Лишь однажды мне удалось услышать некое подобие разговора. Возможно, таким образом проявилась одна из последних вспышек жизни в моём теле. Те знания, которые мне удалось получить подобным образом, отличались от нарочно присылаемых миром.

— Она умрёт? — отчаянное рычание зверя.

— Яна вжо памерла, — тонкий девичий голосок.

— Спаси её! Ты же богиня!

— Я тольки багиня, я не магу вярнуць ёй душу. Тольки яе тело застаецца з нами. Але искра згасне. Агонь здабудзе свой новы посуд.

— Я ненавижу его за те муки, которые он ей приносит! — рычание зверя переросло в вой. — Если не можешь спасти, отпусти! Ты же богиня!

— Я тольки багиня, — глубокий здох девушки выдал её сожаление. — Всёму свой час. У кожнага сваё прызначенне. Яна и я — мы абедзве всяго тольки ратуем свой свет.

— Когда ты получишь своего дракона, она будет свободна? Мы сможем уйти? — он умолял, явно надеясь на чудо.

— Ды, зразумей жа, кот! Яе больш няма з нами! Табе няма каго кликаць за сабой. Цябе больш нихто не пачуе. У маих руках тольки тело, якое павинна падарыць нам выратаванне. Пасля гэтага яго чакае магила пад калинавым кустом и вечны упакой.

— Спасти мир…Ну, что же, я подожду. Я не могу оставить её. Пусть даже если она никогда больше не услышит мой зов, калиновый куст сможет приютить нас обоих.

— Хай будзе па тваим, — покорно согласилась девушка принять его добровольную жертву.

С этого мига слова, похожие на шелест листьев более не достигали меня. Но я успела понять, что никто не знает о моём присутствии у тела, даже сами боги. Проникшие в меня знания были случайными волнами, которые самовольно проплывали вблизи моего тлеющего сознания. Поэтому они были так разрознены и порой бессвязны. То виделся скучающий юноша в брахате и шелках, с хитрыми, вороватыми, всё же удивительно умными глазами и ехидной улыбочкой. Его осаждали толпы просителей в мантиях или же в рванье, а он с тоской вглядывался вдаль, не решаясь покинуть ступеньку трона, на которой обычно сидел, окружённый разномастыми советниками, похожими на мудрецов и магов. В других видениях мне являлись бесконечные дороги, пыль на которых сбивала сапогами хрупкая девица с решительным, дерзким взглядом и её спутник — худой, неприметный мужчина в сером балахоне с живыми, яркими глазами. Иногда, очень редко, я видела перекошенную избушку и в ней двух стариков, колдующих над травяными настоями, способными вылечить от хворей их неимущих соседей.

Я понимала, что не случайно приходят ко мне эти призраки — я всех их знала когда-то при жизни. Но жизнь закончилась и память упорхнула, оставляя меня в равнодушном неведеньи. Только один продолжал волновать меня, только его рычание вызывало зябкую дрожь в душе, не успевшей раствориться во мраке. Он ещё не знал, но я уже понимала, что отзываюсь на его зов, что не хочу оставаться одна в пустоте небытия. И когда пришёл срок, мой дракон покинул меня, душа услышала призывный вой:

— Верна!

И я шагнула за ним следом, проскользнув в разлом пространства, на бесконечную дорогу теней, не имеющую конца.

Эпилог. Мирра.

Убью я когда-нибудь эту вредную мелочь, и пусть меня после повесят, сожгут, по ветру развеют! Самое неприятное, что сам себя втравил в это гиблое дело, но легче от этого не становится. Главное, какая несправедливость судьбы: родители сего несносного чада благополучно умыли руки, оправдавшись, видишь ли, тем, что умерли. Знал бы о грозящей моей шее этой гире неподъёмной, так первее всех в ящик бы запрыгнул и крышкой прикрылся, чтобы вытаскивать обратно не придумали. Конечно, можно было бы сбежать по тихому пока за руку не поймали, но я же наивный идиот подумал, будто счастье-богатство, наконец, привалило. А на самом деле, оно меня подстерегло, поймало и по рукам, да ногам спеленало. Теперь сижу, не дёргаюсь, о бедности и свободе мечтаю.

Когда королева пропала, я даже не расстроился особо, а нужно было, да что теперь-то начинать волосы на голове рвать. Тогда-то я с первого взгляда понял: Верна — не жилец совсем, хоть и дракон. Всё она дёргалась, всё металась. То овечкой прикидывалась, то огненную леди из себя корчила. То любила, то ненавидела. При таком раскладе, да ещё и будучи столь ценной для всех фигурой, вряд ли бы она отмерянный век продержалась в своём уме и при здоровье. Поэтому я и клятву верности без опаски ей дал, надеясь, что недолго служить придётся. А вот же попал, так попал, считай, на всю оставшуюся жизнь. И ладно бы советником, а то нянькой самого вредного дитяти на свете. Попал, конечно, не сразу. Вначале-то я поиском занялся, больше для вида, но всё же приходилось суетиться. Напомнил всем, что брательником её законному супругу прихожусь, да и при королеве не последним человеком состою. Зачем выставлялся, теперь вот спрашивается! Ага, конечно, хотел тёпленькое местечко при дворе себе заполучить, и заполучил, конечно, на свою голову. Мудрецы с магами под шумок на меня все государственный дела и свалили, потому что у меня единственного их бесконечные споры разрешить получалось. К тому же, с Гором по-прежнему приятельствовал. Ума хватило не рассориться с драконом, что давало возможность сохранить заключённый союз после исчезновения его кровной родственницы. Крылатые хозяева признали меня её представителем, следовательно новых волнений с их стороны избежать удалось. Особенно этот союз окреп после того, как наши эскулапы раненого дракончика вылечили и в строй возвратили, что не мешало ему частенько навещать столицу, пугая честных граждан своими истеричными приветственными криками. С нелюдями я тоже худо-бедно договорился по старому принципу, который издавна исповедовал: я их не трогаю, а они меня.

Сначала даже, было, решил, что совсем неплохо устроился, но потом выяснилось самое неприятное: будучи временным главой новорождённого союза я должен ещё и работать, словно проклятый. После того, как впервые отсидел задницу в приёмном покое, разбирая дела просителей, взвыл почти по-звериному. При таком раскладе коту, практически уже мертвецу, можно начинать завидовать. Он хоть и со смертью на горбу по земле таскается, зато свободный, как ветер, и вкалывать ему совсем не обязательно, потому что его и так за жуткие глаза все подряд кормят и лелеют. Жаловаться же ему, как и мне, не на кого — тоже сам напросился, дурак. Сначала придумал такую глупость, как влюбиться, а потом из-за этого умереть. Скучнее истории и быть не может. Но я готов даже с ним поменяться, только бы избавиться от своей хлопотной жизни, которую теперь лишь заклятому врагу и пожелаю.

Это же что удумали, гады! Сделали меня ответственным за всё и про всё. Сначала организуй им восстановление городов после драконьего погрома. Хорошо, что я про стражей вспомнил, так быстренько их к делу припряг. А уж за их работой драконы добровольно наблюдать принялись, от скуки, наверное, что крайне хорошо сказалось на производительности труда Конрадовых бездушных головорезов. Потом пришлось разрешать спор мудрецов с магами о судьбе лесовиков. Что-то меня в этом народе смущало, чувствовал не то, чтобы опасность, а нечто инородное, странное и неприкасаемое. Но и открыто принять сторону магов тоже казалось неправильным. Мудрецы начнут мне козни строить, подлым бунтом грозить. К тому же, не всех ещё сподвижников братца удалось разыскать и обезвредить. Именно поэтому приходилось чаще оглядываться и избыточной доверчивостью не страдать, опасаясь случайного ножа в спину от лучших друзей. Хорошо хоть лесовики сами избавили меня от столь щекотливой дилеммы. Исчезли из темницы, словно никогда туда не попадали. Сколько потом не расследовали, так выяснить и не удалось, куда они все подевались и каким, собственно, образом. В общем, с согласия драконьего вождя Гора, инцидент с лесовиками единогласно решили предать забвению. Самое странное, что это предложение исходило как раз от оскорблённой их действиями стороны, то есть от драконов. Впрочем, моё дело — союз не разрушить, а драконьи странности, честно говоря, абсолютно до фонаря.