Ты увидел в Емельяне то, чего когда-то не смог найти во мне…

– Нет уж. К черту, – в пустоту возразил я и залпом опустошил содержимое бокала.

Возвращаться в спальню я уже поленился, поэтому растянулся прямо на диване. К счастью, выпивка подействовала благотворно, и я ощутил, что мои разум и тело больше не сопротивляются сну. Сколько в итоге мне удалось проспать, я понятия не имел, но когда я буквально подскочил от внезапно охватившего меня удушья, за окном все также висела луна.

– Емельян! – быстро доходит до меня, и я сорвался с места.

Держа в руке шприц с кровью, я ворвался в комнату Емельяна. Он лежал на полу, запутавшись в одеяле, и хрипло вдыхал воздух. Вероятно, в попытке добраться до моей спальни, он упал, но далеко уйти так и не смог.

– Все хорошо, я рядом, тшш, – произнес я, подхватив Емельяна, и без лишних колебаний воткнул ему иглу прямо в вену, черной нитью выделяющуюся на бледной руке.

– Снова приступ? – я оглянулся, в дверях одетый в пижаму стоял Виктор и настороженно наблюдал за развернувшейся перед его взором картиной.

– Да, уже ввел ему свою кровь. Сейчас оклемается, – слишком уж небрежно отмахнулся я, продолжая держать Емельяна на руках, хотя понимал, что мог опоздать, если бы внезапная связь не сработала. Мог проваляться в пьяной дреме внизу, в то время как он рассчитывал на мою помощь. Его дыхание выровнялось, веки слегка подергивались, но глаз Лебедев пока не открывал.

– Пульс замедлен, но нарастает, – присев возле нас на колени, отметил Виктор. Его пальцы нащупали биение в запястье Емельяна, и результат оставил дока удовлетворенным, – температура некритична. Думаю, дальше ты справишься сам. Если я понадоблюсь, сразу зови.

– Конечно, спасибо, Виктор, – поблагодарил я, не поворачиваясь, а док, похлопав меня по плечу, удалился, не забыв прикрыть за собой дверь.

– О-о-ох… – проскулил Лебедев, когда я уложил его обратно в постель.

– Ты в порядке?

– В горле першит, дай воды, – прохрипел он и чуть приподнялся, подоткнув под спину подушку.

– Держи, – я протянул стакан и разместился на краю, сохраняя между нами расстояние. – Долго ты…

– Нет, – оборвал Лебедев, будто уловил виноватые нотки в моем голосе. Я все еще чувствовал легкую дрожь – отголосок его собственной, но отчасти и моей.

– Хорошо, – я улыбнулся и провел рукой по обратной стороне его ладони. Уже заметно теплее. – Ложись. Нужно отдыхать, чтобы процесс адаптации прошел быстрее, а я пойду.

– Спокойной ночи, Кир, – после короткого промедления ответил Емельян, и мне показалось, будто он планировал сказать что-то совсем иное, но передумал в последний момент. Выпытывать я не стал.

– И тебе, – пожелал я в обратку и проскользнул в дверь, бесшумно затворив ее за собой.

Ощущение недомолвки кружило вокруг меня, как назойливый москит. Мы с Емельяном оба словно топтались возле черты, которая тонкой линией разделяла нас и определяла текущий статус наших отношений. Мы не были друзьями. Едва знакомые друг с другом полу-люди. Но и назвать нас чужими язык не поворачивался. С нашей-то связью, с тем, что теперь нас объединяло. Сплетенные одной кровью, одной тайной жизни и, возможно, одним будущим.

* * *

Едва за Дружининым закрылась дверь, я пару раз хлопнул себя по лбу.

– Спокойной ночи, Кир, – передразнил сам себя и сполз вниз, накинув одеяло на лицо. – Как будто ничего лучше сказать не нашлось.

Например, мог бы хоть спасибо сказать, что в очередной раз нянчился со мной посреди ночи. Давно уже следовало нормально поблагодарить его за спасение. За все три теперь уже. Но особенно за то, что не позволил в ту ночь умереть в замшелой гостинице.

Под одеялом стало душно, и я откинул его в сторону, уставившись на дверь. Вряд ли Кирилл успел заснуть. Еще можно подняться и пройти вслед за ним, постучаться тихонько, чтобы случайно не разбудить доктора с Тильдой, и, не дав себе времени струсить, войти. Ведь правда в том, что я вовсе не хотел его отпускать.

Не понимаю, что сейчас творилось в моей голове, какие рычаги управляли телом, механизмом эмоций и желаний – пока еще сложно разобраться. Уверен лишь в одном – без вампирской херни здесь явно не обошлось. Иначе как еще, черт подери, объяснить, что меня так внезапно тянуло к Кириллу? Всего сутки с ним, а его присутствие вселяло уверенность, я заметил, что перестаю нервничать, и волнение уступает место спокойствию, когда он рядом со мной. Это пришло пусть и не сразу, но после приезда в дом доктора Хиршмана я стал острее ощущать притяжение, влекущее меня к Дружинину, к тому чувству безопасности, что волнами исходило от него ко мне. Мне нравилось, когда он держал меня за руку, пытаясь ободрить. Когда переживал, даже если выглядел так, словно мое спасение – самая большая ошибка, которую он совершил. Но я видел, как он беспокоится. И после слов Тильды я уже не сомневался в том, что Кирилл меня не бросит. Понимание, что кому-то действительно не плевать на тебя, окутывало давно забытым теплом.

С уходом Кирилла это ощущение исчезло, и я хотел его вернуть, избавиться от вновь нахлынувшего одиночества. Дом вдруг стал слишком большим и тихим. Казалось, будто я здесь один, лежал, уставившись в потолок, прислушиваясь к череде странных шорохов и звуков, доносящихся с улицы. Я не привык к практически давящей на уши тишине. К пустоте, к которой не готов и которую нечем восполнить. Нужно что-то… кто-то…

Нужен Кирилл.

Хотелось слышать его ровное дыхание, сконцентрироваться на четком ритме стука его сердца. Вдыхать запах, что еще витал в воздухе: терпкий, с горчинкой, чуть острый, но оставляющий сладкое послевкусие. Как его кровь.

Я прикрыл глаза и сглотнул, вспоминая вкус крови Кирилла, пульсирующее запястье, жар его тела. Мной управляли голые инстинкты, ничего больше. Так дико и одновременно интимно. Если бы попробовать хотя бы еще один раз…

В какой момент уснул, уже не помню, но когда очнулся, в комнате по-прежнему царил полумрак. Одеяло валялось на полу, простыня сбилась, словно я безостановочно ворочался с бока на бок. Лицо и лоб покрывала липкая испарина, а сам я сбивчиво дышал. От слабости после приступа не осталось и следа, но я будто горел, а тело изнывало.

Я вскочил, стянул с себя пижаму прямо в спальне. Прохлада пола контрастировала с разгоряченной кожей ступней. Не включая свет, я направился в смежную со спальней ванную комнату и только тогда вспомнил про освещение, в котором, кажется, отныне не слишком-то и нуждался. Плюнув на шум, я выкрутил вентили крана почти до упора и залез в идеально белую ванну. Вода быстро заполняла пространство, а я лежал на дне, так что вскоре оказался почти полностью погруженным.

Не дыша, я провел под водой гораздо дольше, чем мог себе позволить, будучи человеком. Полезная способность. Вынырнув на поверхность, я завинтил оба крана и бодро сполоснул лицо, растирая щеки, лоб, глаза – лишь бы снять наваждение, до этой секунды преследующее меня.

Раньше мои сны никогда не были столь яркими и пугающе реалистичными. В любое другое время, другом месте, при иных обстоятельствах, с другим человеком – я бы воспринял все иначе. Но теперь…

Я вытянул руки вперед и внимательно рассмотрел, почти уверенный, что сейчас и правда увижу следы его пальцев, крепко сжимавших меня пару минут назад. Но кожа по-прежнему была гладкой и белой.

Какая тупость!

Я фыркнул, поражаясь тому, что в принципе допустил реальность произошедшего. Каким бы ясным и детальным не выглядел чертов сон – это не больше чем больная фантазия! Хуже лишь то, что четкие образы не увядали и не растворялись при включенном свете. Касания, слова, чувства – как живые, кадр за кадром, не унимаясь, плыли у меня перед глазами, звучали в ушах и оседали на коже.

Такой сладкий и вместе с тем ядовитый мираж.

Я вытащил затычку, но продолжил лежать внутри ванны до тех пор, пока вся вода не утекла в сливное отверстие. Прождав в таком положении еще минуты две-три, я вылез, закутался в свежее и приятно пахнущее полотенце, заранее подготовленное Тильдой, и вернулся в спальню. Распахнув дверь и увидев в постели Дружинина, я бы, наверное, не удивился, но естественно кровать была пуста.