- Так не уж-то в наш край по приказу? - выплеснулось из толпы.

   - По приказу, - тонкие губы незнакомца исказила слабая усмешка. Он сдвинулся с места и плавным шагом двинулся к толпе, пересекая разделяющую стороны храмов условную грань. Приблизился к тому, кто оказался здесь самым смелым, поравнялся с ним плечом к плечу и, немного повернув в его сторону голову, добавил, - по праву.

   Такая странная близость и тихий голос возле самого уха, заставил позвоночник покрыться льдом. Свет Пантеона! Да кто это такой?!

   - Я - наследник Аркоста, - последовал ответ на ее мысли.

   Тишиной, наступившей после этих слов, следовало давить землю и делать ее плоской, как в старых поверьях. Гнета бы хватило.

   Толпа не просто молчала, она как будто перестала существовать. Люди всегда такие шумные, прекратили дышать. Чужак читал по лицам и глазам. Им хотелось уйти, отвернуться. А еще им хотелось взъяриться, броситься на него, разорвать. Даже если это неправда, даже если он сумасшедший, за одни эти слова его должна постигнуть кара, мгновенная и жестокая. Но никто и шага с места не сделал.

   Чужак снова поднял глаза к солнцу. Оказывается, толпа это не страшно.

   - Ты несешь ответ за свои слова? - выступил вперед другой мужчина. Возраст лег на его волосы сединой и посеребрил бороду. В его теле уже виднелась старческая хрупкость, но шаги он делал уверенные.

   - Языком и головой, - ответил чужак теми словами, что в обиходе именно на юге их яссы. В других землях отвечали иначе.

   Шепот, шепот. Голоса менялись, взрастали, кто-то отступал, кто-то наоборот очень хотел приблизиться. Они отворачивались и осеняли себя символами Пантеона. Они тянули шеи и рассматривали. Они будоражились, вспоминали, возрождали в памяти и на языках прошлое и слова. Вернувшийся для них что страшное приведение.

   Чужак покрутил перстни на пальцах. Толпа это не страшно. Теперь совсем не страшно.

   - Да что вы его слушаете! - возопил тот самый, который первым ото всех выступил и теперь ближе всех стоял. - От Аркоста никого не осталось! Аркоста самого не осталось!

   - Погоди, Онра, не разоряйся, - осадил его старик, равняясь с ним.

   В седовласом страха не было. Он с задумчивостью почесывал бороду, подробно рассматривая пришлого. Тот походил на них на всех, в его крови можно было не сомневаться, он отсюда. Во всем остальном - чужак. Наряд - с восточной стороны. Действительно кажется жарким, но лишь не цепкому глазу. Ткани-то все непростые, дорогущие, мастерицами вручную сотканные. Лежат тяжело, да легко носятся. В таких не запаришься даже в полдень. Сапоги и те примечательные, не из кожи, все - ткань, а подошву надо полагать подбили змеиными шкурами, на пятках особый перелив заметен. И весь он сам как дикий зверь. Смирный лишь потому, что достойных не видит, никто ему здесь не соперник. А вот говор... говор странный. Речь плавная, правильная, акцента нет. Никакого. Речь безликая. Где бы он так не говорил, везде за своего сойдет. Худшее в чужаке - глаза. Темные, глубокие, дурные. Непонятно что ждать, никак не разобрать.

   Старик укорил себя. Столько лет на свете прожить, а в молодняке ничего не смыслить.

   - Тут вряд ли кто припомнит твое имя, мальчик, - проговорил он, уходя от долгих размышлений, - молодые в силу лет, а мы... постарались забыть. Но если ты это ты, полагаю, что я могу назвать тебя.

   Чужак растянул губы в подобие улыбки. Не умеет. Мышцы чуть ли не судорогой сводит. Ему ближе хмуриться, между бровями заметна складка. Да и глаза не изменились. Какие плохие глаза.

   - Раманд! Раманд - это ты? - хрупкая девушка проталкивалась сквозь толпу. Ее голос дрожал, когда она спрашивала. В ее глазах блестели слезы, когда она оказалась прямо против чужака, и она боялась сделать последний шаг навстречу.

   Он взглянул на нее. Кто она? Узнать его может только тот, кого он знал сам в прошлом, что разбилось на осколки. За двадцать три года даже тех осколков не осталось. А в нем самом не осталось памяти. Он загубил ее, заштопал тремя черными нитями.

   - Свет Пантеона! Раманд... Ты жив! - слезы все-таки потекли по ее щекам, но она не замечала их. Ее дрожащие руки тянулись к нему, но она себя одергивала и судорожно прижимала их к груди. - Это правда, что ты выжил! Как я рада! Это я, Гаяра, узнаешь? - девушка воззрилась на него с великой надеждой.

   Раманд сделал вид, что узнал, улыбнулся, механически повторив, как это делают окружающие. Она не распознала, не заметила, от радости ее лицо наполнилось светом.

   - Совсем дурная! - донеслось сбоку. - Так легко поверила.

   - По-твоему, я его не узнаю, Онра? - Гаяра обратила свой взор против того мужчины, что продолжал стоять рядом со стариком, и света в нем не было и капли. - Что вы все тут устроили? Что за сборище?!

   - Погоди, погоди, хозяйка, - замахал рукой седовласый. - Хоть место и время для нас всех неподходящие, но этот человек произнес слова, которые даже глухому в уши пробьются. Ему придется объясниться.

   Гаяра, красивая, стройная, невысокая, решительно двинулась вперед, чеканя шаг. Ему вторил звук низких каблучков. Дойдя до Раманда, она резко развернулась перед ним и, уперев руки в бока, вознамерилась стоять так против всей толпы.

   - Я не дозволю устроить судилище! - заявила она, вздернув остренький подбородок.

   Раманд оценил. Какая решительная молодая особа. Он все еще не мог ее вспомнить, но до чего же трогательно обрести такую славную защитницу. Его сердце непременно бы исполнилось благодарности, если бы умело отдавать себя чувствам. Гаяра была черноволоса и темноглаза, как и все южные, да вот только кожа куда светлее чем у окружающих. На открытом воздухе не работает, прячется под зонтами, в тени, да в прохладе дома. Зовут хозяйкой...

   Представительница Дома Хаэссы. Какого?

   - Лучше тебе доказать свои слова! - проговорил старик, поглядывая себе за плечо. Народ шумел все больше, Онра сопел рядом все громче. - Да поскорее. Если ты Владыка, по крайней мере, они из-за страха лишь шипеть станут, но не тронут. А если ты только Аркост... знаешь, что может случиться?