Но… Гордость и ненужная спесь «европейцев» всё-таки, нет-нет, но прорывалась за внешней вежливостью вызывая новые подколки со стороны хозяйки. Причём подколочки…
Неожиданно для многих оказалось, что пред ними человек не только весьма серьёзно изучивший марксизм, но и на очень серьёзном уровне разбирающийся в таких «тёмных» для многих предметах, как социальная психология и культурология. Многое из того, что выдавала на предыдущих собраниях Натин, для слушателей было откровением. И не только открытия месье Ле Бона.
А началось всё ещё с Петербурга.
С издания «экономических тетрадей» Маркса, и с весьма неожиданной находки братьев Эсторских. Точнее младшего из Эсторских, которому что-то приспичило плотно познакомиться с настроениями среди рабочих на вновь приобретённом заводе.
А нашёл он там, весьма интересную общину старых рабочих, которые у всех прочих пользовались не просто авторитетом, а абсолютным доверием. Всё, что говорили эти «старейшины» подлежало исполнению беспрекословно. Да и выглядели они не как холопы, а как хозяева. Реальные, теневые хозяева завода. Тем более, что их тут уже второе поколение работает.
И были они «странной сектой», люто ненавидимой официальной православной церковью, так как были в общей массе как бы «невидимы» и назывались они «беспоповцы». К ним примыкали и те, кто вообще был повёрнут на понятиях справедливости. Последние не были теми самыми «чистыми» беспоповцами. Но во многом с ними солидаризировались. Этих же, чтобы не смешивать группы, Василий назвал «справедливцами».
Василий сразу же оценил перспективы налаживания с ними связей. А когда оказалось, что беспоповцев как бы не большинство среди «старых» рабочих Санкт-Петербурга, что и в сельской местности они представлены весьма сильно, взялся за изучение феномена всерьёз.
И чем дальше изучал, тем в большее изумление приходил. Это было то, что даже в конце двадцатого века оказалось сокрыто от исследователей, и вообще их внимания. Тем не менее, составляло как бы не главное содержание того, что выросло в явление под названием «русский социализм». Или «большевизм».
Для начала оказалось, что их как бы не на порядок больше, чем тех же преследуемых «раскольников».
Во-вторых, в силу отсутствия у них жестких иерархий они были невидимы для социологического наблюдения и административного управления, а возможность посещать «никонианские» церкви позволяла причислять их к обычным православным.
Василий сразу же почувствовал, из их упёртости на таких понятиях как «Справедливость», «Правда», что за ними будущее. После длительного общения с ними он преисполнился уверенности, что именно они сыграли исключительную роль в становлении Советской власти, тогда, в его времени и в его, Василия, мире.
Сыграли также главную роль, в последующем за революцией, разгроме «никонианской» церкви и глубоко чуждой им «ленинской гвардии» большевиков, оторванных от России и стремившихся к организации Мировой революции. Именно выходцы из среды беспоповцев, наполнившие в ходе «ленинских призывов» партию большевиков, привнесли в нее мощный русский народный дух и обусловили ее превращение в главную патриотическую силу эпохи.
По своему отношению к официальной церкви, по культу труда, бережливости и сдержанности, по религиозным практикам беспоповцы были русскими протестантами. Их принципиальное отличие от западных, вызвано как русской культурой, так и специфическими политическими обстоятельствами. В то время, когда протестанты Западной Европы создали собственные государства и потому могли развиваться свободно, в соответствии со своими представлениями о должном, беспоповцы находились под двойным гнетом — государства и официальной «никонианской» церкви.
Этот гнет развил потрясающую культуру солидарности и полной закрытости от внешнего мира, в которой взаимопомощь являлась единственно возможной формой жизни. Труд считался единственным источником легитимации собственности, а сама собственность принадлежала общине. Всё это доходило до такой степени, что официально считавшиеся богатыми предприниматели на самом деле были всего лишь управляющими общинным имуществом.
Разумеется, развитие капитализма неумолимо размывало эти патриархальные отношения, однако отношение рабочих-беспоповцев к фабрикам, на которых они трудились (часто поколениями) и которые были созданы их трудом или трудом их предков, как к своей законной собственности, незаконно захваченной и отнятой и у них капиталистами.
Да, на той фабрике, что приобрёл Василий, беспоповцев было очень мало. Но они являлись реальной силой стоящей за спинами общей массы голытьбы, которая зачастую чисто сезонно работала при заводе. Не удивительно, что Василий поспешил включить этих людей в свои схемы и планы. И дальше большую часть этих планов продвигал через общину беспоповцев.
Кстати они очень быстро сообразили, что новый хозяин «правильный» и что «на его стороне много правды». И дальше охотно участвовали в тех нововведениях, что Василий продвигал. Потому как видели что дают они именно для рабочих. Для их детей.
«Надо отдать должное Василию — думала Натин, — он изучил систему верований этих беспоповцев на „отлично“. И теперь надо донести все эти факты до российских социал-демократов. Вот этих. Как бы их ни корёжил тот факт, что именно в России и не где-нибудь оказались весьма обширные социальные группы, с откровенно социалистическим мировоззрением. В отличие от всяких прочих Европ».
Она обвела сидящих в удобных креслах слушателей. Сплошь молодые лица. И сплошь интеллигенция. Встречались даже высоко стоящие в российской табели о рангах. Но вот язык, который они использовали для агитации среди рабочих…
Натин еле сдержалась чтобы не рассмеяться когда это обстоятельство затронула в своих занятиях. Но надо отдать слушателям должное — после нескольких её лекций слушали они её очень внимательно. Часто переспрашивали отдельные непонятные моменты, что свидетельствовало о том, что применяться, передаваемые знания, будут.
— Таким образом, — академически загнула Натин, копируя одну из своих преподавательниц Университета. — вести пропаганду и агитацию на абстрактные «массы», мартышкин труд. До тех пор, пока вы не убедите тех, кто для этой «массы» является авторитетом, покажете им, а не этим «массам», что за вами правда, ничего сделать вы не сможете. И будьте спокойны! Если вы убедите этих авторитетов, (а авторитеты на заводах и фабриках, в большинстве своём как раз те самые скрытые от глаз «спаведливцы» и «беспоповцы»), они уже гораздо быстрее и надёжнее доведут вашу точку зрения до тех самых тёмных масс. Даже до тех, кто сразу не пожелает — отлупят, а после заставят.
— Но почему часто наша пропаганда не доходит даже до этих, как вы их назвали, справедливцев? Чем вы это можете объяснить? — задал вопрос один из слушателей.
— Всё очень просто. Вы должны говорить не на языке кондового марксизма, а на их языке. На том, который они понимают. На языке справедливости, на языке тех самых религиозных убеждений, которые являются в их среде само собой разумеющимися и не подлежащими сомнению. И совершенно не нужно при этом… — Натин сделала тут небольшую паузу, так как заметила, что многие кривятся. — совершенно не нужно вам говорить на языке Библии. И вообще упоминать «небесные сущности».
— А вы не противоречите сами себе? Вы только что сказали «на языке религиозных убеждений».
— Ничуть! — усмехнулась Натин. — Например: вы говорите людям что они «пролетариат». Ага. А они думают: «Пролета… что?!! Это что куда и зачем ПРОЛЕТАЕТ?!!».
Послышались смешки.
— Не надо нагружать свою речь заумными словечками. Это в вашей среде язык европейской науки — дополнительный плюс к вашей значительности среди слушателей. В среде же российских рабочих, это громадный минус, так как вы ставите себя над ними и показываете им себя как человека не их круга. Вы в их глазах — барин. Поэтому, говорите просто. Языком простонародья. Но втолковывайте этим языком свою правду — марксизм.
