Но при всем моем рвении вернуть ее, я не предпринимал ничего. Я каждый вечер стоял возле ее пустующей квартиры и надеялся, что замок вот-вот щелкнет и в дверном проеме покажется она, такая любимая и красивая Ведьмочка.

                                           Ксюша.

 Как же красиво в Кракове зимой. Всего пятнадцать градусов мороза, а ощущение, что все тридцать! Красивая заснеженная улица Канонича с домами в стиле классицизм, музеи, парки, замки – все это заставляет мечтать и фантазировать. А Грюндвальский мост? Как же красив вид с него на журчащую где-то внизу Вислу. Все свои эмоции я не смогу описать словами.

 Доброжелательные люди, предновогоднее настроение и конечно же грусть. Каким бы красивым ни был город, он никогда не сравниться с родными местами. С этими старыми трамвайчиками, модными многоэтажками и очень часто злыми людьми. Когда долгое время проводишь вне дома, то начинаешь ценить те моменты, когда был действительно счастлив.

 Знойный ветер, подхватывающий разноцветные волосы девушек и кружащий их в беспорядочном танце, скользкий асфальт, мешающий мирным гражданам переходить улицы… Всё это так похоже, но не то. Нет тех теплых ощущений, когда смотришь на что-то знакомое и сердце начинает трепетать в одному ему известном ритме.

 Я вижу его сообщения каждый день. С упоением читаю каждое и плачу, скучая по обманщику и эгоисту. Он подружился с Яриком и Васильев прожужжал мне все уши из-за того, что теперь не может жить без этого, как он выразился, «вечно злющего и пессимистичного козла».

 Видела его фотографии и пребывала в полнейшем шоке. Больше не было того Шилова с густой копной тёмных и мягких волос. Вместо неё был еле отросший черный ежик. А про спину вообще молчу! Бабочки… Он с дуба рухнул?! Не скажу, что стала любить его меньше, но я никогда не смогу забыть его гладкую светлую спину…

 Да, я все ещё его люблю. Эти бабочки хочется попробовать на ощупь, прикоснуться, провести подушечками пальцев по обрамлению крыльев, поцеловать каждый дюйм чернильной кожи…

 Я видела его признания в любви, заставляющие мое сердце биться чаще и с запирания сердца читала каждое сообщение, ожидая следующего. Даже Васька иногда проскальзывала на его фотографиях, которые он регулярно отправлял мне и это заставляло улыбку не сходить с моих губ еще очень долгое время.

 Но я никогда не отвечала. Лишь просматривала их и сразу же выходила из сети.

 Вот и сейчас я в который раз перечитываю его сообщения сидя за своим письменным столом в светлой и уютной комнатке и хочу ответить, но в последний момент начинают трястись руки, и я стираю набранное сообщение.

 Здесь всё, как и дома. Бежевые стены, белоснежный тюль, книжный шкаф и просторная кровать, слишком большая для меня одной, но это не то, чего бы я хотела.

 Я каждый раз вспоминаю наши проведенные вместе вечера, прогулки по ночному городу и совместные ночи, не несущие за собой никакого подтекста. Просто спали и чувствовали тепло горячих тел, так идеально подходящих друг другу. Его широкие плечи и длинные руки, мои крошечные ручонки и выпирающие ключицы, почти два метра литых мышц и метр шестьдесят сплошных костей, не имеющих ничего выдающегося. Но несмотря на весь его обман, я еще долго думала о словах своей матери:

 «– Такой взгляд я видела только у одного мужчины в своей жизни и это был твой отец. Такой же искрящийся и тёплый…»

 Теплый… Даже с фотографии на меня смотрели два сияющих изумруда, а всё такие же милые ямочки показывали искреннюю счастливую улыбку, будто подтверждая её слова. Будто он и правда меня любит…

 Но если моя комната и была похожей на родную, то все остальное значительно отличалось от моего старого места обитания. Большая гостиная, две среднего размера комнаты и все цветное. Нет тех постельных тонов. Здесь есть и зеленый, и жёлтый, и даже лиловый с синим. Все такое необычное и какое-то импрессионистское. Хотя, чему я удивляюсь…

– Ксеня, дочь, подойди сюда на пару минут, – выкрикнула мама из кухни, гремя посудой.

 Сейчас в их бальной школе начались каникулы, поэтому мама решила откормить нас с отцом за несколько недель до двойного размера. Пироги, супы, котлеты… Чего только мы не пробовали. Но такими счастливыми, как сейчас, я их давно не видела.

 Мама что-то напевала себе под нос, перемешивая овощи в сковороде, а папа сидел за кухонным столом с местной газетой и потягивал свежесваренный кофе, изредка с улыбкой поглядывая на свою жену.

Какие же они милые. Хоть они и не молоды, как несколько лет назад, но с возрастом любовь только крепчает. Иногда я им даже завидую белой завистью, ведь это не запрещено?

– Доброе утро! – Папа поцеловал меня в макушку и долил себе еще немного кофе, даря такой же поцелуй своей жене.

 Мама лишь хихикнула на его порывы и продолжила готовить, пока отец вновь занял свое место за столом, изучая меня своим пристальным взглядом.

– С чем тебе помочь? – спросила я, споласкивая  руки и вытирая их ярко-зеленым клетчатым полотенцем.

– Слушай, ты где хочешь поступать в университет? – спросил отец, переводя взгляд на стоящую передо мной женщину.

 Почему они так странно улыбаются? Ощущение, что они сговорились в чем-то и теперь собираются меня пытать. Страшное зрелище…

– Хм… Не знаю пока. Скорее всего здесь…

– А теперь скажи мне правду, глядя прямо в глаза, – ответила Маргарита Ильинична, поворачиваясь и сверля меня взглядом.

 Обе пары внимательный глаз заставили меня покрыться румянцем с головы до пят и рассказать все, о чем я мечтала уже несколько недель. Рано или поздно этот разговор должен был состояться.

– Конечно же в России. Не поймите меня неправильно. Мне здесь нравится. Правда! Тут и люди хорошие, и обучение на высшем уровне, только… Только это не то, чего бы мне хотелось.

 Ну вот, я сделала это. Сказала именно то, что могло бы их обидеть, ведь я всё еще хочу обратно, несмотря на то что они сделали для меня и теперь мне ужасно стыдно перед ними.

 Они молчали и лишь изредка улыбались друг другу, как двое нашкодивших котят. Да что здесь происходит? Почему меня прям гложет изнутри, а они веселятся?

– Знаешь, мы тут подумали и решили предоставить тебе выбор самой выбрать вуз там, где ты захочешь, – решительно ответила мама, выключая плиту и присаживаясь за стол рядом с отцом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

 Нет, они что, издеваются? Зачем тогда было тащить меня сюда? Для чего был нужен весь этот переезд?

 Но, видимо все эмоции были написаны на моем лице, как и всегда, в принципе, раз папа решил ответить мне крайне серьезным тоном:

– Мы хотели, чтобы ты сменила обстановку, увидела город, в котором мы живем уже несколько нет и пожила с нами, пока твоя учеба это позволяла. Школа по сравнению с университетом ничто, поэтому самый сложный выбор в своей жизни ты должна совершить сама.

 Вот почему от его слов на глаза наворачиваются слезы? Когда это я стала такой сентиментальной? И почему мне теперь совершенно не хочется уезжать от них?

– По тебе видно, как ты скучаешь днями напролет по своим друзьям. Почти через полгода ты будешь совершеннолетней и сможешь сама решать, где тебе жить, поэтому мы хотим предоставить тебе этот выбор, – прошептала мама, стирая небольшую слезинку со своей щеки. – Мы будем очень рады, если ты останешься, но, если решишь всё же уехать, препятствовать не станем. Но я буду требовать от тебя ежедневный отчет! Поела ли ты, что именно, во сколько ты возвращаешься домой и когда…

 Мама все говорила и говорила, пытаясь подавить дрожь в голосе, а я уже вовсю висела у родителей на шеях. Мама же ревела, то и дело всхлипывая у меня на плече, а папа лишь одними губами прошептал:

– Гормоны шалят…

 Пока мы летели в самолёте, мама призналась, что ждёт ребёнка. Они с отцом не планировали завести ещё одного спиногрыза, которого я увижу уже летом, но от судьбы не уйдёшь. Она призналась, что именно вторая беременность заставила её переосмыслить отношение ко мне и решить для себя, чего она хочет в будущем.