– Лиза! – еле слышно проскрипела трубка. Лизе показалось, что в этом скрипе прозвучал упрек. Неужели он все понял по ее молчанию, этот старичок из Иерусалима?
– Хорошо, – неожиданно для самой себя сказала Лиза. – Я прилечу.
Она положила трубку и подняла глаза на Перно. Художник смотрел на нее так, словно у нее над головой появилось чудесное сияние.
– Ты собираешься улететь? – спросил он тоном психиатра, убеждающего сложного пациента не выбрасываться из окна клиники. – Сейчас? Перед показом? Когда у нас еще нет утвержденных эскизов?
Лиза медленно разложила на столе рисунки. Жюль прав. Это абсолютное сумасшествие. Бросать все и мчаться в Иерусалим к неизвестному старику со скрипучим голосом. Но дедушка Жан… Он погиб за сорок два года до ее рождения, и о нем Лизе рассказывали отец и тетя Вардена. В детстве Лиза любила рассматривать большой альбом тетки в темно-коричневом бархатном переплете. К жестким страницам альбома были приклеены пожелтевшие фотографии. На фотографиях дедушка Жан выглядел стройным человеком высокого роста. Он был одет то в официальный фрак, то в светлый смокинг, то в домашний халат. Дед фотографировался с бабушкой Лизы, фотографировался со всей семьей, отдельно с детьми – тетей Варденой и отцом Лизы на руках. Были в альбоме фотографии, на которых Лиза могла узнать только деда. «Это его друзья и сослуживцы, – говорила тетя Вардена и неизменно добавляла: – Он был большим человеком, Лиза. Вот видишь, рядом с ним Давид Бен-Гурион. Он держит твоего деда под руку. Совсем молодой! Бен-Гурион очень любил твоего деда». Лиза с уважением смотрела на невысокого короткостриженого человека с густыми бровями и думала о том, что когда-нибудь и эта фотография поблекнет и у ее внуков не будет даже этой памяти о Жане Вальдмане. Повзрослев, Лиза слушала рассказы отца, занимавшегося поиском следов дедушки Жана. На все запросы в Берлин отец неизменно получал вежливый ответ: «Имя Жана Вальдмана в списках арестованных или расстрелянных службами безопасности Третьего рейха не значится». Отец читал эти официальные бумаги, и глаза его становились грустными. «Ничего, Лизонька, – говорил он и прижимал к себе голову девочки. – Мы найдем его. И когда-нибудь положим цветы на его могилу».
Лиза еще раз переложила эскизы на столе.
– Я вернусь в воскресенье вечером, – сказала она, стараясь говорить как можно более спокойно. – В конце концов, нам всем надо развеяться. Завтра утром мы утвердим эскизы, дадим задание швеям и устроим себе маленький отдых. Всего на сутки. – Лиза подняла глаза на Перно и добавила: – Мы все успеем, Жюль. Я тебе обещаю.
Перно нашел в себе силы промолчать. Молча кивнул и втянул голову в плечи так, что сразу стал похож на диковинную хищную птицу.
…Миновав таможню, Лиза вышла в зал и поморщилась от яркого света. Сотни встречающих высматривали в толпе пассажиров своих близких, а высмотрев, отчаянно махали им руками и букетами. Лиза пошла сквозь толпу, толкая перед собой тележку. Настроение после полета почему-то было скверное, Лиза даже жалела, что согласилась на поездку. Как сказал Жюль Перно, «поддалась на эту авантюру».
Плакатик «Лиза Вальдман» она увидела сразу, как только выбралась из толпы. Высокий молодой человек в жилете защитного цвета с десятком карманов держал плакатик над головой, скользя по лицам людей равнодушным взглядом. Лиза дотолкала тележку до носков его светло-коричневых ботинок, и только тогда он наконец остановил на ней взгляд.
– Я Лиза Вальдман, – сказала Лиза.
Молодой человек искренне и широко улыбнулся, ловко отправил свой плакатик в урну и протянул руку.
– Здравствуйте! Меня зовут Даниэль.
Лиза пожала узкую жесткую ладонь.
– Пойдемте скорее. – Парень ухватился за ручку тележки и решительно ее толкнул. – Может, успеем добраться до пробок. – Он покосился на часы и покачал головой. – Хотя теперь уже вряд ли.
Лиза виновато развела руками, словно извиняясь, что самолет прилетел в столь неудачное время. Даниэль ловко катил тележку сквозь толпу, не забывая поглядывать через плечо на Лизу.
– Как долетели? – спросил он, видимо вспомнив о полученном указании быть с гостьей полюбезнее.
– Прекрасно, – нетерпеливо буркнула Лиза. – Как себя чувствует господин Ашинзон?
Не сбавляя хода, молодой человек покрутил в воздухе ладонью, что, вероятно, могло означать «более-менее», и затолкал тележку в просторный лифт.
– Мой самолет в Париж вылетает в девять вечера, – напомнила Лиза.
– Я знаю. Нам надо быть в аэропорту в начале седьмого. У вас совсем мало времени.
Даниэль уверенно вел тележку по парковке, ловко лавируя между машинами. Наконец он остановился у новенькой «БМВ» темно-синего цвета.
– Садитесь! – пригласил Даниэль и потащил чемодан к багажнику.
2
Авраам Ашинзон оказался вовсе не полуразвалившимся существом с трясущимися руками и слезящимися глазами, каким его представляла себе Лиза. И передвигался он не в коляске, а ходил сам, правда, ставил ноги очень осторожно, словно опасался наступить на что-то скользкое или горячее. Ашинзон встретил Лизу во дворе большого двухэтажного дома, распахнул дверь автомобиля и галантно подал ей руку. Лиза выбралась на твердую почву и с удивлением обнаружила, что при своих ста семидесяти сантиметрах она ниже старичка примерно на голову. И его голос был вовсе не таким скрипучим, как ей показалось по телефону.
– Прошу вас, Лиза, – проговорил Ашинзон и строго взглянул на выбравшегося из машины Даниэля. – Отнеси чемодан мадемуазель Вальдман в ее комнату.
Лиза вошла в дом и с удовольствием втянула носом воздух. В доме уютно пахло ванилью и какой-то болотной травой. «Опьяняющий аромат, – подумала Лиза. – Если в гостиной еще и зеленые занавеси, то ощущение леса будет полным».
Занавеси оказались не зелеными, а ярко-желтыми. Но эта яркость не мешала, а удивительно сочеталась со старинной тяжелой мебелью красного дерева. Ашинзон усадил Лизу в огромное кресло. Сам сел напротив. По бисеринкам пота, выступившим у него на лбу, Лиза поняла, каким трудом далось ему передвижение по дому. Несколько секунд старик молчал, то ли переводя дыхание, то ли пытаясь справиться с приступом боли. Наконец он поднял голову и сказал:
– Сейчас я познакомлю вас с Рахель.
Ашинзон достал из кармана небольшой пульт и нажал кнопку, вмонтированную в его гладкую белую крышку. Через несколько секунд дверь приоткрылась и в комнату вошла высокая женщина в белом переднике и строгом синем платье.
– Рахель, познакомься с госпожой Лизой Вальдман. И покажи ей ее комнату.
Женщина улыбнулась Лизе тонкими губами, церемонно склонила голову и жестом предложила следовать за ней.
– Я буду ждать вас в гостиной через тридцать минут, Лиза, – вслед им сказал Ашинзон.
Лиза кивнула и пошла вверх по лестнице вслед за Рахелью.
* * *
Комната Лизе понравилась. Просторная, светлая, с балконом, выходящим на Старый город. Стены комнаты были выкрашены в светло-салатовый цвет. «Красота!» – восхитилась Лиза, глядя из окна на дома из одинакового белого камня, на древнюю стену и золотой купол, возвышающийся над ней. Она открыла чемодан, достала банный халат, тапочки, пакет с туалетными принадлежностями. Расстегнула платье, и оно упало с плеч на яркий ковер, в котором преобладали разные оттенки зеленого. По пути в ванную Лиза остановилась перед зеркалом. «Хороша! – подумала она и подмигнула своему отражению. – Длинные ноги, красивые бедра, узкая талия. Недаром эта дама в самолете назвала ее «красоткой». А как прекрасно смотрятся рыжие волосы на фоне зеленой стены. Это сочетание цветов стоит использовать в коллекции».
Мысль о коллекции успокоила. «Все в порядке, – подумала Лиза. – Если даже здесь я не забываю о делах, значит, в Париже все будет хорошо. А как-то все сложится в Иерусалиме?!»
Лиза накинула на плечи халат, вынула заколку, и длинные волосы рассыпались по плечам. Как-то все сложится в Иерусалиме? О чем расскажет ей Ашинзон? Лиза с удивлением поняла, что сейчас это ее почти не волнует. Даже если Авраам Ашинзон болен всеми старческими недугами, вместе взятыми, включая склероз и болезнь Альцгеймера, завтра утром она будет дома. И все потечет как прежде.