Терпения хватило на полчаса. Из-за мыслей, из-за чувств, из-за памяти об этом дурном поцелуе потряхивало. Плетение не ложилось, узор сбивался, нити буквально горели в руках и бахрились во все стороны.
- Что б вас! - Яревена стукнула кулаком по станку.
С таким смятением внутри ткать не получится, это дело для спокойной души. Она пыталась понять, когда именно позабыла про покой. Всю свою жизнь, каждый свой шаг она делала уверено, даже в пропасть шагала легко, а тут вот.
Изгнанный. Вернувшийся. И она рядом с ним встала, а он все собой заполонил. Полоз столько горизонта не отнял, как этот. Что с этим делать? Бежать надо было раньше, теперь куда уж бежать. Надо перетерпеть. Это все из-за его рассказов, из-за того, что его мир много больше ее собственного. Вот ей и захотелось посмотреть, послушать. Даже несмотря на то что в том мире много боли. Что с нее, она всегда в жизни каждого человека есть, иначе жить бы не получалось. Но не делить ведь чужие кошмары? Но выходит, что не делить не получается, когда так близко.
В черную дверь заколотили. Яревена обозлилась на незваного гостя, но пошла открывать.
- Опять ты, - вздохнула она, глядя как тот быстро переходит порог и захлопывает за собою дверь.
- Ты не рассуждай. А лучше избавь меня от этого, - как всегда нервно проговорил Нуроят.
Он приходил только в дурном расположении духа, только с требованием, только со взглядом, долженствующим смешать хозяйку дома с грязью.
Неугодная посмотрела на язвы, раскрывшиеся мерзкими алыми бутонами на запястьях и шее мужчины. Вот, что значит изменять беременной жене, которая вымолила для себя и своего ребенка у богов Пантеона защиты. Те закрывали ее от негодного мужа. Каждая измена отражалась на теле позорной меткой. И он бежал к Отвергнутым, чтобы те исцелили его. Почему-то он не думал о том, чтобы самому измениться.
Яревена, не желавшая лезть ни в чужие судьбы, ни в души, приступила к привычному ритуалу. Нуроят, глава Дома Ясха, трясся, чесался и ни за чем не следил. Ничему его жизнь не учила. Седина взблескивала в висках, а ума не прибавлялось. Затаился на несколько дней после сокрушительного удара, что нанес ему Владыка, погоревал о судьбе сына, да припомнил, что привык придаваться грехам. Заново взялся.
В бедах городу и ятолле не помогал, а сам за помощью прибежать поспешил. Так тоже бывает.
Неугодная зажгла ритуальную свечу, та коротко вспыхнула и погасла, выдав сноп искр. Бывшая жрица снова поднесла спичку к фитилю, но все повторилось. Пламя исчезало как под дуновением ветра.
- Что так долго?- заорал Нуроят, поводя руками по зудящей коже.
Яревена не обратила на его крик внимания. Она попробовала в третий раз и со спокойной душой отодвинула от себя свечу, сложила руки на столе.
- Все.
- Чего? - сморгнул глава Ясхи.
- Ты исчерпал свои просьбы, - пояснила неугодная. - Боги не желают смывать позор, сам понесешь дальше.
- Как это? - зло усмехнулся он, и суровое лицо исказилось, стало особенно неприятным. - Слышишь, девка, не дури. Давай делай что положено и не изображай тут из себя. Знай свое место.
- Я его знаю, а ты свое?
- Вот сука, вздумала взбрыкнуть? - начал звериться Нуроят. - Или хочешь, чтобы я не только с богами, но и с тобой расплатился. На, на!
Он принялся швырять в нее горсти мелких медных монет. У него их достаточно, на все хватит, и на низложенных, и на эту неугодную, позабывшую, что ей положено верно в глаза не только бессмертным глядеть, но еще и смертным кланяться. Иначе как она себя отмоет.
Монеты, не коснувшись Яревены, зазвенели, не звонко и весело, а тяжело, будто колокол в ночи. Раскатились по сторонам, замерли каждая на своем месте. Нуроят и к этому не пригляделся.
- Убирайся, - неугодная вонзилась глазами в просящего. Тот по глупости своей взгляда не понял, не испугался.
- Что ты там сказала? - он поднялся из-за своей стороны стола и надвинулся на нее грозной тенью.
- Убирайся, - Яревена сохраняла твердость слов. - Отвергнутые более не откликнутся, им наказ дан. Пантеону не понравилось, что ты пытаешься скрыть.
- Закрой рот и работай! - брызнул он слюной.
- Нет, - неугодная начала убирать со стола ритуальные предметы.
Нуроят пришел в неистовство, смел рукой все со стола. Свечи, блюдца, кувшины полетели на пол, разбились на осколки и черепки, и тоже замерли, как и монетки.
- Что ты тут корчишься из себя, дрянь?! Ты же ничего не можешь!
- А ты проверь, - прищурилась неугодная.
Глава Ясхи бросился на нее, желая ударить, научить гордячку манерам, но все предметы, что успели рассыпаться по полу, вдруг оказались у него под ногами, и он споткнулся, заскользил и нелепо рухнул на пол. Яревена смотрела на него, распластавшегося у ее ног, без всякого выражения.
- Уходи.
Дверь дома открылась сама. Белая дверь. Черным ходом хозяйка не позволит ему уйти. Обойдется. Раз отказали Отвергнутые, значит, свою удачу смертный исчерпал. Кто она такая, чтобы противиться решению бессмертных.
Нуроят медленно поднялся, как не вовремя разбуженный медведь. Злее прежнего. Глаза налились кровью, и он снова попробовал ударить бывшую жрицу. Та напоминала ему жену, такая же горделивая, такая же дрянная. Но жену, хранимую силой Пантеона, он тронуть не мог, а до этой дотянется. Стоит только за шейку тонкую грубыми пальцами прихватить, так на все согласится, сама и заплатит. Яревена к его удивлению юркой кошкой ушла от тяжелой руки, поднырнула под локоть и оказалась очень близко к просящему. Пальцы ее руки впились ему в шею. С неженской силой, она приложила мужчину спиной о стену. Острые ногти впились ровнехонько в красные язвы, причиняя еще больше боли. Нуроят попытался вцепиться в ее руку своими руками, чтобы оторвать от себя полоумную, но лишь обжегся холодом. Эти руки, проклятые руки, которые должны были мучить ее, служили ей защитой.