– Тело? – вопрос Емельяна от шока прозвучал на тон выше. – То есть я что… уже мертв?

– Не совсем. Я ввел тебе свою кровь, которая не позволила тебе умереть и инициировала трансформацию. Ее ты и чувствуешь, от этого тебе плохо, но скоро переход закончится и станет легче, поверь мне.

– Ты сам-то слышишь, какую херню мелешь? И как, объясни, я должен в это верить?

Самое идиотское в жизни реального вампира то, что ни один из классических элементов нашего бытия в действительности не имел ничего общего с книжными выдумками. Мы отражаемся в зеркале, едим чеснок, если пожелаем, не сгораем и не блестим золотом в первых рассветных лучах и не превращаемся в летучих мышей. Наши тела – живой, работающий организм, способный воспроизводить привычные процессы: мы употребляем обычную пищу, потому что испытываем голод; мы исторгаем из себя отходы жизнедеятельности; мы плачем и чувствуем физическую боль, возбуждаемся, трахаемся и кончаем, если уж на то пошло. Единственное, на что мы не способны – стареть и воспроизводить новую жизнь естественным путем. Мы не ожившие трупы: если ты умер, ни яд, ни кровь вампира тебя уже не спасет. Мертв значит мертв. Именно поэтому я дал Емельяну шанс. В нем еще теплились крохи жизни, угаснуть которой я позволить не мог.

И все же, чтобы существовать, нам нужна кровь. Она как жизненно важный наркотик, как порция адреналина, без которого наше сердце остановится. Не сразу, иногда уходят недели, прежде чем иссохшая и увядшая оболочка умрет окончательно. Мы не те жуткие монстры из мифов, сосущие кровь из всего живого на постоянной основе. Вовсе нет. Достаточно подпитки раз в неделю, и все механизмы стабильны. Однако, как и с любым сильнодействующим препаратом, нам нужна мера. Возможно, ее-то я и нарушил, напоив Емельяна кровью в первый раз.

А что касается доказательства, кое-что предъявить я все-таки мог. Ничего не говоря, я метнулся к холодильнику и вернулся, держа в руках рюмку и флягу, похожую на ту, что хранилась в бардачке.

– Внутри чистая человеческая кровь. Донорская, – уточнил я, дабы звучало менее шокирующе, и отвинтил крышку. Я заметил, как учуяв запах, Лебедев втянул носом воздух. – А теперь следи за мной.

Я наполнил рюмку наполовину. Едва заметно Емельян подался вперед и механически облизал пересохшие губы, но, словно опомнившись, вернулся в прежнее положение, молча наблюдая за моими манипуляциями.

Обмакнув указательный палец в крови, я провел им по своим губам и деснам, будто нарик, втирающий кокс. Увидев выросшие вмиг клыки, Емельян ахнул.

– Твоя очередь, – я осторожно протянул ему рюмку. – Выпей.

– Ты шутишь? – спросил он, но все внимание было безотрывно приковано к содержимому.

– Смелее. Твой организм не полностью насыщен, тебе это даже пойдет на пользу.

И пусть я планировал повторно напоить Емельяна не раньше утра, иного выхода не было. Он должен поверить, и тело подскажет правду.

Словно загипнотизированный, Емельян поднес рюмку к губам и неторопливо влил кровь, чуть запрокинув голову назад. Его зубы окрасились в темно-алый, приоткрывшийся в форме буквы «О» рот на мгновение застыл. С тихим стоном Емельян сожмурил глаза, обнажая клыки.

– В первые несколько раз немного больно, но это пройдет, – запоздало сообщил я, забирая пустую с багровыми подтеками рюмку.

– Как такое возможно? – наконец спросил Емельян, когда эффект крови ослаб. Он провел языком по губам, слизывая остатки. Дыхание чуть учащенное, но это временно. В его облике заметно поубавилось той болезненности, которая овладевала им всего пару минут назад.

Я довольно улыбнулся.

– С днем перерождения, Емельян Лебедев.

– В первые месяцы после обращения выпитая кровь действует на организм, как крепкий алкоголь. Сначала ты чувствуешь прилив энергии, радости и хорошего настроения, затем голову окутывает легкий туман, а после тянет в сон. Поэтому важно не переусердствовать, – делился я опытом, пока Емельян все еще не без моей помощи поднимался в спальню. Я настоял, чтобы именно он ночевал сегодня наверху, мне же будет достаточно и дивана. Спорить мой гость, к счастью, не стал.

– Ну, а если вовремя не остановишься? – держа меня за пояс, Емельян неторопливо шагал по ступеням. Тошнота почти не тревожила его, лишь тот самый туман кружил в голове. Я заверил, что крепкий сон справится с этой проблемой.

– Переизбыток крови не просто вызовет состояние сродни тяжелому опьянению, но, что хуже и опаснее, ты перестанешь контролировать себя.

Мы подошли к широкой кровати, на которой я всегда спал один. Не такие уж и многочисленные любовные похождения я без исключений предпочитал заканчивать на территории любовника, с которым проводил ночь. Мой же дом оставался неким островком безопасности, куда посторонним вход был запрещен. Вряд ли особо любопытной персоне понравился бы запас человеческой крови в моем холодильнике, возникни у него или нее желание порадовать меня завтраком в постель.

– Контролировать в каком смысле? – уточнил Емельян и зевнул, присев на край постели. – Начну танцевать на барной стойке? Или позвоню бывшему, моля о прощении?

– Нет. Убьешь человека, – пояснил я без шуток, глядя на него сверху вниз. – Или по неосторожности выдашь себя, закончив либо трупом, либо подопытной крысой в какой-нибудь грязной и тесной лаборатории.

– Можешь считать меня тупым, но я не понимаю, как можно питаться кровью человека, не убив его при этом? Разве от укуса вампира тот не должен умереть? Ты же сам сказал, что Макс отравил меня свои ядом.

Устало выдохнув, я потрепал волосы и присел на пол напротив Емельяна. Я понимал, что теперь на моих плечах лежит серьезная обязанность ввести его в курс дела, в новый и пока чужой для него мир. С той секунды, как я добровольно решил отдать Емельяну часть своей крови, я автоматически взял за него ответственность. Отныне он мой подопечный. Мой десцендент*.

Черт возьми, и почему Круг за столько лет не додумался на такие вот случаи издать методичку в стиле «Как быть вампиром для чайников»?

В ожидании объяснений на свой вопрос Емельян наконец прилег, подложив ладони под голову вместо подушки. Его веки отяжелели, и он медленно моргал, но, кажется, засыпать без ответа не собирался. Зато я готов был отрубиться, хотя и опасался, что такими темпами вряд ли вскоре доберусь до подушки.

– Все не так просто, – начал я и непроизвольно усмехнулся от пришедшего в голову сравнения. – Прозвучит странно, но вампиры, примерно как змеи. С той лишь разницей, что наш яд не вырабатывается сразу при укусе. Мы можем управлять этим процессом. Нечто вроде механизма, который ты пускаешь в действие при необходимости. Но твои внутренние тормоза отказывают, если ты, скажем так, под кайфом.

– Думаешь, Макс хотел убить меня? – Емельян подавил очередной зевок. Еще чуть-чуть, и мне придется укладывать его самолично.

– Нет. Думаю, он психанул, когда ты дал задний ход и передумал с ним спать, а затем, будучи на взводе и, вероятно, под изрядной долей выпивки, вцепился в тебя. Опомнился, когда ничего уже исправить было нельзя.

– И просто оставил меня умирать. Мило, – Емельян фыркнул и лег на спину, каким-то по-детски беззащитным жестом обняв себя руками.

– Мы найдем его, – пообещал я, поднявшись с пола. – Он должен понести наказание.

Я чуть было не упомянул Круг, но вовремя спохватился, не имея желания провести остаток ночи, разъясняя Емельяну структуру вампирского сообщества, с которым не имел никаких близких контактов уже долгие годы. Впрочем, и Круг не жаловал одиночек вроде меня. В их представлении мы выглядели мятежными отпрысками, махнувшими рукой на ценности семьи, желавшими самостоятельности и независимости. Иногда Круг предпринимал попытки вернуть заблудшие души в лоно общины, но еще больше они любили приползающих обратно к ним одиночек с просьбой принять, защитить и дать крышу над головой, потому что когда-то привычный и знакомый внешний мир оказался куда опасней и непредсказуймее, чем те наивно полагали.