— Дарлан, — тихо обратился к нему иллюзионист, когда стражники ушли. — Хватит. Отпусти ее. Не знаю, что за безумство овладело ей, но, думаю, позже ты расскажешь. А сейчас отпусти ее. Ты снова спас меня, Дарлан, спасибо! Мне жаль, что так вышло, но, к сожалению, маги не умеют поворачивать время вспять. Все случилось так, как случилось. Оставь ее. Ее не вернуть. Нужно заняться ее погребением. Уедем из этого города и погорюем после. А потом будем жить дальше. Ты еще здесь Дарлан? Не пугай меня, пожалуйста.

— Я здесь, Таннет, — ответил ему монетчик.

Его друг был прав. С этим Дарлану придется жить дальше. Хочет он этого или нет, но этого хотела бы Тристин. Чтобы он жил, зная, что она пожертвовала собой ради тех, кого любила как своих детей.

Когда Дарлану исполнилось пятнадцать, его впервые вызвал совет магистров. Члены совета, среди которых были не только мастера, но и обычные люди, чьи предки в свое время выкупили себе места, заседали на самом верху южной башни, откуда открывался захватывающий дух вид на цветущую долину. Магистры объявили, что его навыки достигли пика, что все испытания он завершил с успехом, поэтому теперь он готов. Готов стать тем, кем было предначертано судьбой — мастером Монетного двора. Это означало, что Дарлану скоро предстояло пройти инициацию. Он знал, что когда-то этот день станет, но страх все равно сковал его невидимыми цепями. Спуск по винтовой лестнице, который занял бы у него не больше минуты, растянулся на целую вечность.

Обряд инициации окружал ореол таинственности, новобранцы строили самые разные теории, тщетно стараясь выведать истину у тех, кто уже испытал его на себе, но в ордене был установлен строгий запрет на разглашение. Кто-то предполагал, что существовала некая магическая монета, которая давала способности, когда ее брали в руку. Другие уверяли, что им удалось подслушать кого-то из мастеров, и секрет заключался в том, что чуть ли не сама богиня Аэстас одаривала ученика своим поцелуем, наделяя его силой. Существовали и другие версии, одна безумней другой. Упоминали демона, пойманного еще Ламонтом и Камалом, который вынуждено служил людям все эти долгие века, какую-то особую траву, которую сушили, изготавливали из нее порошок, а потом кормили ей, пока не пробуждались умения мастера. Наверняка известным было лишь одно — пока тебя не отведут в подземелья крепости, где свершался обряд инициации, его тайна тебе не откроется, как бы ты этого не жаждал.

Войдя в обеденный зал для учеников, Дарлан столкнулся со шквалом вопросов и поздравлений. Его обступили со всех сторон, словно легендарного героя, только что вернувшегося домой после великого подвига.

— Всегда говорил, что из нас ты будешь первым, — сказал, улыбаясь во весь рот, Холдрет и хлопнул его по плечу. В начале обучения они недолюбливали друг друга, но со временем сдружились.

— Дарлан, мастер Монетного двора! — Торжественно произнесла Уланта, тряхнув косами. Он знал, что нравился ей, но не понимал, что с этим делать.

— Смотри, не посрами нас, — грозно прорычал Брин, погрозив пальцем. К своему совершеннолетию он вымахал в настоящего здоровяка и красавца, даже родимое пятно не портило его в глазах девчонок.

Дарлан почувствовал, как краснеет, поблагодарил всех и уселся за длинный общий стол, чтобы пообедать. Однако вскоре он заметил, что не ест, а просто ковыряется в своей тарелке, глядя в пустоту. И откуда такое волнение? Скоро он станет не просто ловким, быстрым и сильным, как сейчас. Скоро его способности возрастут настолько, что он перестанет быть обычным человеком. Он сможет преодолевать высокие стены, уворачиваться от стрел, видеть в темноте лучше кошки, слышать любой шорох, словно это крик. Ему будут завидовать, а его будущие деяния занесут в летописи, когда он начнет служить какому-нибудь королю. Почему его пугает это? Ведь он уже не тот мальчишка, которого продал отец, чтобы раздобыть денег для своего дальнейшего неспешного самоубийства. Он уже мужчина, почти что мастер Монетного двора! Или все дело в страхе перед неизвестностью? Дарлан читал, что раньше во время обряда инициации ученики погибали, этого никто не скрывал, но уже многие годы каждый, кто отправлялся в подземелья, возвращался оттуда живым с изображением монеты на лбу. Отогнав эти мысли, Дарлан отправил ложку в рот.

Когда он доел, в столовую вошел наставник Граймидин. Этому мастеру уже было сорок с лишним лет, но выглядел он поразительно молодо. Его правый глаз, выбитый когда-то в битве, скрывала красная повязка. Граймидин поманил Дарлана к себе.

— Как ты? — спросил он.

— Хорошо, но немного не по себе, — ответил Дарлан. Наставник ценил, когда с ним общались открыто, не пряча переживаний или сомнений. Он неустанно говорил, что делиться своими страхами — это не означает демонстрировать слабость. Лучше рассказать о них сразу, получить совет, как с этим справиться. Иначе однажды то, что было утаено обойдется слишком дорогой ценой.

— Помню, как сам трясся, после того, как магистры сочли меня готовым. Зубы стучали — будь здоров.

— Серьезно?

— Нет! — рассмеялся Граймидин. — Но они застучали, когда я стоял перед дверью, за которой мне предстояло лицом к лицу встретиться с главной тайной нашего ордена, о которой спорит весь мир. Так что у тебя все еще впереди. Бывали случаи, что ученики вообще сбегали, будто за этой каменной дверью их ждал не особый дар, а грозное чудовище, причем голодное до одури.

— Ого, я не знал об этом. — Дарлан прочел почти все, что касалось мастеров, но в книгах никогда не упоминалось о побегах.

— Сбегали, сбегали. Но редко кто не приходил назад.

— Зачем вы мне это рассказываете, наставник? Вдруг я тоже убегу?

— Мальчик мой, — сказал Граймидин, взъерошив Дарлану волосы. — Ты последний из твоих одногодок, кто способен на такой глупый поступок. Просто знай, что твое волнение сейчас — обыкновенно для всех без исключения. Встреться со своим страхом с высоко поднятой головой, одолей его, и тогда уже можешь считать себя наполовину служителем монеты. Обряд инициации лишь откроет в тебе уникальные способности, но мастером ты станешь тогда, когда разберешься в себе.

— Дарлан! — раздался знакомый голос, к ним шла Тристин. На ней были кожаные обтягивающие штаны и белая рубашка с короткими рукавами, подчеркивающие соблазнительные изгибы ее тела.

О, всемилостивые боги, Тристин. Дарлан ощутил, как его лицо немедленно залила краска, когда она приблизилась. Ее присутствие в последнее время затрагивало потаенные уголки его души, вызывало чувство, от которого бросало в жар. Тристин уже давно была мастером, но даже без единого волоска на голове, с меткой в центре лба, она оставалась потрясающей красавицей. Особенно Дарлана сводили с ума ее глаза. Поэты писали, что в некоторых глазах можно утонуть, словно в бушующем море. Что ж, если они имели в виду глаза подобные фиалковым очам Тристин, он с ними был согласен.

Они много проводили времени вместе даже после того, как Дарлан закончил обучение под покровительством Сайена. Несмотря на заметную разницу в возрасте, им было легко и интересно разговаривать друг с другом. Они частенько таскали с кухни пирожные, наведывались в леса Закатных гор в свободные от занятий дни, спускались в Джарамаль, единственный город, где на членов ордена монеты смотрели как на что-то привычное. В общем, между ними царила дружба. Но чем старше становился Дарлан, тем сильнее он замечал в себе изменения. Была ли это любовь? Он бы не решился сказать. Тем более, не решился бы открыть это Тристин. Она выросла, стала женщиной, вокруг нее вились старшие парни, с которыми она теперь общалась чаще. Лучше ему молчать в тряпочку, да поглядывать на других.

— Граймидин, могу ли я украсть Дарлана у тебя? — поинтересовалась Тристин.

— Конечно, юноша в твоем распоряжении, я освобожу его от тренировок на сегодня, — кивнул наставник.

— Спасибо. Ну, чего стоишь, пойдем.

— Куда? — стараясь согнать краску с лица усилием мысли, спросил Дарлан.