— Здесь вы не останетесь, — довольно жестко произнес Лодброк. Волосы Кати прилипли к его губам, но он даже не замечал этого, зажмурившись, боясь лишиться «того самого» момента. — Собирай вещи самые необходимые, едем за Хансом.
— И куда? — Катерина словно знала ответ, но не хотела по каким-то причинам его озвучивать.
— Ко мне. Поживете пока там. Если будет противно мое общество, то я сниму нам с Хлоей номер в отеле. Но здесь оставаться нельзя. Поняла меня? — Ивар отстранился и заключил влажное лицо Кати в ладони. Ее взгляд говорил слишком много, чтобы Лодброк разобрался во всем.
Заметка: Никогда не терять адреса бывших сотрудников. Особенно, если они такие…
Короткое мгновение, и Катя быстро подскочила, уносясь прочь вглубь квартиры. Вскоре послышался стук открывающихся шкафчиков и шорох вещей. Ивар непроизвольно улыбнулся.
Заметка: Дать Магнусу наводку сожрать Олега Князева.
Опираясь на трость, Ивар наблюдал, как Хлоя бегала вокруг Кати, помогая разложить ей вещи. Ханс тоже не мог держаться в стороне, приняв игру. Да и как устоять, когда вся квартира наполнилась смехом до краев. Даже смурной Ивар не сдержался от короткой улыбки. Так выглядело счастье? Лодброк покачал головой и скрылся на кухне. Стакан с водой в его руках отдавал холодом. Тепло словно испарилось из тела Ивара. Стало неуютно, холодно. Мысль, которую Катя поселила в его голове, вгрызалась все глубже. Да, Ивар помог Катерине, укрыл ее вместе с ребенком. А что дальше? Чего сам Ивар Лодброк хотел от Кати? Этого ведь явно не хватало, чтобы заслужить доверия, об отсутствии которого говорила Князева.
Стакан в руке Лодброка едва ли не трещал. Опустошенный взгляд блуждал по поверхности воды, не смея зацепиться. Детский смех сменился мягким голосом Кати - Ивар вздрогнул, словно рядом с ним взорвался снаряд. Сам собой опустевший сосуд оказался на столе. Стоять так долго уже не было сил: нога противно ныла. Колкие иглы словно поднимались от колена и грозились достичь самого сердца. Что вообще такое происходило? Злость на все готова была вырваться из Лодброка, но совсем не привычным способом. Ивар зажмурился. Вскоре и Катин голос растворился в тишине квартиры.
Футболка комом отлетела к стене. Не было сил и желания заботиться о таких мелочах. Сейчас хотелось только освободить мозг от лишних мыслей, опустошиться и забыться, но алкоголь, как бы ни манил в свои сети, Ивар не мог себе позволить. Дома дети, Катя, которая наверняка мирно уснула на большой кровати… И работа, грозившая сорвать завтрашнюю сделку, если Лодброк не возьмёт себя в руки. Стараясь быть как можно незаметнее, Ивар прошел к ванной комнате. Кафель приятно холодил стопы, снимая отчасти усталость. Джинсы нелепо рухнули на пол. Опершись о край ванны, Лодброк позволил воде вырваться из крана. Она плавно обволакивала одну его ладонь, слегка покалывая теплом. Все размышления были порабощены сделками, встречами, финансовой выгодой и прибылью. Все это заменило Ивару семью. Когда-то. Где же тот самый момент, когда вдруг что-то, а, вернее, кто-то, стало важнее дела всей жизни?
Мысли гнались друг за другом, соперничали, двигались дальше и порождали новые сомнения, в которых тонул Ивар. Сколько он уже стоял на коленях перед ванной? Врач наверняка будет недоволен, да и долго еще можно будет забыть о крепком сне, но Лодброк об этом едва ли думал. Его жизнь за совсем короткое время перевернулась на сто восемьдесят, приобрела иные краски, к тому же, и волнений добавила. Ивар хмыкнул, подумав, что такими темпами он точно может обзавестись благородной белой прядью.
— Ивар? — Совсем тихо, будто Лодброк ослышался. Наверное, так.
Только вот теплые пальцы обожгли кожу на плече Ивара, что он едва не вскочил с места, но заставил себя не двигаться, не подавать вида. Он не шелохнулся, хоть бушующие внутри противоречия унять было невозможно. Этот контраст сжирал контроль дыхания, почти добрался до ритма сердца. Ивар сглотнул и медленно поднялся, но так и не посмел повернуться.
— Хотела сказать, что дети спят. И… — Катерина замолчала, а рассудок Ивара вдруг отключился, отказавшись подавать сигналы на необходимость в кислороде. — Со всей этой суматохой я забыла спросить, где мне спать? — Ее голос, ее дыхание говорили гораздо больше, чем ей самой хотелось. Но только вот Ивар упорно предпочитал игнорировать все послания. Катя вздохнула. Если бы только Лодброк повернулся, то точно увидел бы, как она закусывала нижнюю губу, как дрожали ее ресницы и как она загибала пальцы. — Послушай…
— Не стоит. — Принимать очередную порцию того, насколько он плохой, негодяй и бессердечный Ивар уже не мог. Он едва только заставил себя отгородиться от подобных размышлений, потому нового разговора не выдержал бы: сорвался бы. — Диван в твоем распоряжении, я лягу на полу. Белье найдешь в самом диване.
— Боже, Ивар, ну перестань. — Голос Кати дрогнул от того железа, что звенело в словах Лодброка. — Не воспринимай меня, как врага, прошу. Я ведь не хотела тогда говорить тебе…
— Ты извиняешься? — Ивар стремительно развернулся, уничтожив то холодное расстояние между ним и Катей. Его глаза потемнели, став похожими на глубокое ночное небо, заключенное в кольцо вечного льда. Она извинялась перед ним. За что? Разве Катя была виновата? Нет. Лодброк закачал головой, забыв о том, что пару секунд назад хотел попросить Катерину уйти. — Тебе не за что. Ты сказала правду.
— Нет, — Князева стала еще ближе, — это совсем не так. Ты наговорил столько всего, и я… Я хотела сделать тебе больно, понимаешь? — Блеск в ее глазах говорил красноречивее самого лучшего скальда*. Ее пальцы едва коснулись руки Ивара, но она не посмела уничтожить минимальное расстояние, не решилась.
Лодброк, приоткрыв рот, смотрел на Катю, словно только что не прокручивал в голове ее же слова; словно собственные мысли не одолевали его; словно все было ровно до того момента, как… Сердце Лодброка кто-то попытался сжать рукой, отчего оно, выскользнув, ударилось в горле. Ивар сглотнул, но трепыхаться сердце не перестало. Катерина вызывала в Иваре раздражение, но совсем не от неприязни. Разъедающее чувство рождалось в груди, поднималось выше и туманило разум. Катя что-то говорила - пыталась, видимо, объясниться, - но Лодброк видел только то, как сияли ее глаза, как от неровного дыхания дрожала наглая прядь, упавшая на лицо. Видел, как дрожали уголки ее губ, когда она замолкала, чтобы подобрать слова. Нужно было уйти в этот самый момент. Сказать, что это все эмоции, что теперь Кате и ее сыну ничего не угрожает, а ей следует принять душ и идти спать. Но… Ивар не выдержал.
Большой шершавый палец, на удивление мягко и бережно, коснулся щеки Кати, украв этим движением ее способность дышать. Князева непроизвольно подалась вперед, и дрожащие ресницы опустились, оставили на щеках тонкие черные линии. Ивар улыбнулся. Он помнил каждое слово, что сказал ей при увольнении. Помнил, насколько сильно вспыхнуло тогда в нем отвращение при виде ее слез, и помнил, как обошелся с ней. Он не хотел бы забывать ни секунды, проведенной с Катериной, но предпочел бы не думать о том, как подло поступил. Шумно сглотнув, Лодброк вновь залюбовался красотой Кати. Он не видел больше в ней ту самую уволенную помощницу. Он видел в ней сильную, но такую уставшую и одинокую девушку, которую хотелось оберегать до последнего вздоха. И сейчас Ивар почувствовал, насколько Катерина нуждалась в нем. Не из жалости, выгоды или еще чего-то, отдававшего холодом и горечью. Она хотела его, прижимаясь всем телом, медленно избавляясь от такой ненужной одежды.
Вырвавшееся дыхание с пересохших губ Катерины обдало теплом лицо Ивара, и его губы приоткрылись, спеша навстречу ее. Сперва невинно, нежно он заключил ее нижнюю губу целомудренным поцелуем. Страх, который еще никогда Ивар не испытывал, находясь рядом с полуобнаженной девушкой, заставил его слегка отстраниться. Но горячая ладонь, прижавшаяся к его щеке, уничтожила все сомнения. Его не прогоняли. Ему не пришлось изображать из себя кого-то, чтобы быть сейчас рядом, чтобы целовать эти губы, вдыхать невероятный аромат зацепившихся на коже духов. То самое ощущение, когда нуждались именно в нем, готово было распороть грудину и выставить в ладонях перед Катериной ту сохранившуюся часть души, чтобы она оберегала ее. Лодброк задыхался от мыслей, от близости Кати, от незнакомых ему чувств. Он цеплялся поцелуями за реальность, словно Князева и была тем самым кислородом, позволяющим жить, но и сносящим рамки разума.
