– А знаешь, это – Венера? – с вдохновением воскликнул Валерик, держа за руку Сидхайку. – Вон смотри, видишь на западе самую яркую звездочку? У меня и труба на чердаке есть: я же раньше астрологией занимался …

– Тантрической? – спросил Андрей.

– Да… – сказал Валерик: – Индус смотрел мои гороскопы и сказал: ты гуру для гуру, махатма…

– Махатма всея Сибири и Дальнего Востока, – поддакнула Сидхайка.

– Покажи, где лечь, а то я что-то устал, – попросил Андрей, вставая из-за стола.

Матанга пошла в дом, чтобы постелить Андрею. "Нет, – думал он, следуя за ней, – все течет, но ничего не меняется. Завтра же – домой". Положили его в каком-то закуте, где стоял один топчан и стул. Андрей тут же заснул, как только голова коснулась подушки.

Ему снилось, будто он стоит перед строем, генерал вручает ему медаль, но никак не может сообразить, куда ее приколоть, потому что на Андрее нет одежды, он совершенно голый. Вдруг солдаты в строю задвигались, и генерал начал сердиться и кричать на них. "Нет, ее здесь!" – разобрал последнюю гневную фразу Андрей – но сначала кто-то включил яркий свет на плацу… Он приоткрыл глаз и увидел спину Валерика, руку на выключателе – тут же все погасло. Андрей колебался: вернуться ли ему в дурацкий сон или проснуться окончательно? Нет, решил он, сейчас все равно что-нибудь другое приснится. Однако в коридоре быстро заскрипели половицы, потом кого-то начали допрашивать, и подследственный что-то бурчал в ответ, а женский голос вставлял свои замечания.

– Ты совсем от водки отупел! – раздался визгливый вскрик Валерика. – Куда они пошли, спрашиваю!

Андрей, натянул штаны и выглянул за дверь. Посреди прихожей стоял Валера, перед ним Борисыч в трусах, который почесывал покрывшуюся мурашками русалку. Он как-то тупо и сердито таращил глаза на гуру и встряхивал головой, силясь понять, что тому нужно. Из спальни в ночной рубашке выглядывала Матанга.

Валера был уже в брезентовой куртке, в руке он держал за рукоять фонарь.

– Давай быстрей – пойдем твоего друга искать! – закричал он кому-то, возившемуся на кухне. Оттуда, застегивая на ходу шорты, появился заспанный Геннадий. Валерик включил-выключил несколько раз фонарь, и они вышли в сени.

Андрей вернулся в постель и повторил про себя: "Завтра же, завтра же домой!" В тишине за окном было слышно каждое слово: вот они пошли за дом, потом вернулись, постояли, решая, куда теперь идти. Направились к воротам, звякнула калитка, и все стихло.

Через какое-то время Андрея опять разбудили громкие голоса во дворе: один, мужской, выяснял что-то на повышенных тонах, другой, женский, пытался оправдываться, – но он не стал просыпаться: уплыл в распахнувшееся перед ним залитое радостным светом пространство.

Утром он никак не мог вспомнить сон, что оставил ощущение только что пережитого счастья. "Тот дурацкий, с генералом, помню, а этот – хоть убей! – не могу…" – досадовал он на себя, лежа в постели. В доме было тихо, он решил подождать, когда кто-нибудь встанет, но не дождался, встал первым и вышел во двор. Там он увидел только свою машину, "девятки" не было.

По дороге в уборную Андрей вдруг услышал хлопанье крыльев и получил шлепок ниже спины, будто карлик подпрыгнул и ударил сразу двумя ногами. Он оглянулся: это был петух, нахохлившись, как шар, он наскакивал на него, пытался еще клюнуть и нанести удар шпорами. Андрей отшвырнул его ногой, поспешил запереться в деревянной будке.

Вернувшись в дом, он заглянул на кухню: Гена тоже исчез, на полу лежал свернутый матрац. Андрей поставил на плиту чайник и сел к столу.

Только около одиннадцати послышалось какое-то шевеление, скрипнула одна из дверей, оттуда завернутая в простыню стремительно прошла в ванную нечесаная Сидхайка. Через четверть часа она, умытая, но все еще заспанная, с припухлостями под глазами, в юбке и футболке, появилась на кухне, конфузливо поздоровалась и предложила чаю. Он поблагодарил, сказал, что уже пил.

– Махатма еще не вставал? – спросил Андрей.

– Ой, боюсь, он сегодня не встанет… – Она быстро обернулась и снова отвернулась к раковине. – У него головка бо-бо. – И опять обернулась-отвернулась.

Вслед за Сидхайкой поднялась Матанга, не сказав ни слова, она ушла наводить порядок во дворе.

– Никто не водится со мной, – проговорила Сидхайка, как бы ища сочувствия.

– Я вожусь. А человеческие имена у вас есть? – спросил Андрей.

– Я Марина, она Света.

– Петух у вас злой – он что, на самом деле индийский?

– Нам его соседка отдала: драчливый… Ой, что это я секреты выдаю!

– А индус был?

– Индус был.

Несмотря на прогноз, Валера все-таки встал и, с трудом переставляя ноги, добрался до кресла.

– Тебе бы похмелиться сейчас, – сказал сочувственно Андрей.

– Нет, всё: я не пью. Вот чаю… – пролепетал страдалец, однако съел пиалу вчерашнего супу, выпил стопку водки и пошел спать дальше.

Дверь в спальню была приоткрыта, Андрей, проходя мимо, увидел, что Валера лежит на спине и глядит в потолок. На стуле рядом с кроватью виднелись бутылка минералки, початая пачка нитроглицерина и томик Кастанеды (Андрей уже видел у него вчера). Он постучал: можно? Тот кивнул и, как показалось, даже оживился.

– Ты обещал книги показать. – Он остановился у книжного шкафа, в изножии широкой кровати. Достал Чжуан-цзы.

– Как же хреново… – неожиданно простонал Валерик, Андрей обернулся.

– Что хреново? – спросил он.

– Да все. У тебя так бывает с похмелья: лежишь – и повеситься хочется?.. – продолжал гуру, глядя на Андрея какими-то вытянутыми кверху, странными глазами. – Такая тоска наваливается – пошел бы удавился…

– Бывало раньше…

– Лежишь, как раздавленное животное – а тоска, нечеловеческая, первобытная… И это может продолжаться и день и два, а кажется: пяти минут не выдержишь – сейчас пойдешь удавишься. Только лень вставать веревку привязывать…

Косые глаза выражали сейчас, скорее, удивление, и противоречили тому отчаянию, которое прозвучало в голосе гуру.

– Я потому и пить бросил, что удовольствие как-то быстро стало пролетать, а похмелье наоборот тянется до бесконечности, – сказал Андрей.

– Это возрастное, я думаю, потому что раньше так не было, – задумчиво проговорил Валера и перевернулся на бок. – И главное, она и потом является ни с того ни с сего. Кажется, и не пьешь – вдруг, бац, вот она! Вцепится и не отпускает – только не плоть терзает, а дух…

– А это не помогает? – Андрей постучал по другой книжке, которую снял с полки.

– Йога?

– Ну, йога, философия ─ вообще…

– Как не помогает – этим только и спасаюсь! Они затем и придуманы, чтобы прятаться в них от тоски. Но это все… как бы сказать?.. Заменители, суррогаты жизни – не то, что должно быть.

– Не то, что хотелось, чтоб было? – поправил Андрей.

– Ну да… – согласился, не вникая, Валерик. – Как-то все быстро закончилось, не успел пожить: все готовился, приуготовлялся – и вдруг всё – конец! А как все начиналось, сколько обещаний, самоупоения, какие сны и бессонные ночи, сколько энергии сожжено даром, а в итоге похмельная тоска и – брахман! Ты вот сохранился, это сразу чувствуется: от тебя свежестью веет. Это потому что был как бы законсервирован в армии…

– Я уже лет шесть как не в армии – хотя, можно сказать, был законсервирован, – усмехнулся Андрей.

– Ну, вот видишь, я же чувствую. – У Валеры глаз подкатился под верхнее веко, но потом вернулся на место. – А мы тут перепробовали и испытали все, что только можно было и нельзя, так ничего и не поняв…

– Ты же говоришь, что жить не начинал, – прервал его Андрей, он по-прежнему стоял с книгой в руке перед кроватью.

– А как бы и не начинал! – воскликнул тот. – Все промелькнуло, как сон, а что это было? зачем?.. И вот в итоге становится ясно, что истинный путь лежал под ногами: это – семья, любимая жена, дети. То есть то, о чем все знают, а мы поэтому знать не хотели, искали все путей необычайных!..