Он вышел на берег и простоял там, хлопая на себе паутов и вглядываясь в это что-то, чуть не до самого вечера. И все также безрезультатно. Надежда разъяснить свои "припадки" у Валеры становилась все слабее, и он уже начал сомневаться, что ему вообще удастся поговорить с ним о чем-то серьезно.

Глава третья

В деревню он возвращался уже в сумерках. Лесная дорога вывела с пляжа на профиль. У синих домов освещены были только скаты крыш, обращенные в сторону лилового свечения на месте угасшего заката. Лес тонул в голубоватой дымке. В деревне лопалась и пузырилась далекая музыка. Вокруг же было тихо, словно все звуки тонули в ползущем на поля тумане. И в то же время в воздухе чувствовалось какое-то дрожание. Сначала он не понял, что это такое, и только, когда проходил мимо заросшей камышом лужи, узнал крики лягушек, которые сливались по всей округе в то нарастающий, то стихающий вой. Прямо над головой бесшумно пролетел на зарю тетерев, за ним, вытянув шею, – другой… Андрей ощутил в себе ту тягостно-волнующую силу, что пробуждалась в природе с наступлением темноты. "Может, это и все, что там есть, за всем этим? – думал опять Андрей, – и только?"

Повернув в свою улицу, он понял, что не ошибся: музыка неслась из дома гуру. Во дворе Андрей застал следующую сцену: в центре стоял козлоногий стол, за ним в глубине догорал костер. На столе в завязанной под грудью ковбойке исполняла танец живота Матанга. Скорее, это был танец грудей, грозивших вот-вот выпрыгнуть из рубашки. На нее снизу вверх с ненавистью смотрел Борисыч и поднимал падавшие рюмки. Сам хозяин сидел во главе стола, развалившись в кресле, сейчас он напоминал фиолетового индийского божка: голова ушла в плечи, живот перекатился кверху и едва не подпирал зоб, через плечо была накинута какая-то занавеска, один глаз закатился под верхнее веко, другой скатился к виску. Левой рукой он крепко обнимал Сидхайку, сидевшую на подлокотнике. Лицо его выражало благодушие. Над переносицей была нарисована тика в белом ореоле, который Андрей принял за открывшийся третий глаз. При его появлении Володя, выставивший из машины ногу, убавил громкость. Матанга неуклюже соскочила на стул, а потом на землю. Борисыч воспрянул духом и закричал: "Штрафную!" – но налил и выпил сам. Все расселись на табуретках и стульях вокруг стола.

– А где Геннадий? – спросил Андрей, оглядываясь. Его посадили рядом с Валерой.

– Спать пошел – сейчас придет, – ответил тот, кивая головой и словно с чем-то соглашаясь.

Андрея удивило, почему Гена должен вернуться, если ушел спать, поэтому он спросил на всякий случай:

– А девушки, что с ним были?..

– Сбежали, как только увидели, что они тут вытворяют, – радостно выпалила заплетающимся языком Сидхайка. Валерик сразу ее повалил на себя, не давая говорить, но она, уперлась руками ему в грудь, опять села и, глядя прямо в глаза Андрею, продолжала протяжно: – Все равно скажу: пусть вам стыдно будет! Они, дураки, тут членами начали мериться: у кого больше… – Но договорить ей не дали, Валерик снова повалил ее и заткнул рот долгим поцелуем.

– Ну что, где был? – спросил он, оторвавшись от Сидхайки.

Андрей описал пляж, на котором провел всю вторую половину дня. Матанга налила ему холодного супу.

– Знаю: хорошее место. Завтра поедем туда купаться, – сказал Валера.

– Почему завтра? Давайте сегодня! – закричала Сидхайка.

– Нет, сегодня мы уже никуда не поедем, – возразил гуру. – Раньше я сам любил гулять, доходил аж до Сигаевки, в сорока километрах отсюда. Но теперь мне это ни к чему…

– А левитацией будем заниматься? – спросила Сидхайка.

В это время открылась дверь, и из дому вышел Гена. Усы у него топорщились, а волосы на голове напоминали взрыв. Он молча прошел к столу, кивнул Андрею и сел рядом.

– Завтра… всё – завтра, – ответил с запозданием Валера, так как следил за пробудившимся даосом. Борисыч тут же поставил перед Геной рюмку и наполнил ее. Тот выпил, потер колени, крякнул и окаменел. Затем втянул сквозь стиснутые зубы воздух, закрыл глаза, согнул руки, уперев локти в живот, сжал кулаки и громко выдохнул. В такой позе он оставался с полминуты, – очевидно, погрузился в медитацию, – наконец, открыл глаза, откусил соленый огурец и спросил:

– Андрей еще не возвращался?

Все растерянно посмотрели на Андрея. Он тоже стал озираться, искать, кого не хватает.

– Шутки-то плохие, – продолжал Гена, хрустя огурцом. – Тайга кругом – надо идти искать.

Володя, качая коленом, проговорил негромко из машины:

– Да ладно, Гена: сейчас лето – выйдет к реке, сделает плот и сплавится до первой деревни.

– Как же он себе плот свяжет без топора? Он же топор не взял. Без топора в лесу смерть, – возразил сурово Геннадий.

– Значит, у него судьба такая – от судьбы не убежишь, – присоединился к разговору Валерик: – Погибоша, аки обри…

– Все надо идти: ночь уже… Фонарь есть? – Гена сделал движение, собираясь встать, но тут Андрей дотронулся до его рукава:

– Ты не меня случайно потерял?

Гена вытаращил на него глаза, словно не узнавая, деревянно улыбнулся, мотнул головой и крепко пожал ему руку.

– За спасение, – провозгласил тост Борисыч.

Вокруг поднялся визг и топот: все что-то кричали, вскакивали с мест, чокались за чудесное спасение.

– Погибоша, аки обри!.. – повторил несколько раз сдавленным голосом, всхлипывая, Валерик. Один Гена был невозмутим, опрокинул стопку и, не говоря ни слова, ушел в дом.

– Обиделся, наверно? – проговорил Андрей.

– Да ну, спать пошел, – с трудом выговорил Валерий, – через полчаса вернется, можешь время засечь. Он – как метроном: туда-сюда ходит…

– Пожарник, экстремал: ему постоянно надо кого-то спасать… – сказал Володя. Неожиданно из машины грянула музыка – он прибавил громкость. Тут же вскочили, схватившись за руки, деваты – пошли танцевать.

– Он что, правда, пожарник? – крикнул Андрей Валере.

– Сначала матросом работал,– закричал тот в ответ, – выгнали за то, что штурвал спер. Сейчас в пожарники подался.

– Зачем ему штурвал?

– Спроси! Говорит, на стену хотел повесить. Эстет!

Борисыч с рюмкой пустился отплясывать канкан. Гуру весь перевернулся в кресле, чтобы видеть танцующих. Володя включил фары, и в их свете девушки начали раздеваться. Первой сбросила рубашку Матанга, за ней стянула футболку Сидхайка. Подняв вверх руки, они водили бедрами, едва не касаясь друг друга сосками. Володя выскочил из машины, снял майку и пристроился сбоку. Борисыч пустился в боевой танец: он скакал на полусогнутых по кругу. Володя тем временем втерся между танцовщицами, взял за талию Сидхайку. Андрей уткнулся в пиалу с супом.

– Ну-ка, оденьтесь! – пронзительно закричал Валерик. – Тут чужие – ему, может, не приятно… – Он вскочил с неожиданным проворством, натянул Сидхайке на голову футболку и отвел за стол. Володя, как ни в чем не бывало, обнял за талию Матангу и продолжал танцевать с ней. Она высвободилась и тоже оделась.

Борисыч бросился, петляя, к столу, схватил полную рюмку и провозгласил:

– За дживу и адживу! – Но никто не поддержал тост. Валерик не отпускал от себя Сидхайку, и они о чем-то горячо спорили.

Из дома вышел Гена. Он сел напротив Андрея, налил себе водки – и в точности повторил всю "водочную церемонию". На этот раз ничего не сказал, закрыл глаза и застыл в анабиозе. Веселье пошло на убыль.

– Гена, иди спать, – толкнула его Матанга. Он встал, пошел было к крыльцу, но вернулся, пожал Андрею руку и спросил:

– Как оно, все нормально, хе-хе?

Володя выключил фары, двор освещал лишь догоравший костер. В черный, небольшой купол высыпали тысячи две звезд, и люди во дворе висели над ним вниз головами, как летучие мыши.

– В городе столько звезд не бывает, – сказал Валера. Все подняли глаза кверху. – Нет ничего удивительнее, чем звездное небо над головой… – проговорил задумчиво гуру.

– Как в планетарии, – сказал Борисыч.