А то ведь терзало нижний город три полнолунные ночи до этой, наполняя каждую первородным ужасом. Когда еще не знали, какую беду ждать, люди попались в лапы заблудшему. Жертвы, от которых остались лишь следы крови. По таким ни понять, ни посчитать, потому выясняли по семьям, к которым близкие не вернулись. Насчитали немало. Больше в полнолуние за околицей там никто не гулял.

   Верхний город с опаской взирал на беду, ползающую у него под ногами, понимая, что та в три прыжка может достичь и его порога. Слышно чудовище в этот раз было отчетливее, значит, оно пробралось в новые угодья? С рассветными лучами выворотень уходит в землю. Что случилось за ночь? Как прошла его охота? Нужно выспросить.

   Прежде чем идти в город, Яревена сменила наряд. Вместо свободного домашнего платья она надела полупрозрачную длинную голубую тунику, набросив на нее расшитую цветастым бисером синюю шаль, чьи длинные полы касались щиколоток. Добавила нити серого жемчуга в волосы и тронула запястья ароматным эфиром.

   Город должен знать, что ее невозможно сломать. Город должен помнить, кто его главная жрица. Сотню лет она может быть неугодной Пантеону, но люди для нее ничто. Пускай завистью давятся.

   Со злорадными мыслями Яревена покинула дом и пошла на прогулку. Дорога ее сопровождалась громким лаем местных собак. Одна дурная шавка даже посмела подскочить близко, попыталась зубами ухватить подол наряда. Неугодная потрясла перед скалящейся мордой широким наручем на левой руке. В том вместо драгоценных камней были сотворены замкнутые углубления, в каждом по осколку молочного зуба волкодава одного из Отвергнутых. Для обычных собак звук равнялся грохоту целой скалы.

   Псина издохла от страха, остальные заскулили, разбежались. Яревена зорко глянула в стороны, свидетели нашлись. Лица посмурнели, языки зашептали. Вот и хорошо, пусть говорят. Раз уж она спуску бессмертным не дает, смертным и вовсе бояться надобно.

   Вот только разговоров на каждом углу в центре верхнего города было и без нее много. В каждой лавке, куда она заходила, голоса хоть и стихали, только вот слово-другое с языков срывалось.

   Выворотень мертв, убит изгнанным. Хотя какой он изгнанный, вернувшийся, скорее уж.

   - Говорят, одним ударом свалил.

   - Да быть не может...

   Не может. Выворотень это даже не медведь. О древних богах людям ничего неизвестно, кроме того, что в мире смертных существуют осколки их силы. А Пантеон и даже Отвергнутые с людьми не делятся, не считают нужным рассказывать о тех, чьи место они заняли с течением долгого времени. Иногда люди сталкивались с чудовищами, иногда отыскивали древние алтари с неимоверной силой или атрибуты поклонения. За тысячу-другую лет сгинет и это, все исчезает. Может, настанет время, когда не будет ни правящих богов, ни низложенных. Может быть, бессмертных вовсе не станет...

   Так верить ли в слухи? Вернувшийся снес голову выворотню?

   Яревена шла медленно и задумчиво поглаживала золотой наруч на правой руке. Тот, в отличие от своего близнеца, сверкал камнями.

   Нет, не ее это дело - что правда, а что вымысел. У нее свои заботы. Она еще недостаточно раздразнила город сегодня. Не должен же он говорить об одном лишь хозяине Аркоста. У вернувшегося нет никакого права воровать столько внимания себе. Она в Хаэссе главная заноза.

   Яревена назло городским пошла по торговым домам. Да не по дешевым, таящимся в уголках, а по дорогим на центральных улицах. Наряды и украшения ценились на юге. Юг любил красоту и богатство, солнце приветствовало блеск металлов и россыпи драгоценных камней. И она примеряла, выбирала тщательно. Торговцы водили глазами, дышали тяжело и шумно, но мирились, стоило вкусно зазвенеть кошелю с заветными монетками в ручке покупательницы. Забывали даже, что руки ее черны да холодны! Яревена презрительно кривила губы. Когда городским что-то понадобится, они прибегут к ее порогу с мольбами и просьбами, будут вежливы и искренни. Люди фальшивы.

   Она знала, что это опасная игра. Любая выходка чревата. Городские могут взбеситься и сами рассудить по делу, по совести. Придут к ее порогу и приведут черный огонь. Неугодную не пожалеют, а на утро не вспомнят. Но Яревена все равно играла, она любила дразнить. Вот наиграется всласть и пойдет домой.

   - Все дерзишь.

   Она обернулась на тихий голос.

   Красивая женщина. Вся в белом. Жрицам вне храма дозволялось носить любые одежды, но Куомма никогда не изменяла правилам. Старшая жрица ятоллы. Как только Яревена исчезла из главного храма, более никто не оспаривал ни ее власть, ни красоту.

   - Мне нравится, - неугодная с удовольствием рассматривала новое колечко на руке.

   - Дурить тебе нравится, - Куомма не принимала ни легкомысленного поведения, ни опрометчивых решений. В ее коротко стриженую голову никогда ничего подобного не закрадывалось. - Кому и что хочешь доказать?

   - Я уже все доказала, - Яревена подняла руки и показала черноту.

   - Не стоило оно того!

   Бывшая жрица пожала плечами. Она сама не знала, стоило или нет. Знала, что даже если судьба повторится сто раз подряд, она продолжит делать один и тот же выбор. Никогда, никогда ее никто не подчинит! На все есть лишь ее воля и ничья больше! Бессмертным это надлежит знать лучше всего.

   - Полгода, Яревена, разве еще не хватит? - Куомма говорила тихо и двигалась медленно. Она не тратила себя ни на что кроме службы. Пыталась лишь образумить ту, кто прежде занимал ее дорогу к вершине. Ведь не так она желала подняться. - Ты продержалась, доказала, возвращайся.

   - Полгода против всей моей жизни. Мы еще не сравнялись, - неугодная оскалилась, тряхнула копной волос, жемчуг глухо звякнул.

   - Совсем с ума сошла, - вздохнула старшая жрица, поглядывая на людей, что проходили мимо них. Ни у кого доброго взгляда нет. Злость и зависть, непонимание.

   Зачем так дорого платить? Не только статусом, силой, телом, но и всей жизнью?