Яревена решила, что вряд ли выдержала бы такие воспоминания.
- А я хотел видеть, - произнес Раманд просто. - Хотел, чтобы весь остальной мир, за рамками того острова, застил мой взгляд, чтобы я больше никогда не видел то, что увидел там.
- Я... почти поняла, - произнесла она судорожно.
- Это вряд ли.
Он не хотел ее обидеть, он просто точно знал, что бывшая жрица не в силах представить или вообразить то, что было там, поэтому и понять не может. Это нормально. Это самое нормальное, что может быть с человеком.
Больше за оставшуюся часть дороги никто из них не сказал ни слова.
Старый храм, таившийся на одной из главных улиц, лишь на малую часть уходящий от центра города, являл собой боль Хаэссы. Оскверненное святилище. Напоминание прошлого. Когда его возводили, то надеялись, что стены будут купаться в свете вечно, никто не ждал, что судьба подведет к иной черте. От храма невозможно было избавиться. Святилища богов нельзя разрушать, да и у смертных сил бы не хватило. Можно лишь покинуть его. Его оставили, но с глаз он никуда не делся. Храм Отвергнутых для взора был приятнее, чем этот.
- Не лезьте, - бросил Раманд, проходя внутрь.
Яревена оскалилась ему в спину и осталась у порога. Одна из створок дверей уже рассыпалась, другая покосилась и держалась на последней петле. Здесь все ветхое и сыпется, того и гляди потолок рухнет. Бывшая жрица усердно сверлила взглядом потолочную балку. Что ей стоит упасть на чью-нибудь голову...
Раманд, улавливая дурные помыслы своего Свидетеля, принялся изучать храм. Он был в нем детстве, но редко, и нутро святилища помнил плохо. Отец, поддавшись безумию, перестал ходить к Пантеону, для него они не были больше богами, которым следует поклоняться. Но именно отсюда отступники начали свое безумное шествие. Они разбили главный алтарь и воткнули в него крепкую ветку шиповника, разбросали крапиву повсюду, на дверь прибили бычью голову. Все для того, чтобы бессмертным было не просто прийти и успеть помешать кровавому ритуалу.
Эти следы исчезли. Глава Пантеона, почувствовав шевеление Запретных и их неизмеримое довольство, догадался о людском проступке. Он прорвался в ятоллу именно через этот храм, сжег все препятствия на своем пути.
Раманд скользил взглядом по разрушенным алтарям, по давно потухшему кругу огней. На втором ярусе ровно над ним на стене все лики правящих богов были затерты. Вместо них рассматривались еле уловимые штрихи других лиц. Запретные. Те, кого попытались призвать безумные люди. Откликнувшиеся и подступившие к порогу, что делил миры смертных и бессмертных. У них не получилось. Глава Пантеона все уничтожил быстрее. Злы ли Запретные из-за упущенного шанса или спокойно ждут новый? По всему миру всегда найдутся те, кто поддастся слабости и попытается.
Раманд потратил много времени, но излазил все щели. При своей худобе пролезть он смог везде, где захотел.
- Нашли, что искали? - спросила Яревена, когда Владыка выбрался на свет и, без конца отряхиваясь и снимая паутину с кудрявых волос, приблизился к ней.
- Нет, - тряхнул он головой.
- А что вы искали? - надо было вызнать, зачем он там пропадал столько времени.
- А как вы думаете, что здесь происходит?
- Все по воле богов, - ответила неугодная как истинная жрица. - В большей степени - Пантеона, в меньшей - Отвергнутых.
- О Запретных забыли. Там, внутри, их лики.
- Что? Нет! Нет!
Яревена даже отшатнулась в ужасе. Должно быть для жрицы, сколько угодно бывшей, одна мысль уже испытание. Служители богов не говорят о тех, кто оскорбляет суть правящих. Запретные оскверняют своим существованием даже Отвергнутых. И для жрецов они хуже самого горького яда.
- Почему? Почему они не причастны? - допытывался Раманд.
- А почему вы так спокойно рассуждаете об этом? - вдруг вскричала неугодная, не совладав с эмоциями. - Не вас ли должно бросать в дрожь при одном их упоминании?
- После восьми лет в Калеодоне меня трудно чем-то пронять.
Яревена содрогнулась.
- Калеодон?..
В горле все пересохло, на языке осела горечь. Она с усилием втянула в себя воздух.
Это не шутка. Хозяин Аркоста всегда говорит правду. А в их мире не положено шутить Запретными и Калеодоном. Последним в особенности. Преисподняя, что отыскала себе место на земле, не упоминалась никем и никогда.
- Я не понимаю, - неугодная потерла лицо и шею руками, пытаясь как-то справиться с новым знанием. - Почему? Ваш отец погиб на острове под ударом главы Пантеона, вашего брата обезглавил ясмир. Почему их участь оказалась легче вашей?
Худшее наказание из возможных. Свидетелю. Выжившему. За что?
Раманд смотрел на небо. В Калеодоне, что закончился для него теперь уже много лет назад, неба не было. Его застилало едкий серый дым и падающий вверх пепел. Вулкан. Горнило. Вяло текущая раскаленная лава на склонах огромной горы. Ее огонь добывался человеческими руками. Он был ценен, он был важен. Он стоил жизни тем, кого отправляли к нему.
Калеодон был избран самими людьми, как место каторги. Туда ссылали тех, кого человеческие законы покарать за содеянное не могли, и тех, над кем боги отказывались проводить суд, считая этих смертных столь низко павшими, что прикасаться к их душам было отвратительно.
Он оказался среди них, стал одним из них. Его пропекло до самых костей. С него чулком слезала обгоревшая кожа. Он задыхался этим дымом и выжигал себе легкие жаром. Его по рукам и ногам связывали заклятия, тяжелее всяких кандалов. Одно из них стегало его бичом, если он работал медленно или недостаточно хорошо, другое не давало упасть замертво, покуда оставалась хотя бы толика сил. И Раманд проклинал то, что оказался двужильным. Таким крепким, что мог продолжать ходить по раскаленной докрасна земле прямо к лаве и таскать бесконечную череду телег, словно ломовая лошадь. Свою тяжкую ношу он сгружал в бочки, с которыми тоже кто-то работал. Но их работа казалась благом, они были далеко от вулкана, он не испепелял их и не плавил им кости. Лава уже почти остывала к тому моменту и не могла серьезно повредить. Он так и не попал на то место. Восемь лет он провел возле жидкого огня. Он тоже думал о том, чтобы утонуть в лаве, как это делали сдавшиеся, но лишь думал. Почему не сделал лишнего шага, сам не мог объяснить.
