— Вот, значит как? — заинтересованно переспросил Яр, допивая последние капли своего напитка. Похоже, что мой ответ, способный вызвать в большинстве людей отрицательные чувства, его, наоборот, заинтриговал и раззадорил. — И что? Это правда? То, что ты их использовала?

— Ну… наверное, в какой-то степени да… — пробормотала я, имея ввиду совсем не комфортные условия, а возможность быть рядом с Марком.

— Наверное? В какой-то степени? Лекс, ну что ты как маленькая! Говори уже как есть, не ломайся! У нас за правду не бьют — мы же за нее пили! — поддел меня Яр.

— Ладно. Так и было. Я никогда их особо не любила и использовала по мере возможностей. Но я… — пытаясь оправдать слова, прозвучавшие слишком цинично по-деловому я, замялась, не зная как объяснить главную причину своего интереса к семье Казариных, да и стоит ли это делать вообще.

— Да ладно тебе, только не надо отнекиваться! — радостно заявил Ярослав, крайне довольный моим признанием. — Ну да, поступок неидеального человека, и что? Я вот никого так не боюсь, как людей с кристально чистой репутацией и высокими моральными принципами. Именно они при первой оплошности с радостью забросают тебя камнями. Ведь они же такие правильные-непогрешимые! А значит, имеют полное право судить других, судить и казнить. В то время как мы, грешники, более лояльны в отношении человеческих слабостей, — он усмехнулся.

— А ты тоже — грешник? — осмелев от своей откровенности, шутливо поинтересовалась я. — Есть, что скрывать?

— Да много чего! — Ярослав опять наполнил наши стаканы. — Хотя бы ответ на твой вопрос — где я беру деньги, — способен многих поставить в тупик или довести до обморока. Но, плевать, это их проблемы. Честность за честность, как я и говорил. Ты ответила мне, я отвечу тебе. Кстати, этот тост у нас будет за поддержку, которую могут дать друзья. Мне почему-то кажется, что мы реально подружимся, Лекс. Я умею разбираться в людях, и точно уверен, что не ошибся в тебе. Ты не будешь брезговать человеком только потому, что он не подходит под какие-то там стандарты правильности. Ты и сама не очень-то правильная, это чувствуется сквозь все твои шифровки. Поэтому, думаю, ты не отвернешься и не плюнешь в меня.

— Да с чего это я должна в тебя плевать? — моему недоумению не было предела. Ярослав говорил так, будто собирался признаться, как минимум, в кровавом преступлении века.

— Есть чего, поверь, — неожиданно серьезным тоном заявил он. — Ну, ладно. Хватит лирических отступлений, — Яр опять поднял свой стакан. — Ты хотела узнать, где закопан мой горшочек с золотом. А секрет очень простой, я бы даже сказал, банальный, — по скрытой нервозности в его голосе я поняла, что вопрос оказался для Яра действительно сложным. — Мне помогают. Деньги, которые надо для работы — компьютер, интернет, всякие другие траты на расследования — не мои. А шмотки я уже покупаю на свои кровно заработанные, у меня есть разведанные места дешевой и прикольной одежды. Так что я вроде как не совсем содержанец! — и он выпил свою очередную порцию сурового портвейна одним резким глотком.

Мы закусили остатками крекерных печенек, одиноко лежавших на надтреснутом блюдце и посмотрели друг на друга немного по-новому, но без оттенка даже малейшей неприязни.

— Получается, тебе помогают деньгами в обмен на то, что ты пишешь на заказ? — осторожно поинтересовалась я, пытаясь уточнить, верно ли поняла его ответ. Но, видимо ошиблась, ибо Ярослав возмущенно зашипел, едва не роняя изо рта кусочки печенья.

— Лекс, ты… Ты что такое говоришь! Я, конечно, рассчитывал на твою лояльность, но не до такой же степени! Продажным журналюгам нельзя сочувствовать или пытаться их понять, ни при каких условиях! Это же оскорбление для всей нашей пишущей братии, для них не может быть никаких оправданий! И я уж точно не один из них! — хлопнул он по столу ладонью чуть рассеянным и неточным жестом. — Да, мне дают деньги вроде как на развитие, чтобы я ни в чем не нуждался в плане работы, просто так, можно сказать из любви! Вот и все! А ты — подумала, что я… Нет, ну ты даешь! — и он громко рассмеялся, больше и не думая нервничать из-за своего признания, так сильно мое предположение позабавило его.

Я же чувствовала себя все более растерянной, потому просто не знала, как трактовать его слова.

— Из любви? Просто так? То есть — это какой-то… тайный родственник?

Хохот Ярослава стал прямо-таки вызывающе громким, на нас опять начали глазеть, но меня уже не волновала реакция посетителей кафе.

— Какой тайный родственник, Лекс? Внезапно почивший бразильско-аргентинский дядюшка? Ты бы еще неожиданное наследство сюда приплела в лучших традициях мыльных опер! Не родственник, Лекс! Любимый человек. Просто человек, которого я люблю и мы уже давно вместе. Ну, как давно… Чуть больше года — но родители об этом — ни слухом, ни духом. Да вообще никто о нем не знает. У нас вроде как тайная связь. Потому что мне, можно сказать, повезло и не повезло одновременно. Он у меня мало того, что офигительно классный, но еще и достаточно богатый и влиятельный. В этом есть свои плюсы, и свои минусы тоже есть. На минусах я, как ты заметила, предпочитаю не циклиться. Нельзя афишировать нашу связь, ну и ладно. Чем меньше народу знает, тем лучше всем. Тем более, он еще иногда такие факты интересные мне подбрасывает из оч-чень заоблачных сфер, — Ярослав опять важно показал пальцем в небо, намекая то ли на высшие эшелоны власти, то ли на тайно-элитарную прослойку общества.

— Так вот оно что! — выдохнула я, понимая теперь нервозность, с которой он говорил эту тему. — Оказывается, во всем виновата любовь! — и улыбка умиления заиграла на моих губах.

Узнав о том, что мой новый друг, так же, как и я в недавнем прошлом, прячет свои сердечные тайны, было приятно и немножечко больно. Ведь кто, как не я могла понять Ярослава, живущего в режиме строгого контроля за каждым своим словом, жестом, взглядом, сквозь которые так и норовило прорваться презирающее любые компромиссы счастье.

Наверное, его возлюбленная намного старше, автоматически решила я, ведь высокий социальный статус, о котором он говорил, не зарабатывается к двадцати годам даже при условии очень влиятельных родственников. Наверное, даме его сердца около тридцати или, может быть, немного больше, может, она даже замужем и это еще больше осложняет и без того непростую ситуацию. При этой мысли я даже задохнулась от восторга и сочувствия и поспешила выразить Яру свою поддержку в связи с его сердечной трагедией.

По тому, с каким выражением он посмотрел на меня, я поняла, что опять попала пальцем в небо и почувствовала себя крайне глупо. Да что же это за секрет у него такой?

— То есть, проблема совсем не в возрасте и не в разнице положений?

— Не совсем в этом. Да, разница есть, но она не мешает особо, — Яр с явным удовольствием играл со мной в загадки, наблюдая, как я хмурю брови, пытаясь, наконец, докопаться до истины.

— Тогда я не знаю. Я сдаюсь. Я действительно не понимаю, что ей мешает открыто быть с тобой.

— Лекс. Послушай. Ты сама себя загнала в ловушку. Кто сказал, что это — она? Я же ясно выразился с самого начала — любимый человек. Я ни слова не сказал, о том, что это женщина.

— В смысле? — чувствуя, что его объяснения еще больше путают меня, ошарашено переспросила я. — А кто?

— Ну, если не женщина, то порядком нехитрых исключений, можно предположить, что мужчина. Вот так все просто. И немного сложно одновременно, — Яр испытывающе уставился на меня, тщательно сканируя смену противоречивых эмоций на моем лице. — Любимый человек — мужчина, так же, как и я. У нас, как бы это сказать, очень возвышенное и очень однополое чувство. Правда, в рамки норм, принятых в среде блаженных интеллигентиков типа моих родичей, оно никак не вписывается, ты же понимаешь.

— Так ты — гей? — влепила я банальную фразу, ошалело глядя на него и понимая, насколько другим, стоящим особняком от всего традиционно-мужского или женского, был мой новый друг. И этот факт нисколько не смутил меня, а наоборот — показался безумно интересным и экзотически-интригующим.