На пороге Лунёв обернулся и многозначительно поднял палец вверх:

– И слепые прозреют! И хромые пойдут! И мёртвые воскреснут!

Но моё вдохновенное настроение продержалось недолго. По дороге в Москву нелётная погода задержала нас в Ханты-Мансийске. В здании маленького аэропорта было невыносимо холодно, Козубовский созвонился со своим знакомым и мы разместились в здании школы. Ребятишки гуляли на каникулах. В коридорах и классах царила пустота. После сытного обеда вся бригада экстрасенсов собралась в учительской. Узнав об этом директриса упросила Козубовского посмотреть завуча.

Женщина оказалась «классическим образцом» завуча – внешне строгой, с внимательным, цепким взглядом и резкими движениями. Однако бросалось в глаза, что она при ходьбе невольно прикладывает ладонь к правому боку и морщится.

Козубовский оглядел пребывающих в беспечной расслабленности коллег.

– Вот, прошу любить и жаловать – Екатерина Николаевна. Местные врачи направляют её на лечение в областную больницу. Директор попросила нас помочь в определении диагноза.

Чтобы не смущать Екатерину Николаевну большим скоплением незнакомого народа, я предложил Макарову, Лунёву и Козубовскому перейти в её кабинет и осмотр проводить там. По моему мы тогда даже не представились, а сразу «включили внешний антураж экстрасенсов целителей». Лунёв, как подзорную трубу выкручивал середину лба, изображая подключение к работе «третьего глаза», Макаров прищурился и с пыхтением принялся «сканировать» этажи энергетического кокона. Козубовский без церемоний начал искать ладонями зоны возможных патологий. Я же, не поднимаясь с места, тупо воззрился на «очередного клиента».

Екатерина Николаевна терпеливо дождалась пока мы не завершили свои исследования.

– Может вам что-то рассказать, доктора?

Козубовский задал несколько дежурных вопросов, я же сидел на месте с трудом сдерживая зевоту. Лунёв тряхнул головой и заявил:

– Всё ясно! Психосоматический букет Александэра…

– Да что ты говоришь?! – Макаров как «заправский ясновидец» изобразил на пальцах кривую загогулину. – Здесь дефекты, шейного и грудного отделов. Нужно позвонки на место поставить и воспаление убрать!

Я догадался прекратить профанацию медицинского консилиума.

– Екатерина Николаевна, у Вас выписки и направление с собой?

– Да, конечно.

Завуч достала из верхнего отделения стола пачку документов и протянула мне. Местные врачи качественно и совершенно по делу провели лабораторные исследования и установили простой и ясный диагноз хронического холецистита, возможную патологию почечных лоханок и острое воспаление придатков. Не убавить – не прибавить. Читая заключение коллег, я даже обрадовался, что чуть сам не разразился «псевдомедицинской чушью», даже не удосужившись оторвать задницу от стула.

– Екатерина Николаевна, здесь всё предельно ясно описано. В областной больнице Вам проведут соответствующее лечение и назначат санаторно-курортный курс физиотерапии. Если для Вас есть непонятные моменты, то задавайте вопросы.

Екатерина Николаевна вздохнула.

– Да уезжать на два месяца посреди учебного года совсем не хотелось бы. Директору сейчас одной не справиться. Мы и так часть учеников в третью смену перевели. Как продлёнку, конечно. Маргарита Никитична сказала, что вы «чудеса» творите. Вот я и согласилась к вам обратиться.

– Екатерина Николаевна, Вы подождите в коридоре. Мы сейчас посоветуемся с коллегами – что можно сделать.

Мысли мои медленно и тяжело барахтались, не желая разворачиваться в доступные понятия. Я оглядел «коллег».

– Алексей, тут врачу нужно разруливать. Так что давай ты.

Козубовский замахал руками.

– Да ты что! Меня в этой школе как облупленного знают. Я ж в ней последние три класса заканчивал. А Екатерина Николаевна у меня литературу и русский вела.

– Неведомский где?

– Он в аэропорту остался дежурить. – Козубовский нахмурился. – И он не врач…

Я с видом обречённого тяжело вздохнул.

– Ладно, возвращайтесь в аудиторию. И не расходитесь, пожалуйста. Алексей, ты пригласи Екатерину Николаевну.

Всё время разговора с завучем я чувствовал себя старшеклассником, который притворился чудотворцем – притворился неумело и был разоблачён, а теперь так же неумело доигрывал дурную пьесу. Поэтому я начал без предисловий выгораживать и оправдывать свою недееспособность.

– Екатерина Николаевна, даже если применять передовые методы медицины (я сделал акцент на словах «передовые методы медицины») – на это тоже потребуется время, а у нас транзит до Москвы. Вам всё равно придётся проходить длительный курс лечения, а потом и реабилитации. – Мне хотелось выбежать из кабинета и спрятаться от строгого взгляда завуча где-нибудь подальше от школы. – У Вас приступы почечных колик уже были?

Екатерина Николаевна кивнула:

– В последнее время – каждый день. У меня и сейчас в боку сильно колет. Я уже две таблетка «Ношпы» выпила.

– Ну вот… Я постараюсь вам спазмы снять и их не будет недели две. Но лечиться всё равно придётся основательно.

Екатерина Николаевна покачала головой.

– Не утруждайте себя. Я Вас поняла. Тем более, что раздеваться мне не хочется. В школе сегодня прохладно. А я только после простуды.

– Раздеваться не придётся. Садитесь рядом со мной и закройте глаза.

Преодолевая внутреннее сопротивление я как штангист на помосте поднял отяжелевшие руки и кругообразными движениями прошёлся вдоль позвоночника, остановив на некоторое время ладони над областью печени.

«Кошмар какой! Ничего не чувствую».

– Пока всё. Какие ощущения?

В это время в дверь заглянул Козубовский.

– Евгений Васильевич, звонил Неведомский. Наш рейс объявили.

Екатерина Николаевна открыла глаза.

– Боль ушла. Только тяжесть осталась.

У меня возникло впечатление, что Екатерина Николаевна подыгрывает моему желанию поскорее закончить неприятную ситуацию, поэтому говорит только то, что я хотел бы услышать.

– Я сейчас попрошу своего сотрудника сделать для Вас специальный раствор…

Екатерина Николаевна, прерывая меня, подняла руку.

– Пожалуйста, ничего не нужно. – Она встала и подошла к окну. Внизу в ожидании меня собралась вся бригада отъезжающих и что-то громко обсуждала. – Скажите, Евгений Васильевич, а из Серёжи хороший врач получился?

Я с виноватым видом остановился на пороге и у меня наконец-то получилось честно ответить на вопрос:

– Из него может получиться хороший педиатр. Время, конечно, покажет. Но дети его любят.

Екатерина Николаевна кивнула.

– Да. Серёжа никогда не повзрослеет. Всего доброго Вам и… спасибо.

В аэропорту выяснилось, что наш рейс задерживается ещё на два часа, но в город никто не захотел возвращаться. Вся наша бригада «командированных экстрасенсов» столпилась у стойки регистрации, а я уединился у наполовину замёрзшего окна с видом на пустое взлётное поле. Мысли вяло текли. Они несли настроение уныния и постыдных воспоминаний. Но внимание не цеплялось ни за одну из них и весь процесс был похож на нескончаемый поток сточных вод по трубам канализации.

Я услышал знакомый голос. Рядом со мной остановился Неведомский:

– Похоже твоя голова вернулась на место?

Мне ничего не хотелось отвечать. Я так устал, что даже не испытал раздражения, что Жора так бестактно прервал моё одиночество.

– Хватит кормить элементалей скорби своей жизненной энергией. Вон у тебя уже круги под глазами. Пойдём лучше в буфет. Я попросил повариху заварить для тебя нормального чая. Сказал, что ты великий композитор и что у тебя только что триумфально провалился концерт перед местными чукчами. Не поняли они твоей великой музыки. Ладно, ладно, не дуйся. Буфет вон за тем углом.

Он взял меня под локоть и слегка подтолкнул. На сопротивление у меня сил не было.

После первого стакана горячего чая мне полегчало настолько, что я готов был выносить общество Неведомского ещё два часа.

– Ты уже въехал в тему чувства собственной важности?