии Шокоева.

Через пять минут в кабинет, постучавшись, вошел Болот с красной папкой в руках, весьма довольный собой: поручение выполнил в короткий срок. Весь в чёрном: пиджак, брюки, даже рубашка и кашне, повязанное вокруг шеи вместо галстука. Бекбайтасов сдвинул брови, но промолчал.

– Вот, та самая, – сказал Болот, подходя к столу, за которым сидел Гали-Есим.

– Смотрел?

– Как можно, босс! – обиженно сказал Болот, солгав. Он перед встречей минут пятнадцать листал бумаги, пытаясь понять, что же нужно Гале. Но так ничего и не придумал.

Гали-Есим усмехнулся:

– Ну да, конечно.

Рукой показал Болоту, что тот может присесть пока, и, развязав тесёмки, открыл папку. Минут пять изучал содержимое, затем глянул на Болота исподлобья и коротко бросил:

– Не то!

– То есть как, босс? – удивился Болот. – Это же та самая красная папка, я её на видео тогда снял. Вот надпись на ней: "Домбра". Мы её извлекли из его машины. Ошибки быть не может!

– Да нет, папка – та, да в ней не то, что нужно. Какие-то исковые заявления, отзывы, возражения, дополнения, акты – чушь какая-то.

– Но, босс, вы же сами не говорите, что конкретно надо искать…

– Я сам пока не знаю, – нетерпеливо перебил Бекбайтасов. – Ладно, не нуди. Что там по этому типу?

Болот кашлянул в кулак и доложил:

– Никита Байков, друг детства покойника. Это он похороны оплачивает. Называет себя юридическим консультантом. Но нет – не адвокат. Я пробивал – адвокатской лицензии нет. Как работает – чёрт его знает. Берётся за мелкие дела, представляет интересы клиентов в суде, иски всякие там, претензии. Сутяга, в общем. Последнее было дело – в Ауэзовском районном суде, там как-то присяжным заседателям деньги отказались платить. Ну мелочь всякая, шелуха, в общем, которой-то любой приличный адвокат побрезгует. Но надо сказать, среди клиентов своих он популярен, дела выигрывает, собака, стопроцентно! Таких вот мелочей набегает на тысячи две-три «зеленых» в месяц, тем и кормится. В общем, – ничего особенного…

– Ты отследил, с кем он там встретился в кафе?

– Он там один. Просто сидит ужинает. Какие-то бумаги читает, разложил всё на столе, говорю же – сутяга…

– Так он что… ещё там? – прервал его Гали-Есим. – Что за бумаги? Его ещё ведут?

– Там дежурит пара моих человечков. Пока сидит. Не знаю, бумаги из папки чёрной какой-то…

– Тэ-эк! Вот что, Болот-Шоколод, давай дуй обратно, достань-ка мне эти бумаги, – снова перебил его Гали-Есим.

Болот шутливо взял под козырёк:

– Көп болады, мырза17 босс!

Увидев неодобрительный, злой взгляд Бекбайтасова, тут же сконфузился, и пятясь назад, вышел из комнаты, оставив «босса» в некоторой задумчивости.

Гали-Есим встал из-за стола, подошёл окну, упёрся руками в подоконник и сразу же повеселел: в такой позе стоял когда-то американский президент, запечатлённый на знаменитой фотографии в размышлениях над судьбами мира. У Гали-Есима масштаб помельче, да и не президент он пока, но и в его руках может оказаться судьба одной страны и её народа.

За окном старательно подстригал газон садовник. Приглушенное, большей частью, монотонное стрекотание его газонокосилки отлично подошло бы для сеанса медитации, которую Гали-Есим с недавних пор стал регулярно устраивать, чтобы хотя бы на время вытеснять поток суетных мыслей. В какой-то мере они мешали ему жить и работать. Но отделаться от них – нелегко. Особенно от воспоминаний, возможно, о самом важном дне в его жизни. Он называл его «тем самым».

Время от времени Гали-Есим будто заново проживал его, миг за мигом, ярко, в деталях, воссоздавая все сопутствовавшие тому моменту эмоции и ощущения. Как сейчас, например, – стоя у окна. Но эта газонокосилка отнюдь не выкашивала суетные мысли Гали-Есима, а словно затягивала его же – в его же воспоминания…

…Год назад, Бекбайтасова внезапно посетила крамольная мысль: вот, наконец, тот самый день и настал. И он почувствовал, как всё его существо заполняет неукротимая энергия: он способен изменить целый мир. Гали-Есим всегда умел прислушиваться к интуиции. Хотя, надо признать, тогда нудный мелкий октябрьский дождик изрядно подпортил настроение. А впрочем, даже не он, а обещание того, что за этим неизбежно должно последовать: снег, холод и пронизывающий ветер в этой постылой столице, и опять заноет колено, а значит медсестричка поставит болючий укол. Надо все-таки решиться на операцию, надо. Швейцарцы хорошо знают своё дело. Ещё бы за такие деньги!..

Да, это – тот самый день, – он понял это сразу – вне всяких сомнений. «А значит пора действовать. Я не прощу себе этого никогда, если буду малодушен и нерешителен, – сказал он себе. – История не простит меня…»

В тот день на расширенном заседании правительства, он вполуха слушал то, что вещает президент Ельбасар Кабдырович Арзанбаев. Тот, как всегда, бросал министрам общие короткие реплики. Его маленькие глазки беспокойно перебегали с одного лица на другое, и всё никак не могли за что-нибудь зацепиться, словно у министров были стёртые, безликие, гладкие физиономии. И в который раз, Гали-Есим, встречая суетливый взгляд Арзанбаева, – тот не выносил, если прятали глаза, когда он обращался к кому-нибудь, – злорадно думал: «Маятникообразный нистагм18 не лечится… Пробовали лечить уже не раз и не два, уж сколько денег угрохали, но этот беспокойный бег ельбасаровых глаз уже не остановить ни-ког-да».