Ещё меня угнетало бессилие. А что я могла сделать?!! Как поддержать, чтобы не произошло страшное?! Держа в руках то сухую и горячую, то холодную и липкую от пота ладонь Евгения Васильевича, я переживала неотделённость от происходящего. Я как будто была полностью включена в неописуемый поток Живого. Это поток струился, начинал затухать и со слабым взбулькиванием вновь возникал в пространстве моих ощущений.

Я вспомнила как отец пытался завести свой старенький «Москвич». В поисках поздних грибов мы заехали в дебри нехоженого леса. До ночи отец провозился с мотором, но всё никак не хватало искры чтобы «ухватить ускользающий рокот мотора». Я ходила в круге слабого света фар и уже фантазировала как мы медленно замерзаем или погибаем от мучительного голода, как что-то в моторе вжикнуло и он знакомо затарахтел. И ещё капли дождя на стекле в свете фар встречных машин вблизи города. Дождь! Я услышала шум дождя за окнами и отдёрнула шторы. Одинокий фонарь под окном высвечивал капельки осеннего дождя. Они одиноко прилипали к стеклу и потихонечку сливались в ручейки, утекавшие куда-то вниз – навстречу к старой потрескавшейся раме.

Позади себя я услышала тяжёлый вздох с пугающим клёкотом в горле и медленно развернулась в ожидании увидеть страшное… Евгений Васильевич лежал с закрытыми глазами, сомкнутые ладони он держал на груди и силился делать глубокие вдох и выдох.

Мне сначала показалось, но затем с каждым вдохом-выдохом с лица Евгения Васильевича начала уходить мертвенная бледность и маска сильного страдания. Через несколько минут «умирающий» снова забылся. Только забытьё уже не было пугающим. Я ещё мучилась сомнениями, так как «очевидное и желанное» питались моими бурными фантазиями. Но к утру хрипы из лёгких прекратились, жар спал, а забытьё перетекло в обычный сон.

Было что-то около 9 утра, когда на пороге квартиры появился злой и взъерошенный коллега Евгения Васильевича. Он недобро зыркнул на меня и с язвительным сарказмом спросил:

– Ну? Катафалк вызывать?

– Не знаю… Я варю бульон. Евгений Васильевич попросил сварить куриный бульон и приготовить много чая. Я у него тут травы кое какие нашла.

Не разуваясь коллега прошёл в комнату, где лежал Евгений Васильевич, и вскоре вернулся. Он тяжело сел на старый табурет и растёр лицо.

– Я, конечно, всякого видал, но… от Женьки ожидать можно этого всякого. Тот ещё кудесник.

Тогда я не поняла шутил этот человек или скрывал свой страх, но мне было не до чьих-то переживаний. Он был жив! Он был со мной! И это было главным!

Когда я вернулась на кухню. Коллега сидел над бумагами рецептов и что-то нервно писал.

– Вот! Выкупишь в аптеке. Через час поставишь ударную дозу антибиотиков. Хватит на трое суток. Потом повторишь. А это, – он кивнул на рецепты, – будешь давать по написанному. Если что – позвонишь. Телефон я вот тут на обоях черкнул. Мало ли… Вдруг этот чудик опять решит помирать…

Меня вдруг охватил приступ рыданий и я чуть не села мимо табурета.

– Щас-то чего, милая моя?! – «коллега» пожевал губами и «сделал строгое лицо», – «Боржоми» ещё не поздно пить. Ладно, пойду, у меня планёрка. Живите тут, размножайтесь…

Уже на пороге он обернулся и на прощание подмигнул:

– Павлины говоришь? Хе-е…

В следующие два месяца я неотлучно была рядом с Евгением Васильевичем. На второй день после инфаркта он встал с постели и, шатаясь, сам дошёл до туалета. А ещё через день Евгений Васильевич с моей помощью вышел на улицу. Его выздоровление было не быстрым, но оно было! Сначала мы едва доходили до заборов промзоны, но каждый день маршрут прогулок увеличивался. На прогулках мы молчали. Это меня сильно мучило. Но в один из вечеров, когда мы стояли на мосту через Транссиб, я перекрикивая грохот проходящего поезда спросила:

– И что дальше?

Евгений Васильевич усмехнулся:

– Будем жить… Теперь будем жить…

И уже, когда мы возвращались в «берлогу» (так ЕВ прозвал своё временное жильё), он добавил:

– Потихоньку-помаленьку разберёмся кто есть ху и что за чем…

Разбираться «кто есть ху и что за чем» меня вынудил категорический запрет отца на то, чтобы я встречалась с Евгением Васильевичем. Как выяснилось, «доброжелатели» из числа его бывших партнёров побывали у нас дома и в красках рассказали о «неприглядной деятельности секты», что создал аферист и обманщик. А тут ещё моя старшая сестра организовала бурную деятельность, чтобы вытащить меня из «цепких лап заезжего ловца невинных душ».

Вся эта возня была мерзким, отвратительным фарсом. Даже тех, кого я уже считала друзьями и необыкновенными людьми, устроили какой-то шабаш бесчестной глупости и, как сказал Евгений Васильевич, «опасного мракобесия и банальной алчности».

Для меня это стало поворотным выбором между привычными представлениями о жизни и тем, что я начала считать СВОИМ.

– Тоська, (так меня ЕВ начал называть в период моих метаний и сомнений) ты получила все основные знания Практического Мировоззрения и сама можешь научиться отделять зёрна от плевел. Вспомни, на наших встречах я предупреждал, что получаемые Знания неизбежно потребуют от каждого из участников Проекта своего бескомпромиссного соответствия Им. И не вини родителей, что они заняли «не ту сторону». Со временем и они разберутся. Важно, что ты сама сейчас для себя решишь!

В то время у меня было больше вопросов, чем я получала ответов от Евгения Васильевича. Он всякий раз ответы отправлял меня искать самой. Но среди вопросов, был один особенный: «Как удалось победить непобедимое?». Нет, в больнице, дело понятное, там инфаркты и другие смертельно опасные заболевания уже лечатся. Но именно в те дни моих разборок и попыток расставлять моё понимания мира по своим полочкам, у отца определили злокачественную опухоль надкостницы и он буквально за несколько недель умер в страшных мучениях, так и не помирившись со мной.

– А его можно было спасти?

Евгений Васильевич долго мне не отвечал.

– Не знаю, Тоська. Не только природа рака, но и «банальная» простуда требует внимательного изучения. У каждого заболевшего свои причинно-следственные связи.

– Но как тебе удалось справиться с инфарктом? У тебя ведь инфаркт был?

– Был. Уже второй. После первого я его звоночка не расслышал.

– Второй!!?

– Ситуация повторилась. Всё те же «благие намерения» и не учитывание законов этого мира.

– Каких? Да расскажи же толком! Почему из тебя всё нужно тянуть клещами!?

Я сердилась не на шутку. Смерть отца я переживала очень тяжело. Да ещё мама впала в жуткую депрессию. Она озлобилась на всю медицину. На бездушие и безответственность врачей. Оставлять в таком состоянии я её не могла, но и как помочь ей преодолеть горе так же не знала.

– Не сердись… Если хочешь в чём-то разобраться, то задавай конкретные вопросы. Не перегружай себя лишней, ненужной информацией. Особенно сейчас, когда переживаешь горе и смятение чувств.

Евгений Васильевич помолчал и с каким-то глубинным вздохом продолжил:

– Вот ты рассказывала про мытарства твоей мамы, которая пыталась спасти своего мужа, твоего отца. Что диагностику провели изначально некачественно. Что обезболивающие не хотели выписывать, хотя и диагноз был официально поставлен. И что человек от боли сознание терял…

В первые годы своей врачебной практики я столкнулся именно с таким проявлением. Системным проявлением цеховой поруки и безответственности. Повсеместно! И в клинике, где я работал и, по рассказам моих однокурсников, в других больницах… По началу я попытался хотя бы на своём месте что-то исправить. Например – исходить в своей практике из принципа: лечить не болезнь, а человека. Но меня за «новшества» вызвали на ковёр. Пропесочили, поставили на вид. И, чтобы я не нёс отсебятины в рамках госучреждения, ещё и пригрозили увольнением, а то и лишением звания врача.

В общем уконтрапупили по полной. Заведующий отделением ко мне относился с симпатией, поэтому в доверительной беседе рассказал, что многие молодые врачи через это проходят. Он сам на первых порах пытался революцию устроить. Да его точно так же на место поставили. А на вопрос: «что же делать, ведь участвовать в происходящем – это прямое нарушение врачебной клятвы», – мой шеф посоветовал мне «не спешить» и, типа, «со временем сам разберёшься», «да и не всё так критично, посмотри, мол, в каком обществе живём – люди в основном потребители, давай им волшебные пилюли от болезней, а профилактикой по Семашко, голову им не морочьте» …