И никто не смог сказать — кто первый крикнул: «Бей черных!»

Среди погибших оказались пятеро чернокожих из той компании, что гналась за Настей и Леной. Но они этого уже не узнали. Пробившись через толпу «жилетов», бросились в гостиницу, собрали вещи и скоро уже ехали в аэропорт. А еще чуть позже — сидели в удобных креслах бизнес-класса самолета, летевшего на Корфу, и пили белое вино, наслаждаясь покоем и безопасностью.

Денег на карте Лены хватало на все ее причуды, так что за будущее она не беспокоилась. И кстати сказать — признала, что ее идея посетить Париж была в корне ошибочной. Слава богу — у них шенгенская виза, и слава богу, что Греция ослабила карантин. Теперь путешественников в нее пускают. Сейчас там не жарко, но очень тепло, и море еще не успело остыть. И…никаких тебе черных бандитов и патриотичных «жилетов». Только хитромудрые греки, вкусная еда и ласковое солнце. Уж месяц-то они там точно пересидят! А потом видно будет. Может вообще на Кубу слетают. На солнце поджариться. Деньги есть, идеи есть — кто их остановит? Если только чертова пандемия…

Корфу, Корфу…любовь моя! — так говорил Карпов, когда вспоминал, как однажды с женой, дочкой и зятем ездили на этот благословенный остров. Это он так говорил, чуть не с придыханием — вроде в шутку, но на самом деле было видно, что вспоминать ему очень приятно. С его же слов — возили его с женой дочка с зятем. Зять компьютерщик, хорошо зарабатывал, вот они и потащили Карпова с собой, зная, что и Михаил, и Надя всегда мечтали побывать на Корфу — после того, как начитались Джеральда Даррелла. Это была их любимая книга. Вернее — их любимые книги, все книги Даррелла. И вот теперь Насте предстояло проверить — все ли так славно на этом самом острове.

В полете немного выпили. Красное и белое вино давали по выбору, и вино оказалось так себе. Дешевка. Кормили какой-то малосъедобной дрянью. Это вам не советский самолет, где в завтраке красная и черная икра. Аэробус тоже не понравился. Сравнения с ИЛ-62 никакого. За те два часа, что они летели до Корфу, Настя откровенно измучилась. Длинные ноги — это хорошо, но только если ты умещаешься между рядами сидений. В противном случае приходится корчиться, изображая из себя человеческий зародыш. Так что к тому моменту, когда пассажирам предложили покинуть салон самолета, Настя была весьма раздражена, раздосадована, и…ей уже ничего не хотелось. Ни моря, ни красивых пейзажей, ни вкусной еды. Только бы плюхнуться на какой-никакой диван и вытянуть ноги, положив их на мягкий валик поручней. Почему на валик? Да потому что она редко когда помещалась на диване, с ее-то выдающимся ростом. Ноги торчали с дивана чуть ли не на полметра.

Насте стоило большого труда избавиться от сутулости — при высоком росте девушка волей-неволей старается как-то…спрятаться, что ли. Все инстинкты просто вопят: «Скройся! Сделайся ниже! Прижмись к земле!» — и она прижималась. Сгибалась, сутулилась, боялась выпятить грудь (к слову сказать — очень даже немаленькую, но выглядевшую на ее торсе первым размером). И только в Академии ее отучили изображать из себя «сиротку», которая всех и всего боится. Надо будет — изобразит — в гриме, в специально подобранной одежде. А в своем нормальном облике она будет ходить от бедра, и выглядеть так, чтобы у мужчин возникала непроизвольная эрекция, а женщины ее подсознательно ненавидели. Настю учили правильно ходить, в том числе и для того, чтобы завлекать мужчин. Нет, именно для того — чтобы завлекать мужчин — если понадобится. Ее амплуа — роковая красотка. Это потом, после ранения, после тех тягот, что Настя перенесла, она стала серой мышкой. Серой хромой мышкой, одна нога которой короче, чем другая. Мышкой, на теле которой виднелись звездчатые следы пулевых ранений, а на лодыжке левой ноги — уродливые шрамы. Да и вообще левая нога была в икре тоньше, чем правая. Пулей или осколком вырвало большой кусок мяса, а взять это мясо организму в общем-то было и неоткуда. Так что…увы.

Настя не стеснялась своих ранений, но прекрасно понимала, что конкурировать с красотками, тело которых безупречно она уже не сможет. И медовую ловушку никому тоже не устроит. Потому ее и списали из группы активных агентов, «передав на баланс» Михаилу Карпову. Считай — в нестроевики. Ну не на склад же ей идти! Или в кадры. Впрочем — эти должности ей точно не «грозили». Там свои сидят, и на такие места так просто не устроишься. Синекура!

Так вот теперь, в чужом ей мире Настя стала другой. Ее раны затянулись! Она не хромает, и нога стала длиннее! От шрамов остались только воспоминания. Чистая, гладкая кожа, белая, как из мрамора, крепкая грудь стала меньше и перестала отвисать (27 лет — это не 15!), Бриджит Нильсен, да и только. Так ее Карпов называл. И кстати сказать, Настя посмотрела — а ведь точно. Она! По крайней мере — фигура похожа.

Кстати, Настя еще выросла! Перед самым отъездом прошли медосмотр, оказалось — у нее не 186 см роста, а 190! Как так вышло — она не понимала. Ну ладно — можно списать на распрямившиеся, ранее сжатые позвонки, на прямую осанку, испорченную в детстве, но сразу на четыре сантиметра?!

Впрочем, Настя этим обстоятельством особенно не заморачивалась. Она наслаждалась. Ей все нравилось! Новый мир, новая жизнь, здоровье, когда твоя нога не ноет и ее не дергает в сырую погоду, красота — объективно, Настя гораздо красивее той же Нильсен. Если только сравнивать с совсем молодой Нильсен, той, что еще не утеряла пухлость губ и свежесть лица? Присутствовало в Насте нечто славянское, что отличает славянских моделей на подиуме. Они не просто красивые, они…милые. Да, именно милые! Опять же — это слова Карпова, которого Настя вспоминает как Екклезиаст царя Соломона. Как говорил Карпов — красота, она ведь разная. Есть хищная, к которой и подступиться трудно, вернее — не хочется. Ожидаешь, что эта красотка тебя высмеет, оскорбит, и задрав нос удалится, гордясь своей непреходящей стервозностью. А есть красота женщин милая, когда рядом с этой женщиной уютно, светло, и хочется к ней возвращаться и возвращаться. Так вот славянская красота именно милая, и потому так ценятся наши славянские супермодели.

Как ни покопайся в родословной какой-нибудь светлокожей модели — так сразу обнаружишь там славянские корни. Вон, одна из славянских моделей даже умудрилась стать женой Президента США. И немудрено! Славянские жены ценятся — за умение сопереживать мужу, за красоту, за то, что они настоящие женщины, а не эти высеры феминизма, пишущие на отвислых сиськах и животах лозунги против узурпаторов-мужчин и грязные ругательства.

Георгиус натирал свой глазастый «мерседес», стоя спиной к аэропорту, когда вдруг на стоянке возле него затихли разговоры. Перестали спорить Василий и Галик — Василий доказывал, что через сперму вирус не передается, Галик утверждал, что еще как передается, наравне с другими, смешными болезнями. Они едва не дошли до драки — делать все равно было нечего, пассажиров мало, так хоть поспорить.

Затихли Кирилл и Спиро — они вспоминали какую-то вечеринку и хвастались своими успехами на любовном поприще. Оба врали, и все это знали — но почему не похвастаться, если нечего делать? Восемь раз за ночь? Хорошо, если они разок удосужатся, а то и того не будет. Да и девки на них не клюют — животы, сиськи, как у бабы, и все бы ничего, бабам не то нужно, им туго набитый бумажник подавай, тогда они перестают видеть твою дряблую, не первой свежести плоть, но…с этим были проблемы. Пандемия сильно ударила по кошельку. Все надеялись, что ограничения, которые только что отменили на Корфу, помогут острову вздохнуть широкой грудью. Но пока что денег катастрофически не хватало. Бензин дорог, машину содержать дорого — а ведь еще и жить надо на что-то! Жена требует новой одежды, дочку тоже обувать-одевать, и поесть надо, и немного выпить — как жить дальше?!

Георгиус оглянулся и тоже замер, не в силах что-то сказать. К стоянке шли две девушки, таща за собой обычные чемоданы на колесиках. Одна красивая, стройная, черненькая, похожая на гречанку, но не дотягивающаяся до нее размерами. Все гречанки полнотелые, крутобедрые, есть по чему похлопать и за что подержаться. Эта же — пигалица, как из какого-нибудь американского сериала. Короткие шортики, топик, золотая цепочка с крестиком, смазливая мордашка. Типичная американка, либо еврейка. Что впрочем часто одно и то же.