– Будь хорошей девочкой, мне надо в туалет, – опуская на пол пустую бутылку, сказала Эмми и пошла к лестнице.

Уборная находилась на втором этаже, поэтому приходилось протискиваться между телами, монотонно качающимися в бит. На таких широких лестницах обычно сидят люди, чаще всего парочки, и этот раз не был исключением.

– Эмми! Давно тебя не видел, как ты? – тяжело поднимаясь, воскликнул парень, наряженный в Иисуса.

– Бог ты мой! Дэмиан! – Эмми растерянно окинула взглядом своего бывшего парня.

– Он самый.

– Разве сегодня Хэллоуин?

– Вроде, нет. А что, обязательно нужен повод, чтобы выглядеть как Бог? – усмехаясь, медленно говорил Дэмиан.

Вид у него правда был, как у мученика: усталые, впалые, красные глаза; борода вытягивала лицо и устремляла прямо в большой крест, висящий на груди.

– Вид у тебя, и правда, будто с распятия сняли. По твоей неисчезающей улыбке можно сказать, что ты рад этому? – проводя глазами снизу вверх, говорила Эмми.

– Видишь ли, чтобы п-познать истину бытия н-ну-ужно всего лишь прикоснуться губами к пленяющему аромату священного рас… растения… – запинался Дэмиан.

– Ты пьяный или…

– Благословленный, – скрестив руки на груди, со спокойным выражением лица сказал Дэмиан. – Возрадуйтесь же, дети мои, рождению раба Божьего – Ника!

Уши напряглись от протяжного свиста и восторженных криков, раскатом грома друг о друга начали биться стаканы, и теперь алкоголь по-настоящему полился рекой. На часах пробило полночь. Вечеринка началась.

– О, Эмми, дорогая, раз уж ты тут, не желаешь удостоить изменника своим присутствием? Мы там, наверху.

– Ну, пошли. Но! – Эмми уже была порядочно навеселе, – но сначала я захвачу с собой Мари.

– Ах, Мари, конечно… поднимитесь на второй этаж, вторая комната слева.

«А он ничего» – думала Эмми, возвращаясь к подруге.

Вновь протискиваясь между людей, попутно пританцовывая с каждым, словно в знак уважения к собравшимся, Эмми приблизилась к углу и не обнаружила там Мари.

«Боже, куда она подевалась?»

Эмми начала ходить вдоль диванов, где сидели молодые люди, весело проводившие вечер в телефонах; зашла на кухню, где компания из ее одноклассников мешала коктейли, делала фотографии и кричала невпопад разные песни – Мари не было нигде. Нигде на первом этаже. Эмми вновь двинулась к лестнице. Карабкаясь по ступенькам, обогнув три целующиеся парочки и еле удержав рвоту, Эмилия очутилась на втором этаже особняка.

Тут было тише, нежели внизу – басы аудиосистемы лишь приятно щекотали ноги, а не поднимали юбку вверх. Эмми остановилась и услышала смех Мари во второй комнате слева. Эмилия без стука ворвалась.

– Мари! – испуганно воскликнула Эмми.

Мари стояла у стола со скрученной в трубочку купюрой. На столе ровными полосами был расчерчен белый порошок.

– Мари, ты чем тут занимаешься? – Эмми нахмурила брови, и купюра выпала из рук Мари. – Вы чем тут занимаетесь?!

– Эмми, успокойся, все хорошо, мы просто так отдыхаем. Нам, как оказалось, всем троим не по душе эта шумная вечеринка с литрами алкоголя, – речь Дэмиана была развязна, – танцы до потери пульса, – успокаивал он. – Плюс, я тут, я не с ними. Ты же знаешь, – Дэмиан возвел руки к небу, – я питаю лишь то, что дает природа.

– Ты человек дождя! Это тебя особенным не делает! – продолжала нагнетать Эмми.

Мари подошла к ней и взяла за руки – мурашки побежали по рукам от холода ее ладоней.

– Да, Эмми, когда ты ушла, ко мне подошел Ник. Мы поговорили, ну и… – она убрала волосы за ухо, – ну и он предложил…

– Предложил вот это? – она посмотрела на стол.

Мари смутилась, но все-таки нашла, что сказать.

– Еще там, у тебя дома, ты говорила мне о безопасности и прочем, – она уже не краснела и не терялась, – я поняла, о чем ты. Я все-все контролирую. Я уже достаточно взрослая, чтобы понимать…

– Не знаю, Мари… Ты готова платить своим здоровьем, своей красотой за эти пустые, искусственные эмоции? Это не даст тебе ничего, как же ты не понимаешь?

Но ей уже было все равно. Чуть только она почувствовала, что волнение подруги удалось усыпить, решила сменить тему.

– Посмотри, как тут… Как тут все по-другому, – Мари обернулась и обвела комнату взглядом.

Действительно, только эта комната соответствовала внешнему обличию здания. На площади соизмеримой со всей гостиной первого этажа у стены, которая противоположна двери, стояла большая двуспальная кровать с высоким матрасом, дизайнерским покрывалом, каретной стяжкой и каркасом из темного дерева до самого потолка. По обе стороны от кровати стояли две резные тумбочки из того же дерева с высокими, почти во весь рост, зеркалами, заключенными в монолитную рамку. Диваны, кресла, кофейные столики в классическом стиле, высокие окна и занавески на них – все говорило о том, что гости этой комнаты являются приближенными королевского двора.

По порядкам тех времен первое слово или, по крайней мере, второе должно принадлежать королю. Но король молчал и слушал. До определенного момента.

– Ладно, хватит… – перебил гостей именинник и хозяин комнаты. – Все свои недовольства оставьте за дверью. Особенно ты, – он смотрел на Эмилию.

– Ты…

– В этой комнате вы должны соответствовать, – Ник не обратил ни малейшего внимания на Эмилию и тем же тоном продолжил, – соответствовать интерьеру. Он встал с кровати и направился к столу.

По пути Ник скручивал пятитысячную купюру, а когда подошел к столу, резким вдохом запустил в ноздрю полосу белого порошка. Вид у него сделался, как у блаженного идиота.

– Что это? – покосилась на последнюю полосу Эмми.

– Разве ты не знаешь? – он выпучил глаза. – Ты?

– Ты обо мне какого-то особого мнения, – смотрела она с презрением, – думаешь, я одна из вас?

Мари охнула.

– Что ты имеешь в виду «из вас»?

Эмилия на секунду потерялась и Ник это заметил.

– Ну, ясно… – прошипел он, как змея.

– Мари… Я… – пыталась Эмилия, но натыкалась на обиженный взгляд подруги. – Ладно, – она решилась, – я не хотела причислять тебя, Мари, но это был твой “взрослый” выбор. Эти вынюхивающие существа, именно существа, а не люди. Уже не люди – они ничтожества. В них пропадает все человеческое: радость солнечным лучам, лету; любовь, целеустремленность, твердая, своя жизненная позиция. У них один интерес – пошмыгать.

Дэмиан все это время качал головой и одобрительно мычал.

– А ты что? – разошлась Эмилия. – Ты что ли лучше? У тебя мозг от этих “цветочков” каменеет. Ты как давно предложение длиннее трех слов строил, как давно не забывал, зачем приходишь в комнату, а? – она была там, как судья, которая каждому выносит приговор. – Ничего тебе уже не интересно, признайся. Хочется поесть вкусно, поспать и снова… – она плюнула и села в кресло.

Все замерли. Никто и двинуться не смел, а тем более заговорить. Ник захлопал в ладоши и звуки эхом поскакали от стен.

– Браво! Разоблачила, – он перестал хлопать, – а ты что такое? Вечно несчастная, вечно кто-то у тебя виноват. Внутри – ничего, а снаружи? Снаружи мы сияем, как самая яркая звезда, центр вселенной – все свои лучшие стороны напоказ: юбку покороче, вырез побольше.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Уж конечно! Ты одна всё про всех знаешь. А под маской куклы кто ты? Потаскуха и позер. Отцу плевать, мать – поехавшая, парни хотят лишь одного… – давил Ник, словно давит таракана.

Глаза Эмми слезились, лицо покраснело, руки впились в ручки кресла. В крови можно было заваривать чай.

– Закрой свой поганый рот! – закричала Эмми, опрокинула стол с белыми разводами и вышла из комнаты, хлопнув так, что отвалилась ручка.

Дэмиан вышел за ней.

– Зачем ты так, Ник? – вытирая глаза, тихо сказала Мари.

– Она думает, что самая умная, что разбирается в людях, знает, что и как устроено. Но нет. Всегда найдется рыбка покрупнее, – наслаждался он.

Он поднял стол, вставил обратно ручку и сел на огромный турецкий ковер. – Ты великолепен… – Мари наблюдала за ним с приоткрытым ртом.