Через час они уже отъезжали от дома. Виктор вел машину, Анна с Верой на руках сидели на соседнем сидении. Когда они разворачивались, Анна обернулась и взглянула на темные окна под крышей, где совсем недавно горел свет, и где она еще три часа назад укладывала спать Веру, и ей тогда казалось, что так и пройдет вся ее жизнь. На секунду она даже посетовала на свою бытовую ворчливость, как будто бы она сама накликала беду, будучи недовольной своей хоть и простой, зато размеренной и понятной жизнью. Но Анна была не из тех женщин, которые долго бичуют себя ошибками и суевериями – очень скоро она уже опять пытливо заглядывала в уставшие глаза мужа.
– Ну что, теперь ты расскажешь, куда мы едем?
– Мы едем на Территорию, – он сказал это просто и спокойно, будто бы вне дома, пока жена растеряла свою уверенность и силу, он, наоборот, ее приобрел.
– Зачем?
– Мы спрячемся у Клима с Евой, они нам помогут.
– Послушай, ты знаешь, я их люблю, но зачем прятаться? Хорошо, допустим, ты решил, что до конца жизни ты хочешь оставаться бедным – это твое право, отдай свои разработки и деньги другим, пусть они пользуются. Но зачем бежать куда-то в леса?
Анна пыталась из последних сил удержать ровный, тихий и спокойный тон своего голоса, чтобы не беспокоить Веру, которая и так не спала от суеты. Но чем больше она говорила, тем больше ей не хватало дыхания, как будто ее нутро все раздувалось, как воздушный шар, от избытка эмоций, вопросов и страхов.
– Думаешь, меня отпустят просто так? Я не отдам им права на мои разработки, потому что я не хочу, чтобы они бесконтрольно заливали людям уши. И тогда у них будет только один способ, – он оторвался от дороги и взглянул на Веру – И тогда мы все будем в опасности. А на Территории им не придет в голову нас искать. Мы отсидимся, пока пройдет кипиш, а потом уедем куда нибудь в цивилизованное место.
– Ты уверен, что не переборщил, милый? – вдруг слишком ласково спросила Анна. – Что плохого? Почему ты так против всего нового? Раньше приходилось носить наушники в сумке или там, в кармане, и они вечно терялись. А теперь они всегда будут с тобой. Разве это не удобно? Когда захотел – просто нажал кнопку и выключил.
– В том-то и дело – их нельзя будет выключить. В этом вся идея. Понимаешь? Бесконечный поток контента, гигантский простор для рекламы – стопроцентные охваты любых сообщений, а главное – люди в конце концов перестанут думать самостоятельно. Люди начнут покупать тишину. Ты бы хотела, чтобы твоей дочери затыкали уши навязчивыми тупыми песнями, чьими-то бездарными записями и рекламными вставками?
Анна представила себе эту картину. Почему-то ей было сложно до конца проникнуться обеспокоенностью мужа, но все же она чувствовала, что за его словами стоит какая-то настоящая правда и опасность, которую она пока не может оценить и до конца прочувствовать. Она согласно замолчала, опустила взгляд на дочь, и, убедившись, что та начала дремать, устремила взгляд в окно. Она не могла отвязаться и от другой мысли – что, видимо, им с ее идеалистичным мужем не суждено было добиться богатства в этом мире.
Дорога увивалась темной лентой, все дальше уводя бюджетный седан эконом класса от городских улиц, огней и домов. Уже через каких-то двадцать минут огни фонарей и окон за запотевшим автомобильным стеклом сменились частными домиками, невысокими старыми постройками, стоявшими отдельными островками, в окружении плешивой зелени. Потом дорога и вовсе изменилась с асфальтового полотна на грунт, а вокруг заполнила пространство сумеречная темнота лесных массивов, когда стройные деревья, будто привидения, растворяются причудливыми силуэтами.
Анна стала нервничать и одновременно злилась на себя за то, что ей не удается удержать стук сердца, чтобы он меньше беспокоил малышку.
– Долго еще? – глухим грудным голосом спросила она.
– Нет, почти на месте, – сказал он и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла напряженная, слишком неестественная.
Никто специально не проводил границ Территории, поэтому ни по одной карте нельзя было понять, перешел ли ты черту. К тому же, границы Территории менялись, она росла, поглощая все больше мелких поселков. Это было похоже на поведение хищника, который поедает слабых и маленьких птенцов, которые оказались не нужны этому миру, потому что не научились летать или не смогли пережить каких-то типичных птичьих недугов. Можно было лишь ориентироваться по очевидным внешним признакам. Вот, например, дом, у которого старые резные ставни почти разрушены и заколочены широкими досками. Он напоминает убитого воина, на полях сражений Древней Греции, когда ему закрыли глаза и положили на каждое веко по монете. А еще через несколько метров – детская площадка, с деревянными лошадками, сделанными вручную. В городах такого уже давно не встречается, а на Территории – пожалуйста, осталось.
Изредка попадались люди. В такой поздний час это были либо пьяные бродяги, либо попросту бездомные. Возраст, кстати, тут не имел особого значения. На Территории вообще возраст не имел значения, она как бы присваивала тебе свой, согласно ее внутренним распорядкам.
В конце концов Виктор завел машину в лес. Окончательно стемнело, и погода начала ухудшаться. Да и вообще, как оказалось, ночная поездка по грунтовой дороге, освещаемой одними фарами, достаточно беспокойное занятие. Прошло не меньше часа, с момента, когда семья покинула дом и до момента, когда машина наконец затормозила у крыльца небольшого разбитого домика на какой-то лесной поляне. Поляна появилась внезапно, как свежий резкий глоток воздуха в непроглядной глуши леса. Анне потом казалось, что пока они ехали по лесу, она невольно сдерживала дыхание от напряжения и не могла дышать. Только выехав на поляну, он позволила легким расслабиться и надышаться свежего, чистого лесного воздуха – что-что, а воздух на Территории был прекрасный.
Однако, домик не подавал признаков жизни, хотя выглядел обжитым. В свете фар можно было разглядеть, что перед входом организовано что-то вроде дворика, где развешено кое-какое белье, лежат инструменты для стройки и обработки древесины, а поодаль валяется полупустая миска с собачьей едой. Без единого движения и звука, вкупе с темными глухими окнами, все это выглядело одновременно мертвым и брошенным, и в то же время живым и действующим.
Виктор попросил Анну остаться в машине вместе с Верой, а сам пошел проверить, есть ли кто дома. Когда он вышел из машины, Анне стало страшно. Двигатель был заглушен, машина постепенно остывала. Когда Виктор вышел наружу, холодный поток уличного воздуха проник в салон и остудил его. Анне невольно пришла в голову мысль, что им будет холодно здесь ночевать, если вдруг у них исчезнет источник тепла: сломается машина, или если они не сумеют развести огонь. Она хотела крикнуть ему: “Не уходи!”, но в данной ситуации это было глупо не практично – любое материнское движение могло разбудить Веру.
Виктор вышел из машины и обошел дом по кругу, аккуратно заглядывая в каждое окно. Фары освещали не все, и с обратной стороны дома не было ничего кроме черноты, так что даже Виктору стало не уютно. В конце концов он понял, что дома никого нет, и решил для верности постучать. Но, едва приложив усилия, он понял, что дверь не заперта. Виктор толкнул дверь и вошел в дом.
Дома стояла кромешная темнота, поскольку свет фар сюда уже не дотягивался, а выключатель Виктор найти не мог. Тогда он вернулся во двор и, покопавшись в ящике с инструментами, нашел фонарик, и посветил им внутрь дома.
Анна не выдержала праздного сидения в машине и выскочила за мужем, чем спровоцировала тревогу и легкие всхлипы Веры.
– Они уехали недавно, иначе фонарик бы давно залило дождями там на улице, – сделал вывод Виктор.
Постепенно, их зрение стало привыкать к слабому освещению фонарика, да и нервы Анны постепенно пришли в норму, свыкнувшись с обстановкой.
Внутри дома им открылась небогатая обстановка: маленькая гостиная со старомодным камином, самодельной мебелью и множеством старых (даже старинных) вещей. С правой стороны виднелась приоткрытая дверь, которая, очевидно вела в спальню.
