Он до сих пор не мог, не желал верить в пространные материи — но оглушительная встреча с тем, о чем он успел забыть, отбросила его на десятки лет назад, заставила сдаться и всё-таки начать вспоминать — все её слова, ее улыбку — не ту, которая мучила его в последние годы, а прежнюю, детскую, беззаботную, как и то время, которое они повели здесь. Заставила вспомнить себя, ещё не столкнувшегося с потерями, уверенного и счастливого от того, что и у него, наконец, появился самый лучший в мире друг, с которым можно поговорить, поболтать ногами в песке, пригласить в кино или покачать на качелях.

С трудом переводя дыхание от натужного бега, он остановился на берегу реки, которую знал так хорошо, и куда почему-то не приходил с тех пор, как вырос. Рядом по-прежнему возвышался огромный дуб, в тени которого они любили отдыхать от летнего зноя, обсуждать планы на будущее, громко смеясь и прячась от взрослых, против которых уже тогда стояли вместе, спина к спине.

— Какого цвета будет крыша в нашем доме, Марк?

— А какой тебе нравится?

— Красный. Мне нравится красный.

— Значит, красного. Наш любимый цвет. Решено, Алёша.

— Решено!

Он и сейчас слышал эти слова так чётко, как будто они по-прежнему сидели здесь, весело рассуждая о том, как проживут вместе — долго и обязательно счастливо. Провалившись в грохочущий водопад воспоминаний, ослепивший и оглушивший его, он не сразу понял, что происходит, придя в себя лишь от саднящей боли в пальцах. Только тогда он осознал, что стоит на коленях под дубом и яростно, остервенело роет землю. Твёрдый грунт поддавался плохо, забиваясь под ногти, пришлось взять острую палку, чтобы помочь себе — и он не задавался вопросами, зачем и для чего ему это надо. Все вопросы давно потеряли смысл, он просто продолжал рыть землю вокруг дуба, погружая в неё руки все глубже, в поисках того, о чем пока не знал, не боясь ошибиться и не найти. Его стертые в кровь пальцы натыкались на какую-то ненужную мелочь — ржавые крышки, обломки пластмассы и дерева, но это все было не то. И только по прошествии получаса, обломав с десяток веток он наткнулся на то, что искал — и на секунду почувствовал, как ожило его мертвое сердце.

Он по-прежнему был здесь — их "секрет", фантик под бутылочным стеклом, который они закопали, будучи детьми, чтобы связать, скрепить их союз общей тайной, которая никогда не потеряет силу. Время прошло мимо, не затронув его, доказывая правоту её слов о том, что вчерашний день не уходит навсегда, он всего лишь прячется, для того, чтобы неожиданно возникнуть за новым поворотом.

Слова, которые он так яростно ненавидел, снова звенели у него в ушах, пока он сжимал в ладони осколок стекла, все эти годы прикрывавшего обертку от старой конфеты, не в силах удержаться, желая выжать, выдавить из него все то, что оно хранило. Всю память о них, об их счастье и беспечности, всю — до последней капли.

Но вместо этого в руке оказались лишь куски раздавленного стекла, врезающиеся в кожу — и сжимая кулак ещё сильнее, до судороги, до невозможности расцепить пальцы, сквозь которые сочилась кровь, он закричал — громко, надрывно, не от боли, которую давно перестал чувствовать, а от невозможности противостоять её словам, её правде.

Он простил её — против своей воли, против желания жить только ненавистью и яростью, не чувствуя этой болезненной горечи воспоминаний, не проникаясь пониманием её выбора, не желая прятаться в прошлом. Теперь он тоже принадлежал прошлому, как и она, сдавшись ему почти без боя, только ради того, чтобы снова быть с ней — в своих воспоминаниях, которые не стареют, которые существуют там, где есть «всегда».

Ему больше не нужна была реальность, он отступился от своей вечной привычки жить только настоящим, не прячась от него, не сбегая в невидимые, призрачные миры. Теперь ему лучше было там — в призрачных мирах, скрытых от человеческого взгляда, где — он знал это наверняка, — она ждет его и, встретив снова, точно останется с ним.

А пока… Устало поднявшись с коленей, он разжал кулак, отстранённо глядя, как мелкие осколки осыпаются вниз, а некоторые так и остаются врезанными в его окровавленную ладонь. Пока ему придётся лишь ждать.

Скоро все это закончится. Он давно не дорожил своей жизнью — и знал, что смерть обязательно приходит за теми, кто её ждёт. И он будет ждать — без страха неизвестности, не торопя события, но и не прячась от неизбежного. Он встретит свою смерть с радостью. Ведь у его смерти будут её глаза. И её голос, говорящий о том, как стрекочут сверчки возле приюта, которого давно нет, как поют птицы, живущие на деревьях, которые давно срубили:

— Они поют так звонко, Марк, что я прямо сейчас могу слышать их. Эти песни удивительные и странные, но они лучше и красивее любой музыки из сегодня. И когда я слышу их, то понимаю, что вокруг нет и не может быть ничего уродливого, злого или враждебного — всего того, от чего ты хотел меня защитить. Нет необходимости больше воевать и сражаться. Можно просто отпустить страх и быть счастливым. Ведь в мире так много красоты и счастья — для каждого из нас. Поверь и не сомневайся в этом. Все мы рождены для того, чтобы быть счастливыми.