Тем не менее, я все еще не торопилась ставить крест на своих попытках достучаться хотя бы в одну из закрытых дверей. На следующий день меня ожидало ещё две встречи — на местном телевидении и в ещё одной пресс-службе, которую внезапно расформировали аккурат к моему приходу. Снова покидая ни с чем здание очередного предприятия, я пыталась не вспоминать, как бегали глаза местного редактора, нервно потирающего очки и сбивчиво объясняющего, что необходимость в целом пишущем отделе у них нет, рабочие газету комбината не читают, и остался у них всего лишь маленький отдельчик, работающий исключительно на рекламу.
Рекламой я заниматься не хотела, но, даже если и передумала бы, что-то подсказывало мне, что в ответ на мое предложение оказался бы расформированным ещё и рекламный отдел. А стеснительный редактор, ещё более смущаясь, начал бы рассказывать об очередных горестях и сокращениях на производстве, в среде управленцев и служащих.
А ведь Марк предупреждал меня об этом. О том, что все тепленькие места давно заняты своими — родственниками, друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей. Но я все еще не хотела верить в то, что врать мне будут так откровенно и прямо в лицо, не задумываясь о том, сколько пользы я могла бы принести там, где бы меня взяли пусть даже на бесплатную стажировку.
Но, казалось, здесь не были популярны стажировки. Тебя или брали сразу по причине того, что ты «свой», либо так же категорично отказывали. И плевать всем было на пользу и даже выгоду. Так я с удивлением и окончательно укрепилась в мысли, что несмотря на осовременнный вид нашего города, внутренние порядки в нем остались старыми, безнадежно советскими, которые ещё Виктор Игоревич называл «аппаратными». Аппарат являл собой огромную и бездушную махину с чётко прописанной иерархией в зависимости от родства и знакомств с полезными людьми, и перекусить его не смог даже прогрессивный на первый взгляд новый век.
Теперь осталась только надежда на встречу с телевизионщиками, которые могли оказаться последним островком какой-никакой свободы в этом новом и в то же время безнадёжно старом мире.
На местном телеканале меня принимали вполне дружелюбно, препроводив сквозь два пункта охраны прямиком к главному редактору. Потенциальный шеф был рад встрече и без конца вспоминал о том, как сам когда-то проходил практику в Киеве. После, с не меньшим воодушевлением, он завёл душещипательные разговоры о киевских гонорарах и о том, как они проигрывают местным. Так я, сама не желая того, узнала, что жизнь у них очень сложная («А кому сейчас легко?»), крутятся, как могут, спонсоры капризные, платить желают только за программы определённой тематики, а если нет спонсора — нет и доходов.
— Вы же нашли того, кто будет вас спонсировать? У нас вот ниша рукоделия и кулинарного шоу пустует. Бывшая ведущая вышла замуж и махнула на другой конец страны, а спонсоры у неё были вредные и отказываются работать с кем-либо ещё… Но, если у вас есть кто-то свой на примете — быстренько окучивайте его и приводите в рекламный отдел. Сразу же заключим договор, наденем на вас фартучек и вперёд, в студию, на съёмку! Пусть у вас внешность не совсем стандартная, ничего — заплетем косы, наденем веночек, будете настоящая хлебосольная хозяюшка!
— Но я… не занимаюсь кулинарными шоу, — мягко тормозя смелый полет его фантазии, возразила я, пытаясь не рассмеяться вслух. Похоже, те самые борщи и помидоры, которыми угрожал мне Вадим, все-таки настигли меня даже в поиске новой профессии. — Я хотела бы в информационный отдел, моя специализация — это городские новости и международная политика.
— Тю! — весело хлопнул меня по руке упитанный главред, сытое и румяное лицо которого несколько диссонировало со словами о безденежье местных журналистов. — Да какая ещё международная политика, что вы! Зачем она кому-то на местном телевидении? Если кто и интересуется, он будет «Би-Би-Си» смотреть или «Голос Америки», или один из центральных каналов. Мы вещаем на город, у нас тут люди работают тяжело, мы не хотим им голову ещё и международными скандалами забивать! Политика, знаете, такое дело… грязное. Жизнь и без неё не сахар, и почему бы вместо неё не взяться за кулинарное шоу? Чем не новая сфера для вас? Будем приглашать известных людей нашего города — вы же вроде говорили, что легко идёте на контакт? Или передача про рукоделие, это ещё лучше! Чем морочить людям головы всякими войнами и новыми терактами, вы им красоту покажете, чтобы они смотрели вашу программу и отдыхали душой. Чтобы расслаблялись. А то им завтра на смену идти в горячий цех, а вы им про международную политику! Ну, кому это надо, скажите мне?
— Хорошо, я поняла, — уточнила я, борясь с собой, чтобы не перейти на грубость и не влепить в ответ фразу о том, что, сколько ни прячь голову в песок, от реальности не скроешься. — Хорошо, отставим политику. А что до городской жизни? Я могу освещать культурные темы. Это ещё одна сфера, в которой я могу поручиться за качество работы. Не будем напрягать жителей нашего города. Будем их отвлекать, рассказывать об интересных способах провести досуг.
— А тут уже, кхе-кхе, — негромко закашлялся и даже зарделся от смущения очаровательный главред, — все места давно заняты. Каждый хочет в культуру, у нас это очень престижно, особенно, если есть спонсор. В общем, городские новости однозначно нет. Я сам их веду. И вы знаете, очень даже хорошо справляюсь. И в культуре мест нет. Там своих желающих очередь на пять лет вперёд стоит, сам не знаю, куда их девать.
— Но я не претендую на место ведущего. Я репортёр и могу работать на выезде, меня не смущает ни количество событий, ни срочность — я очень быстро…
— Ну, какая срочность, что вы такое говорите, — с чувством искреннего сожаления прервал меня он, приправив эту фразу умилительно сочувствующим взглядом. — Тут не в срочности дело! Наоборот, мы иногда не знаем сами, чем заполнить всю эту культуру. Просто места заняты. И, кроме того, работать вживую на камеру с места включения — это очень сложно, вы же все-таки газетчик…
— Я быстро научусь!
— Нет. Мне очень не хочется это говорить, но я вынужден вам отказать. Мест нет. Кроме того, ещё неизвестно, полюбит ли вас камера. Я уже говорил — у вас очень, очень неформатная внешность, кто знает, как вы будете смотреться в кадре. Зритель не должен отвлекаться на лицо ведущей, он должен слышать факты, одни голые факты. Так что… давайте остановимся на темах, которые я вам изначально предложил! Не стоит крутить носом, это и высокие рейтинги, и популярность у зрителя — куда там вашей информационке! Звезду сделаем из вас! Вы только спонсоров найдите — и добро пожаловать в нашу дружную команду!
Неудача на телевидении стала последней каплей, подточившей мою решимость. После этого я почувствовала, что остатки смелости стремительно исчезают, равно как и вера в собственные силы. Похоже, весь последний месяц я действительно занималась тем, о чем говорил Марк — пыталась пробить лбом несокрушимую стену, в то время как нужно было сразу обратиться к нему.
— Это потому что ты глупая, глупая! — злорадствовал ставший уже привычным голос. — Глупая и смешная! И ничего-то ты сама не умеешь! И не сумеешь никогда!
Марк, продолжавший пристально следить за моими злоключениями, понял все без слов, когда вечером я вернулась домой и несколько часов не выходила из своей комнаты. Лёжа на полу, я все пыталась понять, во что превращается моя жизнь, но в голову не стучалось ни одной мало-мальски приличной идеи. Я как-то резко опустела, понимая, что старое правило «Нужно очень сильно захотеть и поверить в свою мечту, тогда она обязательно сбудется» больше не работает. Теперь все было совсем не так. Казалось, моя удача наказывает меня за какую-то фатальную ошибку, безжалостно стегая по больному в тех самых ситуациях, в которых раньше неизменного помогала.
И как только, спустя ещё день, наполненный тягостным молчанием, я решила, что от себя не уйдёшь и моя новая судьба в этом городе — быть тем самым человеком-невидимкой, которым я почувствовала себя сразу после возвращения, как создавшийся вакуум с треском разорвал телефонный звонок.
