- Кого привечаешь на этот раз? - гостье было нужно во все дела сунуть свой длинный нос.
- Невесту полоза, - спокойно произнесла Яревена, закончив с дождевой водой.
Станья поперхнулась воздухом.
- Ты... ей постель что ли стелешь?
- Именно.
Во второй раз уже. Отдых нужен всем, а несчастной негде спать. Хоть здесь сможет. Для этой Отвергнутой дни и ночи - мучения сплошные, от них ни Яревена, никто другой ее не спасет. Но силы восстановить в доме своей слуги богиня сумеет.
- С ума сошла. Вместе с собой ведь в сон утянет и сожрет! - Станья осенила себя знаменьем Пантеона.
Неугодная лишь усмехнулась.
Вот всегда она так! Молчит да помалкивает, в чернющих глазах тайны кроются, а с языка не слетают. А ведь интересно - страсть!
Яревена продолжала работать. Ритуал простой, домашний. Руки делали все быстро, уверено, ловко. Как она вжилась в роль, только диву все давались. Это должно быть ее наказанием, а она как будто удовольствие получала.
Под руку неугодной попалась какая-то склянка, она взяла ее убрать, руку тут же прожгло до самых костей. Яревена зашипела и отшвырнула стекляшку от себя, та не треснулась об пол, а покатилась куда-то в сторону.
Станья вскочила, перепугавшись.
- Прости! Прости!
Эфирное масло из храма Пантеона она взяла с утра и принесла его с собою сюда. Для неугодной любая вещь правящих богов под запретом. Она не может к ним прикасаться. Иначе - боль. Вот Станья в этом и удостоверилась, а теперь умело изображала раскаяние.
Яревена смотрела на пузырящуюся кожу на угольно-черной ледяной ладони. К этому цвету она привыкла - клеймо, знак, что она теперь на другой стороне.
- Извини, - шептала Станья с честными глазами.
Неугодная сходила за какой-то тряпицей, смочила ту в ароматной воде и стала старательно перематывать себе руку.
- Все в порядке. Я была неаккуратна.
- Пойду я, - заторопилась Станья. Ей не было смысла оставаться в этом доме дальше, ей теперь есть о чем толковать с подругами.
- Иди-иди.
Когда дверь закрылась, Яревена уперла тяжелый взгляд в спину той, что стремительно бежала прочь от ее дома. Попросить у Отвергнутых наказание для подлой? Нет, сама виновата, что в дом впустила. Давно чуяла неладное, с самого начала сомневалась, да все считала, что девица поумнеет. Станья была источником сведений, но никакие новости не стоят боли.
Яревена продолжила приготовления. Руи-Эхал она уступала свою постель. Простыни на кровать легли свежие, ароматные. Подушки, взбитые и прожаренные на солнце, одеяло большое и теплое. Мерзла богиня в южных ночах без своего жениха. Окна, по манере всего края, - без стекол, хозяйка дома занавесила темными шторами, чтобы ни единый лучик света не проникал сюда, не мешал сну богини.
Руи-Эхал пришла. Выглядела бессмертная уставшей. Богиня, когда-то отвечавшая за расцвет земли и ее силу, еле передвигала ноги. Вся словно избитая, затравленная своим горем, она разучилась улыбаться. Ей у людей ни счастье, ни улыбку не выторговать. Ей от смертных вообще ничего не получить. Ей нужно своими силами обходиться, справляться как-то...
Яревена не смогла спокойно смотреть, усадила богиню пред собой и стала вынимать из светлых волос сухостой. Когда-то голову богини венчал неувядающий венок из полевых цветов.
- Пей и ложись, - она подсунула бессмертной отвар из трав.
Говорить им не о чем. Невеста вздыхает о женихе. Он тут, неподалеку, но не дотянуться. Их участь тяжелее остальных Отвергнутых, они не вместе. Руи-Эхал пыталась победить судьбу ради них двоих, но ее силы шли на исход.
Яревена проводила ее в спальню под вторым потолком, богиня легла и уснула. Только в этом доме она могла спать спокойно. Во всем остальном мире, где бы она ни прилегла, даже самая мягкая перина обратится остробокими камнями и будет причинять боль.
Яревена покинула спальню, бесшумно притворив за собою дверь. Она уснет позже, когда богиня уже заблудится в чаще сновидений. Никто неугодную жрать во сне не станет, но грезы будут не из приятных.
В задние двери дома заскреблись, за порогом заскулили. Яревена открыла. Собаки Дарз-Аша проскочили мимо нее и забились под лавки, дрожа всем телом. Когда-то эти звери охотились в бесконечных зеленых лесах, теперь бродили по улицам мира смертных, как обычные шавки. Но беду они слышали загодя.
Середина ночи принесла дурное. Ветер. Вой. Гнев.
Выворотень вернулся.
јјј
Раманд услышал его. Заблудший не крался, не скрывался, он несся сквозь чащу и бурелом.
- Да тут и правда страшно, - зевнул хозяин Аркоста. Он ленно выволок себя из кресла, где его застал легкий сон.
Кошка тревожно мявкнула.
- Сильно утомил?
Дух размахивал хвостом из стороны в сторону, шерсть на холке стояла дыбом. Чувствует, знает, чего ждать.
- Понятно.
Раманд покинул дом. Прислушался. Выворотень выл, оскорблял луну. Он не любил быть в свете. Но бледноликая, почитаемая в древности как сестра самого солнца, сегодняшней ночью была полна, сильна и смела. Она пользовалась своей властью и серебрила весь земной мир, делала его хрупким и прозрачным. Выворотень - создание давно покинувших миры богов древности - этого не любил. Он любил плотную шелковую тьму и ее ни с чем несравнимый запах. И он искал ее. А луна, царица ночи, заставила тьму отступить.
