Подземники, выискивающие в темноте следы драгоценных крупиц, по природе своей были более внимательны. И замечали они, что человеки между собой разные. Есть те, кто к опекунам ближе, есть те, кто знания ищет, а есть и те, кого манит запретное. Разные как камни, говорили между собой подземники. Только по венам их кровь красная, как огонь бежала… Горячая…

Положив на камень серые узловатые ладони, Тяшка трону его своей магией. Вход открылся, впуская хозяина в долгожданную темноту. Подземник снял очки и радостно вздохнул полной грудью. Не тот воздух в Миру. Много всего слишком: травы пахнут, деревья пахнут, цветы, земля светилом согретая… А под землей хорошо. Знакомо, спокойно, уютно. Глаза, отпустившие защитную пелену, отлично видели в темноте. Все-таки свет утомителен.

Глупый совет изиорды собрали. Потрясли воздух, и ушли не с чем. Тяшка довольно улыбнулся. Не верят уже так первородным. Сомневаются. Самое время настало планы в дело пускать. Тайные планы, дерзкие. Но нельзя о них думать. Делать можно, готовиться, а вот думать нельзя. Иначе…

Тяшка опять переключился на другие мысли. Человеки не так просты. Слепы древние. Ох, слепы. Но все это на руку Тяшке.

Довольно улыбаясь, подземник подошел к сонной стене и вжался, врастая в камень. День был долгим. Отдых долгожданным.

– Глянь, Лысько, какой цветок вырос! Синий-синий, совсем как глаза нашей Золи – жена показала мужу цветок, выросший прямо у самой стены дома. Нежные лепесточки трепетали на легком ветерке.

– Ох, жена, скажешь тоже! Синий и синий! Причем тут глаза? – пробухтел муж, который неотрывно следил за дорогой, ведущей к пещерам подземников.

– Ты Лысько, скучный! Тебе все просто надо! А это же красота. Так нас опекуны учили. Вот смотрю я на цветок, и сердце радуется! Прямо поет. – и женщина запела. Голосок ее был тихим и приятным. Человеки пели без слов и тихо, как шуршание в цветах летнего ветра.

Мужчина оторвался от дороги и пристально смотрел на свою жену. Любуясь и трогая взглядом, будто видел впервые. Не узнавал ту, что была рядом, согревая ночью и радуя глаз днем. Выдохнул и резким движением привлек ее к себе и поцеловал. Страстно впиваясь в теплые губы.

– Ты мое небо. Мои звезды, мой мир! – сказал он, гладя жену по волосам и спине. Женщина прижалась к груди мужа, слушая как его сильное сердце бьется для нее одной.

– Мама, папа! Вы где? – из дверей дома вышла золотоволосая девушка. Высокая и стройная, в ней было столько грации и прелести, что нельзя сразу глаз отвести. Тяжелая коса спускалась до самого подола грубого самотканого балахона. В таких ходили все человеки. Да и опекуны тоже. Ткань на балахон делалась из сухих трав и при носке издавала приятный запах, помогающий отпугивать надоедливых насекомых.

Мать, немного отодвинувшись от мужа, выбросил руку вперед и обняла девушку привлекая к себе. Отец положил тяжелую руку сверху, замыкая круг семьи. Так они стояли, греясь любовью друг друга, даря уют и покой.

 Вдруг со стороны деревни послышались громкие крики. Запахло дымом.

– Что там такое, Золя, посмотри! – сказал мужчина дочери.

Девушка, легкая как ветер, убежала. Не прошло и пяти минут, она вернулась, с глазами расширенными от ужаса.

– Горька огонь зажег, и птицу кинул в него… – запыхаясь стала рассказывать Золя прерывающимся от волнения голосом.

– Не к добру это, все Горька озорничает, то змей приманит, а теперь с птицей… как бы альгарцы к нам не заявились. Да и опекуны не рады будут. Живая тварь-то! – отец, оставляя женщин возле дома, размашистым шагом пошел на запах дыма.

На небольшом подобии площади собралась большая часть жителей деревушки. Все глазели на огонь. Женщины плакали и просили отпустить бедную птичку, но скрюченный человечек со злым лицом продолжал свое дело.

– Хватит озорничать, Горька! А ну прекрати это! – Лысько нахмурившись смотрел в сторону поджигателя.

Но Горька не отреагировал. Его глаза вращались, с губ падала белая пена и все лицо было перекошено отвратительной гримасой.

– Вдыхайте, вдыхайте аромат! – орал он. – Это сила! Сила бьется ключом. Я владею ею. Она бежит в моих венах. Никто не может меня победить. Сила во мне!

Вопли Горьки разносил налетевший ветер. Казалось, мир вокруг опутан ядовитыми паутинками, вырывающимися из груди безумца. Он кричал и кричал, а соплеменники заворожено взирали на него, обессиленные перед рождением Темной магии.

Где-то в необозримой дали раздался гул. Рокочущий и мощный. Бьющий по ушам и проникающий в ум. Мир, прежде единый и целый, раскололся на куски. Амир видел этот раскол, означающий начало нового времени и порядка.

Пришло время перен. Уклад, существующий веками, разорвался…

Дыхание у Золи перехватило от вони и дыма. Зыкрыв рукой рот она отошла в сторонку. Голова кружилась и перед глазами все плыло. Девушка не заметила, как прибежала изиорда, но услышав певучий голос и слова Высокой речи, обернулась. «Надо остановить Горьку» – хотела крикнуть, но горло перехватила судорога.

Воздух рядом с толпой пошел волнами и сложился в контуры двери, из которой вышел альгар. Не произнеся ни звука, он провел рукой по воздуху и все человеки, как побитая градом трава, повалились на землю. Альгар что-то сказал изиорде и та, быстро развернувшись, побежала в сторону леса.

Светлый возвышался спиной к Золе. После ухода опекунши, он стал совершать пасы руками в воздухе. И повинуясь его магии, один за другим исчезали в волнах воздуха жители деревни и дома.

– Мама, отец! – Золя казалось, что она кричит, но на самом деле из горла вырвался лишь хрип. Потрясение лишило девушку голоса.

Однако альгар услышал и повернулся к ней. По его лицу было видно, что он растерян.

– Пожалуйста! Куда ты забрал моих родителей? Что с ними? – еле слышным шепотом сказала Золя, протягивая руки к альгарцу. В ее глазах стояли слезы и пережитый ужас.

Альгары, в общем, как и остальные первородные, не привыкли слышать от людей речь. Ли Сиан Ласс, так звали альгара, застыл в недоумении. Девушка человеков была такой беззащитной в своем горе. Нежный цветок, дрожащий под ударами грома. В огромных, синих как небо в горах, глазах плескалась мольба. «Какая совершенная красота»! – удивленно подумал альгар.

– Твои родители жестко отняли жизнь у живого, я переправил их в Альгараю.

– Они ничего не делали, Это Горька натворил. Отец его останавливал. Горько лютый. Никого не слушает. Не виноваты остальные. Отпусти их!

 Слезы оставляли две мокрые дорожки на нежных, слегка запыленных щеках девушки.

Альгар тряхнул головой, отгоняя морок синих глаз:

– Невинных не обидят!

– Если не обидят, то зачем забирать всех было? Лихачил-то один Горька, а ты всех забрал. И дома наши разрушил.

Альгар непроизвольно оглядел пустошь, на которой совсем недавно стояла целая деревня. Слова девушки ввергали Светлого в сомнения. Налетел ветер и подхватив оставшиеся крохи пепла полетел по своим делам.

– В этом месте совершено зло. Зло оставляет следы в памяти. – сказал Ли Сиан Ласс после раздумий. Под взором синих глаз стало жарко. Холодному, как камни родной Альгараи, Светлому было не по себе. Синие озера глаз девушки смотрели умоляюще и жалобно. Да и слова ее бередили душу. Альгары не ошибаются, сама справедливость ведет их.

–Что будет с нашими в Альгарае? Скажи.– взмолилась девушка. – Я знаю, вы нас на животных считаете, но ответь! Молю!

– Я не знаю! – вырвалось у альгара. – Я не принимаю решений. Твои сородичи совершили…

–Да Горька, Горька виноват! Все тут не причем. Они останавливали его! Но Горька слова злые знает. Бояться его наши. Он как кочевряжиться и шептать начнет, то змеи сползутся и кусать лезут, то волки придут, и зубы скалить начинают. Страшно! Бояться его. Злой он и сильный! Понимаешь! Остальные не причем – перебила девушка. – В прошлую луну, Веха насобирала сладких фруктов. Далеко за ними ходила. Детей порадовать. А пришел Горька и все отнял. Не просто пришел, а змею с собой принес, та Веху и укусила. Хорошо рядом моя мама была, она лечить умеет. Мама и помогла Вехе.