– Коля, ты меня не услышал! Я не стану ничего больше ждать. Действуй, наконец! – Нина ушла в ванную, замотавшись в покрывало.

– Любимая, – продолжил Николай, когда она вновь появилась в спальне. При виде её влажного после душа тела, завёрнутого в тоненькое полотенце, у него защемило сердце. – Знаешь, мне вот-вот должны выделить на работе однокомнатную квартиру. Шурке я не скажу об этом, и мы с тобой сможем встречаться там.

– Нет, Коля! – твёрдо ответила женщина. Она устала от нерешительности любовника. Ничего не имея против его дочери, Нина хотела, чтобы мужчина в конце концов определился: оставаться ему отцом-одиночкой или зажить полноценной семьёй.

Молча они выпили чай, так же молча Нина заторопилась домой. Коля вызвал ей такси и проводил до машины.

После отъезда любимой Николай вытащил припрятанную бутылку водки с полки, где Шурка хранила банки с крупами, и налил себе целый стакан. После каждой ссоры он успокаивался, приняв беленькую. Мужчина ощущал себя раненым зверем, загнанным безжалостными охотниками в угол.

Встретив с теперь уже бывшими одноклассниками рассвет, Шура вернулась под утро весёлая и полная впечатлений. Свет дома не горел: отец, разумеется, спал. Мужчина предусмотрительно прибрал за собой следы возлияний, вымыл стакан и тщательно вытер его, прежде чем поставить на место в шкаф.

Девушка долго не могла уснуть: всё думала о будущем, об учёбе в институте, о новых событиях и встречах. И конечно о папе, который неизменно поддержит её во всём и будет сопровождать на самостоятельном пути…

Проснулась Шурка от аппетитного аромата оладий. К слову сказать, отец наловчился-таки их печь: теперь они выходили у него ровненькими и равномерно овальными. Шура обожала ими лакомиться, особенно с варёной сгущёнкой. Несмотря на то, что это лакомство давно стало продаваться готовым в магазине, отец не ленился полтора часа варить его в жестяной банке для любимой доченьки.

– Привет, пап! – Шурка подошла сзади и обняла отца со спины. Настроение у неё было отменное: всё складывалось как нельзя лучше.

– Осторожно, не обожгись, – предупредил Николай, подавая тарелку.

– Пап, как классно было, душевно! Мы и натанцевались в кафе, и наболтались! – тараторила выпускница, обмакивая выпечку в сгущёнку.

– Шур, мне бы с тобой тоже переговорить… – несмело начал родитель.

– О чём? – для Шуры, кроме её новой взрослой жизни, других тем не существовало.

– Помнишь, ты занималась гимнастикой? Нину, тренера, помнишь? – осторожно проговорил он.

– Конечно, – скривилась девушка. – Разве её забудешь? Она к тебе клеилась, чем жутко меня бесила! Если бы не это, я бы, может, так и продолжала заниматься. А что? Я же такая гибкая!

– Несомненно, очень гибкая и талантливая. Только это не она ко мне клеилась, а я к ней, – поправил её Николай. – И продолжаю добиваться. Александра, буду с тобой откровенен: мы встречаемся до сих пор, и я люблю эту женщину. Прошу твоего согласия на то, чтобы сделать ей предложение.

Шура замерла. Остаток оладьи некрасиво выпал из её рта и шмякнулся в кружку с чаем.

– Нет! – отрезала она, поднимаясь. – Посуду попозже помою.

Девушку взбесило, что отец впервые за долгое время назвал её полным именем. Это неопровержимо указывало на окончательность и бесповоротность его решения.

– Шур, погоди, куда же ты?.. – Отец схватил дочь за рукав домашней пижамы. – Давай обсудим это, прошу тебя!

– Что обсуждать, пап? Что ты любишь её, а не меня?.. Хочешь не мне, а ей оладьи по утрам жарить?! Или это она будет тут за кулинара, мамочку для меня изображать?.. Не хочу!!! В отличие от тебя, мне никто другой не нужен!

– Дочка, мне на работе квартиру совсем скоро дадут… И я хотел бы иногда там встречаться с Ниной, пока ты не привыкнешь.

– А я?! Одна буду коротать вечера?.. Может, мне пить начать с тоски, как ты?..

Шурка и сама не понимала, что на неё нашло. С одной стороны, у всех в их классе были полные семьи. Но с другой – она никогда не комплексовала и не чувствовала себя обделённой. Девочка из параллельного класса часто рассказывала ужастики про то, как молодая мачеха изводила её своими придирками, от которых иногда приходилось убегать из дома. Страшно… Страшно лишиться того, что уже имеешь. И неясно, чем грозят такие перемены. Нет, как есть – гораздо лучше. О папиных чувствах девушка не думала. Она давно привыкла, что в их маленькой социальной ячейке её благополучие ставится во главу угла.

– Короче, пап, выбирай – она или я. Хочешь, живи с ней в той квартире… Но тогда я знать тебя не желаю!

Произнеся жестокие слова, Шурка бросилась к себе в комнату и ничком завалилась на кровать. Её душили слёзы. Сквозь собственные рыдания она услышала, как отец бродит по залу, хлопая дверцами шкафов. Через несколько минут заскрипела и стукнула входная дверь.

В полном оцепенении девушка вышла из спальни. В квартире стояла пугающая тишина. Исчез плед, подаренный Шурой папе на один из дней рождения. Шура так любила укрываться им, сидя на диване перед телевизором. Да и полки, где отец хранил свои вещи, были пусты…

Алекс:

– Привет, друг!

Шура:

– Привет, друг!

Алекс:

– Ну, как выпускной? Поразила всех там?

Шура вяло:

– Ну, типа того…

Алекс:

– Шурка, что стряслось?

Шура:

– С отцом разругались, он ушёл насовсем. Я теперь свободная и одинокая девушка…

Алекс:

– Вернётся, помиритесь.

Шура:

– Нет уж! Я на принцип пошла. Всё, надоело. У меня нет отца!

Алекс:

– Ох, вредный мой друг, не стоит поддаваться эмоциям. Не пожалей потом.

Шура:

– Что ж поделать, вот такая я…

Николай не собирался делать выбор между дочерью и любимой женщиной. Он считал, что такой дилеммы попросту не должно существовать. Однако Шуркин эгоизм побил все рекорды. Требовалось прекратить потребительское отношение. Мужчина по опыту знал, как тяжело приходится с дочкой, когда та обижается, если что-то идёт не по её плану. Она могла неделями не разговаривать, превращая совместное существование в кромешный ад. На этот раз Николай твёрдо решил, что пора повзрослевшей Шуре понять, что детские капризы закончились и нужно обращать внимание на потребности близких людей. Мужчина резонно рассудил, что дочь пообживётся и поймёт свою неправоту. А там – как бог даст. Шура умеет вести хозяйство, потрясающе готовит, грамотно распоряжается финансами. Деньги он будет пересылать ей на карточку. Через пару месяцев дочка начнёт обучение в медицинском институте, появятся подружки, одиноко ей не будет.

Николаю выделили квартиру. Он жил в ней с Ниной, и пару лет всё шло неплохо. Но мужчина слишком тосковал по дочери. Коллегой Николая по работе был отец одной из сокурсниц Шуры, что позволяло отчасти быть информированным о событиях в её жизни. Так отцу стало известно, что Шура бросила медвуз на четвёртом курсе по причине беременности. Николай много раз звонил ей, но она не снимала трубку. Приезжал – Шурка сменила замок и отказывалась разговаривать.

Совместная жизнь с Ниной начала портиться, они часто скандалили. Женщину не устраивало настойчивое желание сожителя отслеживать перипетии в судьбе дочери, раздражали денежные траты в её пользу. Жили они и без того скромно, а Нина хотела свадьбу – с настоящим платьем и медовым месяцем. За свои тридцать лет она побывала только в Китае – на соревнованиях со своими подопечными. И хотя все издержки были оплачены спонсорами, им приходилось проживать в самых дешёвых гостиницах и обходиться очень бюджетным питанием. В своих мечтах она грезила о путешествии в Венецию. Вопреки расхожему мнению, женщина была убеждена, что поездка именно в этот город гарантирует счастье и любовь навеки.

Николай терпеливо пытался объяснять возлюбленной, что у дочери тяжёлые времена, она ожидает ребёнка, не имея профессии и мужа, а помочь ей некому. Но Нина отказывалась понимать, почему немолодой отец вынужден содержать взрослую дочь. Пора бы той уже повзрослеть, а ему прекратить за ней следить.